Хэллоуин, 1958
Тогда Ричи понял, что это было. Ему всегда нравилось быть немножко влюбленным в кого-то — на самом деле, у Ричи был миллион таких влюбленностей. Возможно, и не миллион, но много. Определенно много. Он мечтательно засматривался на Беверли и Билла тем летом, когда они все начали общаться, в основном, об убийце? Точно, тот парень, боже, как же его звали? Он постоянно издевался над Ричи, и запугивал всех остальных, и казалось, что Бауэрс окончательно слетел с катушек. Генри Бауэрс! Точно. Странно, что он забыл это. В любом случае, тем летом, которое было одновременно лучшим и худшим в его жизни, он, как и другие, влюбился в Бев — ничего удивительного. Но потом он заметил Билла. Да, конечно, они были друзьями целую вечность, и да, Ричи всегда любил Билла, но каким-то образом это чувство стало чем-то большим, чем просто дружеская любовь. Но хэй, кто может обвинить парня, который покрывается испариной, когда самый красивый и крутой парень из всех, кого он знал, вытаскивает тебя из когтей смерти и везет на своем велосипеде в безопасное место? (Когти смерти? Наверняка, что-то связанное с Бауэрсом. Скорее всего, Ричи блокировал это воспоминание, потому что не мог вспомнить его до конца, и что-то сильное внутри него говорило, что он и не хочет вспоминать). Странно, но эти кульбиты в сердце, которые случались каждый раз, когда Билл был поблизости, не удивляли и не беспокоили Ричи. Так что Ричи просто наслаждался этим, неважно — Билл, Бев или кто-то еще. Это было весело и делало жизнь интереснее, к тому же, было приятно чувствовать теплоту в груди каждый раз, когда Бев шутила над его пародиями с хитрой улыбкой на лице, или когда Билл спрашивал его мнение о чем-то так, будто оно значило — значило для самого крутого и умного парня, которого он знал! Спустя некоторое время, Ричи начал замечать и других людей сквозь эти розовые очки детских влюбленностей. Стэн был настолько серьезным, что это было даже привлекательно в каком-то смысле — Ричи не особо это понимал, но когда Стэн игнорировал дурацкие выходки Ричи, это только заставляло его стараться сильнее и смотреть, как отреагирует Стэн. И Майк был таким очаровательным ботаником, но в то же время, он казался взрослее всех, что определенно поразило Ричи. Возможно, противоположности и правда притягиваются, иначе как объяснить, что его тянуло к таким, как Стэн и Майк? Ричи обращал внимание и на других детей в школе, например, в коридорах или школьном дворе. Чувства приходили и уходили, обычно они не задерживались больше, чем на пару недель; иногда он даже влюблялся в нескольких людей сразу. В одну неделю он целый урок пялился на загадочную новенькую — Джуди; на ланче он не мог отвести глаз от Ника, который надирал всем задницы в любой игре; вечера он проводил с Биллом; а по воскресеньям он строил глазки девчонке, которая всегда стояла рядом с его семьей в церкви. Ричи не чувствовал, что это плохо — быть влюбленным во всех этих людей сразу. Он видел их в другом свете. Никому не было дела до того, что, когда Джуди была погружена в свои мысли, она очаровательно грызла кончик ластика на своем карандаше, затем смотрела на него удивленно и через пять секунд повторяла все снова. Никому не было дела до того, что Ник был хорош не только в спорте — еще он был невообразимо добрым и чутким. Однажды он заметил, что Ричи пристально за ним наблюдает во время игры и пригласил его присоединиться (Ричи понятия не имел, во что они играли, на самом деле, он следил не за самой игрой) с такой искренней доброй улыбкой, что Ричи моментально потерял дар речи. Так что нет, Ричи не беспокоило то, что у него было так много влюбленностей. Это было безобидно, пока ты не начинал что-то с этим