Моим детям

Давно хотела написать о своей жизни, начиная с самого детства. Хотела, но думала, что вряд ли это может быть кому-то, кроме меня, интересно. Но в разговоре с Таней, моей племянницей, выяснилось, что она хотела бы знать больше, чем ей рассказывала ее мама и моя сестра Эмма. Правда, я не знаю, что Эмма рассказывала, и спросить уже не могу.К сожалению, Эммы уже нет, и другой моей сестры Лины тоже уже нет. Недавно пожаловалась сыну, что порой охватывает такая тоска.Не работаю, много времени провожу одна.Тут и он предложил начать писать.Сказал, что и он мало знает о нашей семье. И вот сижу перед компьютером. У меня журналистское образование, как-никак МГУ факультет журналистики. Писала не только очерки, статьи и короткие зарисовки. 9 лет вместе с мужем работали на Таймыре на радио. Писала статьи в местную газету, рассказы для детей, публицистические материалы. Но сейчас в раздумьях — с чего начать. Наверное, проще с самого рождения. Моя семья — это папа Илья Васильевич Бучковский, мама –Екатерина Львовна Бучковская (в девичестве Огаринская, но обэтом позже) и мы — три сестры Лина (старшая), Эмма (средняя) и я Тала (младшая).Между нами по шесть лет разницы. Родители мои познакомились на Украине. Папа работал в железнодорожной милиции, ловил банды, грабившие поезда.Мама — его вторая жена. Не знаю, почему папа ушел от его первой жены, но с мамой они познакомились, когда папа был уже один. От первого брака у него был сын Володя, о существовании которого я узнала в год, когда папы не стало.Но и об этом позже. Ничего о родственниках папы, родителях, сестрах, братьях и так далее я не знаю, никто никогда не рассказывал, а я не спрашивала. Мамин брак не получил родительского благословения. Мои дедушка и бабушка — евреи. Маме они желали в мужья тоже еврея, а папа был украинец, хотя фамилия Бучковский больше польская. После того, как мама начала жить с папой, а они официально зарегистрировались перед папиной смертью, общение с маминой семьей было прервано. И так продолжалось до начала войны. Мой дедушка — Лейб Гершкович Огаринский, и бабушка- Шифра Абрамовна Огаринская. Перед началом войны папа уже был начальником районного отделения милиции, работал в Харькове и был в звании майора. Уже родились Лина и Эмма, и мама была беременна мной. Когда началась война, мы эвакуировались в Казахстан в город Аягуз Семиполатинской области. Папа приложил все силы, чтобы эвакуировать с нами всю семью Огаринских: дедушка, бабушка, мои тети: Соня с ее дочкой Нелей и Мира.Еще был дядя Исак, брат моей мамы.Он работал на оборонном заводе в Харькове и эвакуировался вместе с заводом. Перемирие состоялось. Но вместе мы в Казахстане пробыли недолго. 26 декабря 1941 года родилась я, ауже в феврале 1942 года моя семья переехала в Москву, куда папу направили на работу в Главное управление МВД, а вскоре и все Огаринские вернулись в Харьков. Немного о моих бабушке и дедушке. Я никогда не видела такой любви и заботы, какая была между ними. Они были зажиточными евреями. У деда была своя мясная лавка. Бабушка помогала ему.И однажды дед рубанул по мясу и заодно по бабушкиной руке, которой она держала мясо. Пальца на правой руке не стало. Но это семейная история, которую со смехом они рассазывали мне.Они постоянно подшучивали друг над другом. Со стороны могло показаться, что ругаются.Но это типичное общение в еврейских семьях. Моя мама унаследовала от них множество присказок, которые всегда к месту применяла в разговорах. Бабушка в старости была очень толстая. Ей тяжело было одеваться самой. И надо было видеть, как мой дед, красавец и в свои за 80, любовно надевал бабушке чулки и туфли. В молодости они часто ездили отдыхать в Крым, были фотографии цветные. Красивые оба. К сожалению, фото пропали, даже не знаю, у кого и когда. Мясную лавку у деда отобрали во времена так называемого раскулачивания. Сначала они жили со своим сыном Исаком и его семьей. У Исака было три сына: Валера, Боря и Эдик. Мое детство — это немецкий домик и сад под Харьковом, где они жили. Дядя Исак работал инженером на Харьковском тракторном заводе. И получил этот дом и сад, как и все начальство завода. Когда умер папа, мама осталась с тремя детьми.Только Лина на тот период была уже взрослой.Эмме было 12,а мне 6 лет. И хотя мама получала на нас большую по тем временам пенсию (папа умер в чине полковника), нас надо было ставить на ноги. Ей было всего 44 года. На лето меня всегда отправляли в Харьков. Сначала к семье дяди Исака. А потом бабушка и жена дяди Исака тетя Фаня поссорились. И бабушка с дедушкой переехали в Харьков к моей самой любимой тете Мире. Она работала директором типографии, не вышла замуж и забрала родителей к себе. В Харькове жила и моя тетя Соня с ее дочкой Неллей. Тетя Соня была врачом.