Часть 1
16 сентября 2017 г. в 14:59
Сидя в оружейной, он вертел в руках конверт от Хэтти, даже не догадываясь, что там. Эта женщина непредсказуема, поэтому содержимым может быть как напоминание о несданном отчете, так и поучительное стихотворение, например, на персидском. Знанием этого языка Дикс похвастаться не мог, как и про бумаги вспоминать сегодня не желал, ведь ему придется описать всю-всю ситуацию с Моникой, вышедшую из-под контроля по его вине. От упоминания о ней на грудную клетку будто снова начал давить груз последствий, свалившихся на все его тело, включая голову. Да уж, он совершенно не в порядке, как заверял в этом свою напарницу еще несколько минут назад…
Вопреки своим опасениям, в конверте Марти нашел не стих, и даже не бумаги по очередному делу, а одну-единственную фразу:
«Солнечный свет и черный порох».
От этих слов, кажется, впервые его день светлеет, словно то самое солнце достает до самых мрачных моментов произошедшего и греет-греет-греет своим теплом, хоть на душе по-прежнему гадко, теперь уже вдвойне.
Легко ли ему было вжиться в роль Макса Джентри?
Да. Безусловно, да. Чего тут сложного? Сначала это всегда так просто — притворяйся кем-то другим, называй его своим альтер-эго, играй плохиша, соблазняй, твори беззаконие ради добра. Это можно даже, пусть и с натяжкой, назвать отпуском, во время которого дозволено все. И такие каникулы Диксу выпали не впервые.
Но именно сейчас что-то пошло не так. То ли он неправильно уяснил, кем же является Моника, и ошибся, оступился, натворил таких дел, что повезло еще расхлебать их благодаря бюро, и все остались живы. То ли Марти окончательно осознал глубину пропасти, в которую угодил, в момент, когда в наушнике услышал голос Кенси. И было бы проще, злись она или обижайся, ворчи, ругайся, только не отреагируй так спокойно и язвительно, с привычной насмешкой, коих ему не хватало. Она даже умудрилась вынудить его расхохотаться. А Диксу хотелось кричать.
Понимание, что его напарница никогда откровенно не признается в боли и том, что что-то задело ее и обожгло, пришло к нему не недавно, оно появилось еще где-то в период их второго совместного задания. И теперь наличие его терзало Марти вдвойне. Ему бы проще было извиниться, признать, что не только Макс Джентри свинья, но и, отчасти, он, когда притворяется кем-то другим, но проблема не озвучена, значит, ее нет, как и повода просить прощение. А раскаяние сейчас вполне уместно.
Впрочем, эта миссия под прикрытием заставила его осознать многое.
Хотя бы то, что раньше подобная работа не вызывала у него проблем. Все проходило гладко, ну насколько это может быть у Дикса, и под маской другого человека — чаще всего изворотливого ужа — невозможно было разглядеть его — Марти, со всеми эмоциями и мыслями — а каждое задание неизменно заканчивалось успехом.
Но теперь… теперь же целовать другую даже под личиной Джентри было до того противно и невыносимо, что ему хотелось снять с себя кожу заживо и попытаться вывернуть ее наизнанку, только бы исчезли ощущения прикосновений губ Моники. Такие безразличные и неживые, предназначенные Максу, и жаль, что получал их Марти.
Всему мешал страх. Боязнь осуждения и разочарования Кенси, забивающая рецепторы, мешающая чувствовать что-либо еще, и превратившая Дикса в крота, вдобавок к слепоте еще и глухого, да к тому же загнанного в угол.
И как он только упустил момент, когда его напарница стала для него кем-то большим? Нет, это вполне очевидная метаморфоза — они доверяют друг другу жизни. Вон Каллен и Сэм и того ближе, с взаимопониманием с единственного вдоха или мимолетного взгляда, и даже годовщины работы в паре отмечают. Но у них с Кенси все иначе.
Их связь другая. Противоестественная, запрещенная, инородная, и наличие ее отрицать бы, вот только даже вездесущая Хэтти прознала о чем-то особенном между ними, раз в послании отправила ему лучик надежды, способный хоть как-то улучшить сегодняшний день.
Марти Дикс не до конца уверен, что влюблен. Да и Макс Джентри или любой другой персонаж из его жизни под прикрытием не поможет осознать это. Вообще никто не поможет. Но ему достоверно известно лишь одно — когда-нибудь он всерьез и по-настоящему поцелует Кенси. Да-да, ее, не Ферн. И попытается впитать в себя как можно больше солнечного света и черного пороха, надеясь, что после этого ее радужки, одна из которых с таким уникальным родимым пятном, не потемнеют от гнева.
Ну а пока Дикс будет и дальше катать языком по небу желчную горечь сегодняшнего досадного провала, проводником к которому он являлся, собственноручно запустив ситуацию до критического и катастрофического уровня, и корить себя за очередное вранье для Кенси.
Еще пару минут назад они убеждали друг друга, что у них все в порядке. Вот только Марти ни черта не в порядке, пусть ему и понятно, что своей ложью во благо, играя Макса Джентри, он спас множество жизней людей, которым нет абсолютно никакого дела до того самого Макса, да и до Дикса — тоже.
Впрочем, это взаимно. Единственный человек, чьи чувства его волнуют и что-то для него значат — это та, кто пахнет солнечным светом и черным порохом, двумя его любимыми вещами.
Его напарница. Кенси Блай.
Женщина, с которой, как он надеется, ему никогда не придется играть кого-то другого. Немного странная, закрытая ото всех, невероятно сильная, но умеющая быть ранимой и уязвимой.
Именно об этом Хэтти хотела напомнить ему, подарив чуточку тепла. И Марти Дикс постарается никогда не забывать об этом ни под прикрытием, ни после приведения в действие своего безумного плана с поцелуем, зная, что за это Кенси вполне может сломать ему нос или, для разнообразия, руку. Но эта попытка стоит того, чтобы попробовать, а предвкушение грядущего — лучшее, что случалось с ним за сегодняшний день. Благодаря этому чувству презрение к самому себе отступает, и он снова может начать дышать, улавливая в воздухе оружейной нотки такого знакомого запаха, уже практически развеявшегося после ухода Кенси. Две его любимые вещи. И одна-единственная его любимая женщина.