делать. Но потом появился Эдди, и Эдди был другим. Это началось тем же летом, но это настолько отличалось от чувств к Бев и Биллу, что поначалу Ричи даже не понял, что происходит. Это было немного печально и пугающе, и Ричи не нравилось чувствовать эти эмоции по отношению к другу, так что он усиленно старался игнорировать это — как и любую другую назойливую мысль, что постоянно крутились у него в голове тем летом. Но ему пришлось признать это на Хэллоуин. По какой-то причине, никто из его друзей не хотел ходить и собирать сладости в соседских домах. Никто не произносил этого вслух; нет, они отмазывались: «это фигня для детей», и «там чертовски холодно», и «никто здесь не дает хорошие конфеты». Но все понимали, что причина не в этом. Бев, Бен, Билл и Эдди пришли к Ричи домой, когда улицы начали заполняться детьми в разноцветных костюмах с мешками для конфет наперевес. Комната Ричи была сущим свинарником, как и всегда, но все уже привыкли к этому. Ричи включил музыку, и они сыграли пару раундов Yahtzee. Потом Бев захотела сыграть в Монополию, и Билл с Беном — ну и сюрприз — сказали, что это отличная идея. Иногда они втроем смущали Ричи. То есть этот маленький любовный треугольник никого не беспокоил, хотя должен был, так что Ричи переживал за всех сразу. Кому-то предстояло сделать решение, и кому-то от этого будет больно. Ричи не хотел проигрывать в монополию после оглушительной победы в Yahtzee, так что он с Эдди лежал на кровати, читая комиксы, краем глаза наблюдая за Биллом, Бев и Беном, пытающимися просто играть в дурацкую игру, скрывая за ней вороватые взгляды друг на друга. Эдди прислонился спиной к стене, и Ричи, просто чтобы поиздеваться, разлегся на спутанных одеялах и положил голову на бедро Эдди, не придавая этому особого значения. — Хэй, Ричи? — Эдди говорил тихо, хотя никто не обращал на них внимание. — Че как, док? Он ждал, что Эдди ударит его или скажет, что его импровизация отстой, но — Ты помнишь что-нибудь об этом лете? Ричи думал, что они все понимали — лучше не говорить об этом. Он не знал, зачем им понадобилось это негласное соглашение, не знал, что они могли прятать от самих себя, но он просто знал, точно так же, как он не хотел помнить. Но он всегда подозревал, что Эдди первым заговорит об этом. Бедного парня научили, что буквально все на земле — угроза для его здоровья, так что если бы у него случились провалы в памяти, Эдди наверняка бы подумал, что с его мозгами что-то не так. Только поэтому Ричи сжалился над ним и заговорил нормальным голосом, прежде чем внутренняя Соня Каспбрак смогла бы запустить в Эдди свои когти. — Не особо. Никто не помнит. Мы все стали старше своих лет, типа, лет на семьдесят. Звучит страшно, но не беспокойся об этом. — В смысле «не беспокойся об этом»?! Ричи был уверен, что если бы Эдди не пытался быть тихим, он бы взвизгнул. — Ну, я имею в виду, у нас у всех так. Если спросишь Билла, он скажет то же самое: он ничего не помнит. И если Билл ничего не помнит, и он в порядке, то и ты в порядке тоже, окей? Эдди успокоился — даже упоминание Билла творит чудеса. — Но..были какие-то вещи, которые я бы хотел вспомнить, — Эдди заговорил еще тише, — я точно не знаю, что за вещи, но знаю, что не хочу их терять. Внезапно, размытый силуэт похороненного воспоминания промчался сквозь память Ричи. Эдди сделал что-то храброе, не так ли? Ричи не мог вспомнить, что именно — но это было что-то настолько смелое, и потрясающее, и удивительное, учитывая, что это был Эдди Каспбрак, что это изменило жизнь Ричи. (И, возможно, спасло). Она изменилась, потому что теперь Ричи смотрел на Эдди так, будто он был особенным. С такими, как Билл, все было понятно — никто не отрицал, что он красивый, умный