Ее мужа расстреляли в годы репрессий.Нелля закончила консерваторию, вышла первый раз замуж тоже за музыканта, родила Сережу, и я дважды жила с ними на съемных дачах под Харьковом. Как сейчас помню адрес — Зеленый Гай, Подлесная 4. Я до сих пор помню теплые руки бабушки, запах ее обедов, статного деда, который до последних дней читал без очков, и его ласковые глаза. Бабушка умерла, когда ей было 89 лет, дед умер в 91 год. И хотя я ездила в пионерские лагеря много раз, казалось бы, сколько должно быть ярких детских воспоминаний. Но нет, самые яркие, любимые — это мои бабушка и дедушка, и моя любимая Мира. У меня совершенно отрывочные воспоминания о папе. Вот он приехал из командировки, и вся комната пахнет мандаринами, командировка была в Абхазию. А вот он идет через наш двор, высокий, красивый в военной форме.Он идет с работы, а я сижу на скамейке напротив нашего подъезда.Бегу к нему, он берет меня на руки, целует и мы вместе идем домой. О вот он уже в больнице, и я вместе с мамой иду его навещать. На мне и на маме белые халаты. Папа лежит худой, но улыбается. Он был уже смертельно болен.Рак. Ничего не проходит даром.В последние годы папа работал начальником политотдела в МГБ. Его наградные удостоверения подписаны Берией. Много орденов, значок почетного чекиста и орден Ленина. Мама рассказывала, что когда папа приходил утром на работу, стол какого-нибудь сотрудника пустовал. Это значило, что арестован.Конечно нервы, переживания сказались на здоровье. Мы жили в так называемом ведомственном доме на Соколе.Семиэтажный монолитный дом из гранита Здесь жили семьи работников МВД и МГБ. В нашем доме жил писатель Шейнин и его друг Осипов, написавшие известные книги о работе милиции. Все квартиры, за исключением двух, были коммунальными. Две отдельные квартиры были у генерала Павлова и генерала Соколова. У Павлова был в нашем дворе гараж. Одноэтажное длинное строение (барак)занимали дворники и гараж Павлова.В этом гараже он и застрелился, когда начали развенчивать культ личности Сталина. Во дворе рассказывали, что Павлова вызвали повесткой на допрос. Он не пошел, и утром его тело нашли в гараже. Квартиру сразу же уплотнили, было такое расхожее выражение. Семья его вскоре переехала. Папа умер в 1948 году летом, а осенью в дверь нашей квартиры позвонил красивый молодой парень в морской форме. Это был папин сын от первого брака Володя. Он демобилизовался после армии и приехал к отцу, о смерти которого ничего не знал. Мама знала о том, что у папы есть сын. К своей маме он почему-то не поехал, остался жить у нас. Мама его прописала, тогда это было проще, чем сейчас. Жил он у нас несколько лет, пока не женился. К сожалению, близких дальнейших отношений не получилось. Мы долго не виделись, а встретились на похоронах моей мамы. Сейчас я даже не знаю, жив ли он. Я многого не понимала в свои шесть лет, когда умер папа. И, наверное, поэтому мое детство было счастливым. Много лет нас опекала папина контора. Кроме положенной полковнику пенсии, а она была вполне достаточной, меня каждое лето отправляли в Рузу в пионерский лагерь для детей работников МВД и МГБ, были билеты в театры и на елки. И еще в нашем подъезде жила семья папиного друга Моховы. Дядя Митя, папин друг, всегда нам помогал. В год, когда папа умер, я осенью пошла в школу.Мне было шесть лет, а тогда брали только с семи. Но мама попросила, и взяли с условием, что при плохой учебе отправят домой. Я семь лет училась только на отлично. Сбавила обороты в восьмом классе, когда объединили школы, и мы стали учиться с мальчишками. Дело было не только в этом, появилась математика, с которой у меня никак не получалось взаимопонимания. Но школу я все равно закончила хорошо. Учиться было интересно.Вся жизнь проходила в школе и в Доме пионеров. Я не увлекалась спортом в школьные годы, но кружки: драматический, хоровой, школьный оркестр, где я была барабанщицей –все это было. И была замечательная учительница по литературе. Каждого писателя или поэта школьной программы мы постигали с помощью театральных постановок.Брали костюмы напрокат, и Алевтина Михайловна ставила с нами спектакли. Именно благодаря ей я люблю литературу. К сожалению, последний 10-й класс мы были без нее, она болела.Пришла Лидия Михайловна Балетова, она еще и стала нашим классным руководителем. Желтые страницы старых конспектов, сухое изложение материала.Слава богу, что она преподавала нам один год.Мы ездили навещать Алевтину Михайловну, плакались. Но педагогическая этика была для любимй учительницы превыше всего. Читала я запоем.