и талантливый, и его заикание не будет стоять у него на пути до конца жизни. Но Эдди Каспбрак был из тех, кто кажется слабым, маленькой плаксой, и Эдди не пытался переубедить всех. Но на самом деле он был смелым и преданным. И его не волновало, знает ли об этом кто-то. Он просто был таким. Ричи тоже плакал, когда Бауэрс со своими дружками избивали его после школы. У него были комплексы насчет своих очков, точно так же, как у Эдди были комплексы по поводу своего роста. И он был чертовски напуган. Он пытался не подавать виду, но ему казалось, что люди уже наклеили на него ярлык труса. Он подражал Биллу, потому что Билл был умным, сильным, смелым и крутым, не прилагая каких-то усилий. Но когда Ричи понял, что Эдди тоже храбрый, он посмотрел на Эдди другими глазами. Как будто до него дошло, что можно быть слабым и плакать иногда, но при этом можно быть кем-то другим, кем-то лучшим, и признание людей не было важным. Окей, мир не знал, каким на самом деле был Эдди Каспбрак, но когда мир вообще что-то знал? Ричи знал, и этого было достаточно. И чувство, которое пришло с этим осознанием, было настолько сильным, что оно запустило сердце Ричи как дефибриллятор. Это было чем-то другим. И теперь Ричи очень беспокоило то, что его голова лежит на бедре Эдди. — Ричи? — тихо позвал Эдди. — Да? — Ты ведь понимаешь, о чем я говорю. Это даже не было вопросом — просто утверждение. Он хотел сказать «конечно, я понимаю, Эдс», но в действительности он сказал: — Что именно ты хочешь вспомнить? Он не хотел знать. Не хотел говорить об этом. Он знал, что безопаснее просто оставить все эти воспоминания, неважно — хорошие или плохие. Но он хотел знать, какие моменты были значимыми для Эдди. Пожалуйста, пусть это буду я. Он никогда не чувствовал себя так раньше с другими людьми, которые ему нравились. Он никогда не чувствовал, что весь мир зависит от их чувств к Ричи — заботились ли они о нем, или хотя бы просто замечали. Ему нравилось любить издали. Но это не было похоже на чувства к Биллу, Бев и другим. Со всеми остальными его сердце билось спокойно, все было приятным и теплым. Но Эдди — не все. Эдди — кто-то. И это не было приятным и теплым. Это было пугающим, важным и грустным. И Ричи не променял бы это ни на что. Он бы цеплялся за это до конца. Он хотел любить Эдди до смерти, даже если Эдди не ответит взаимностью. Ему казалось, что это предназначение его сердца. И несмотря на то, что в целом все это было малоприятным, он был рад, что Эдди может так переворачивать его жизнь. Он не хотел, чтобы у кого-то была такая власть над ним, но это должно было когда-то случиться — хотя сперва он думал, что это будет кто-то другой — но он был рад, что это Эдди. Он не хотел, чтобы кто-то другой заставлял быть грустным, полным надежды, верным и неверным. Эдди заслуживал этого. Заслуживал быть центром чьей-то вселенной. И Ричи бы с гордостью сделал то же самое для него. — Я хочу вспомнить всех нас, вместе. Это не было «тебя, Ричи», но, по крайней мере, он был одним из шести людей, о которых Эдди заботился больше всего. И пока этого было достаточно.***
Canal Days, 1959
Тогда они впервые поцеловались. В Бэсси-парк была ярмарка, отмечающая семидесятипятилетие канала в Дерри, и они все были там весь день, катаясь на горках и наслаждаясь летней свободой. Казалось, что прошла вечность с прошлых летних каникул — как будто прошлого года и вовсе не было — и клуб неудачников упивался ими сейчас. Ричи видел всех, но в разное время и в разных местах (как Кларк Кент и Супермен), и это был один из лучших дней в его жизни. Эдди был там, и, пожалуй, это было важнее всего. Несмотря на то, что чувства Ричи к Эдди вгоняли его в тоску, Ричи по-прежнему был рад им и хотел посмотреть, что из этого выйдет. Было забавно находить поводы, чтобы коснуться Эдди, и подколоть его, и провести время только с ним, без остальных неудачников. Странно, но Эдди особо не протестовал, когда Ричи крутился вокруг него. Ричи даже убедил Эдди вернуться после ярмарки к нему домой. Они сидели на кровати — и Ричи понятия не имел, как он это провернул, ведь последние девять месяцев он пытался быть рядом с Эдди и иногда было сложно найти повод без риска разоблачения. И черт знает, как, но Ричи даже уговорил Эдди поцеловать его — и Эдди, скорее всего, не заметил, что Ричи слишком нервничал, чтобы наклониться вперед, потому что именно он поцеловал его. И еще раз. И еще. Это был хороший день, и все шло так, как хотел Ричи.***
Весна 1960
Тогда Ричи переезжал. В Дерри часто были дожди, но этот день был предательски солнечным и ярким. Это было как огромное «пошел ты, Ричи», будто мир говорил ему, что его проблемы не стоили ни цента — на улице светит солнце, и никому нет дела, что он уезжает из Дерри, и его мир разваливается на части. Он провел свое последнее утро с неудачниками (кроме Бена, который уже уехал несколько месяцев назад), и он провел последний час с Эдди. Они не целовались с тех пор, как Ричи узнал, что переезжает. Как будто они оба согласились поставить все на паузу, чтобы сделать прощание не таким болезненным. Но разницы никакой не было. Это все равно ощущалось как гребаный конец света. Эдди был смелым. Ричи ценил и благодарил его за это, потому что это заставляло его все принять. Они сидели в пустой спальне Ричи, но это было слишком грустно, так что они вышли к качелям во дворе, на которых Ричи больше не качался — они оставались тут только потому, что у семьи, которая въезжала в этот дом, были маленькие дети. Ричи не мог вспомнить, о чем они говорили в последний раз. Между ними висело молчание — никто не знал, что сказать. Потом вышла мама Ричи и сказала, что Эдди пора идти, и это что-то изменило. Ричи почувствовал это в Эдди точно так же, как в себе. Но он не хотел ничего говорить первым, он не хотел ничего испортить. Эдди встал с качелей, и Ричи повел его к улице. Когда они дошли до конца живой изгороди и увидели велосипед Эдди на передней лужайке — велосипед, который увезет его от Ричи навсегда — Эдди сломался. — Ричи, нет, — он задохнулся и повернулся к Ричи, отчаянно хватая его руку. Ричи потянулся в тот же момент, толкая Эдди в тень между изгородью и домом, целуя его в последний раз. Ричи отстранился и печально улыбнулся. — Мы могли бы так преуспеть в этом, — мечтательно протянул он. — Ты и так достаточно хорош, — Ричи удивленно поднял брови. Эдди обычно не признавался в таких вещах, точно зная, что Ричи будет припоминать ему это до конца жизни. — Еще лучше, и это станет опасным. — Опасным? Осторожнее, Эдди, твоя внутренняя Соня показывает свою голову. Эдди посмотрел ему в глаза, и Ричи знал, что он хотел поцеловать его снова. Но потом Эдди задумался об этом, и Ричи не собирался делать все сложнее, чем есть. Эдди обнял Ричи, позволяя объятию длиться немного дольше обычного. — Не плачь, Эдс. — Я не плачу, — солгал Эдди, — и не называй меня так, придурок. Сколько можно. Ричи притворился, что не замечает, как намокает его футболка, и прижался щекой к голове Эдди. — Я просто..мы забудем все это. Эдди наконец озвучил этот ужасный страх, который преследовал их обоих, с тех пор, как они узнали, что Ричи переезжает. Забыть все, что было — даже хуже переезда. Хотя некоторые вещи действительно лучше забыть, но точно не это. — Как Бена. Эдди кивнул. — Точно, — его голос звучал раздраженно, — я весь день пытался вспомнить его имя. Он был нашим лучшим другом, потом он уехал из Дерри, и теперь иногда я даже не могу вспомнить его имя, — он сжал Ричи сильнее. — Ричи. Он замолк, но Ричи знал, что он хотел сказать, и почему он не сказал это. Он не хотел просить Ричи давать обещания, которые он не сможет сдержать. — Мое сердце не забудет, — сказал Ричи. И это было обещание. Он знал это, как знал то, что его мозг сотрет эти воспоминания. Он знал это, как знал то, что они все пообещали что-то летом 1958, и он собирался сдержать это обещание, даже если не хотел, даже если не помнил, что пообещал. — Даже если мой чертов мозг слетит с катушек, когда я уеду, мое сердце не забудет тебя, Эдди Каспбрак. Я обещаю. — Надеюсь. Ты разрушил мою жизнь. Ричи захватил Эдди медвежьей хваткой, пока Эдди не рассмеялся и не попытался освободиться. — Ладно! Ладно! Слезь с меня! Ричи обнял Эдди одной рукой и повел его к фасаду дома, к ослепительно-жестокому солнцу. Эдди обнял Ричи еще раз и пошел к своему велосипеду без оглядки. Ричи был уверен, что он хотел закричать «не заставляй меня делать это, Ричи! Не заставляй меня садиться на этот велик и уезжать от тебя!» Но Эдди был чертовски смелым, хотя об этом знал Ричи и еще пара человек, и он ничего не сказал. Ричи развернулся и пошел ко входу в дом, тоже не оглядываясь. — Ричи! Ричи развернулся, чувствуя, как его сердце рикошетом проносится по всему телу, как будто вместо сердца у него мячик для пинбола. Эдди стоял на лужайке с полуоткрытым ртом. — Я знаю, — усмехнулся Ричи. — Я думаю, я люблю тебя тоже. Лицо Эдди озарилось, и Ричи бы не удивился, если бы Каспбрак взлетел. Ричи чувствовал, что просто обязан спародировать кого-нибудь в качестве прощания, но его горло моментально пересохло, а за глазами было горячее колючее давление, которое не позволило ничего сказать. Так что он поднял руку к губам, поцеловал кончики пальцев и послал поцелуй в сторону Эдди. Эдди улыбнулся и закатил глаза, но Ричи видел, как по его лицу текли слезы. А потом Эдди сел на велосипед и уехал. Спустя неделю Ричи не смог его вспомнить.***
4 июня, 1985
Тогда Ричи снова вспомнил. Логично, что его последние воспоминания о неудачниках были последними вернувшимися, но также это было нечестно. Он ничего не мог поделать. Эдди уже не было. На этот раз навсегда. Но возможно, это был подарок, думал Ричи. Небольшая награда. Вспомнить в последний раз, находясь в обратном самолете до Лос-Анджелеса. Если бы он вспомнил еще в Дерри, он уверен, он не смог бы уехать. Эдди все еще был где-то там, внизу, и Ричи не вытащил его, но он бы остался. Ему бы ничего это не дало, возможно, он бы сразу же забыл Эдди, но, по крайней мере, он был бы там. Но воспоминания вернулись только тогда, когда он уезжал из Дерри, и он знал, что к тому времени, когда он будет в Калифорнии, они начнут исчезать. Это было больно, но слава богу, он смог вспомнить. Было бы слишком жестоко — пройти через все это и не вспомнить, что он любил Эдди Каспбрака, и полюбить его еще больше, пусть даже на пару минут, прежде чем все это снова уйдет. Эдди, который был таким храбрым. Эдди, которым жертвовал всем для них снова и снова. Эдди, который смотрел на этого долговязого, четырехглазого Ричи со смесью уважения и изумления, будто Ричи на самом деле был кем-то. Эдди, который думал, что Ричи — смелый. Эдди, который поцеловал его, потому что Ричи слишком нервничал. Эдди, который откинул все свои самые глубокие страхи, признаваясь самому себе, что ему нравится Ричи. Ричи подался вперед на своем сиденье, обхватив голову руками, и плакал всю дорогу до дома. И к тому времени, когда он приземлился в Лос-Анджелесе, он не помнил ничего из этого. Но он хранил это второе обещание точно так же, как и первое. Ричи не знал этого, но его сердце никогда не забыло Эдди Каспбрака.