Всю западную классическую литературу я прочитала в шестом-седьмом классах. Золя, Мопассан, Драйзер, Стендаль, Кронин.И, конечно, наших –Бунин, Макаренко, Пантелеев, Кассиль, Зощенко. Я постоянно ездила в Политехнический музей, где выступали Евтушенко, Вознесенский, Галич, где читали Журавлев и другие.С книгами в моем детстве было не просто.Но в моей коммуналке жили тетя Аня с Сашей, я с ним училась в одном классе. Тетя Аня, как и все обитатели нашего дома, работала в МГБ, где среди прочих привилегий, была и такая, как подписка на книжные издания.Именно ее книги стали для меня богатой домашней библиотекой. В последний год учебы я решила стать журналисткой. Но мечта отодвинулась на целых шесть лет.По тогдашним законам я могла получать пенсию до получения профессии в училище или в вузе.Эта привилегия была для детей, чей отец был в звании полковника и выше. Мама поставила жесткие условия — МГУ журфак — не для тебя, не поступишь. И я пошла учиться в педагогическое училище на дошкольное отделение. Привилегию сняли, когда мне оставалось учиться полгода. Заканчивала училище и работала на полставки в детском саду воспитателем. Училась играючи, предметы были смешные и легкие. Если честно, то кое-какие страницы биографии описывать совсем не хочется. Это мое первое замужество. Хотелось вырваться из дома. Единственное счастливое мгновение из этого брака –это Ляля. Ее детство выпало на мои университетские годы. Ни замужество, ни Лялька не смогли помешать осуществлению моей мечты. Я разводилась и сдавала экзамены в МГУ на факультет журналистики. После окончения школы прошло шесть лет, два из которых я училась в педучилище и четыре года добросовестно отрабатывала диплом в детском саду. Кстати сказать, в годы учебы в училище я могла бы изменить журналистике, если бы, как многие девчонки, мечтала сниматься в кино. Училась я в училище, которое было рядом с мосфильмом, и однажды ко мне подошла женщина и предложила пойти на пробы. Наверное, кто-то не поверит, но я отказалась. Думаю, что сделала правильно. Конечно, за шесть лет многое из школьной программы забылось, и я пошла на подготовительные курсы в МГУ. На удивление моей мамы вступительные экзамены я сдала очень хорошо.При проходном бале 16 из 20,у меня было 18. Выбрала направление радио и телевидения на вечернем отделении. После второго курса в университете требовали у вечерников справки с места работы по профилю. Я уволилась из детского сада и начала работать на радио на Пятницкой в редакции перехват. Наверное, сегодняшнее поколение молодежи даже и не знает, что это за редакция такая. Тогда западная пропаганда вещала на СССР по таким радиостанциям как Немецкая волна, Голос Америки, Радио Пекина, Голос Израиля и другие. Это вещание глушилось, слушать можно было только нелегально.Но главным СМИ страны, руководителям партии и правительства надо было знать, о чем вещают так называемые враги. Специальная служба чистила для нас эфир, а мы выпускали спецбюллетени на разные темы. Именно тогда я узнала фамилии многих диссидентов, за передвижениями и высказываниями которых следило не дремлющее око наших спецслужб. Именно тогда я прочитала всего Солженицина, произведения которого вывезли на Запад и читали по Немецкой волне. Мы давали подписку о не разглашении содержания материалов, но друзьям, конечно, рассказывали. В общей сложности с перерывом в 9 лет, я проработала на перехвате тоже 9 лет. Четыре года пока училась в университете и пять после возвращения с Севера. Север — это огромная и важная часть моей жизни. На подготовительных курсах в МГУ я подружилась с Ольгой Акуловой. Она была моложе меня, но поступала тоже не сразу после окончания школы. Оля поступала на дневное отделение, у нее были обеспеченные родители. Она жила в Жаворонках, в частном доме.В сегодняшнем понимании ее дом не котировался бы, но тогда это был добротный деревнский дом с садом совсем недалеко от Москвы. Оля поступила, наша дружба продолжалась, и на одном из сборищ у нее дома я познакомилась с Чингизом. Он был любимцем всех девчонок не только в группе Ольги, и не только на факультете журналистики. Он жил в общежитии, где жили студенты разных факультетов. В нашей интернациональной кампании были и филологи, и историки, и химики. А национальностей самых разных, причем не только из республик СССР, но и иностранцев: французы, киприоты, болгары, англичане и так далее. Мы часто летом ездили в Переделкино, в нашей кампании был парень, который там жил прямо рядом с писательским поселком. Брали палатки, спальные мешки, жарили шашлыки и пели песни под гитару Володи Арбузова, который учился тоже с Ольгой и Чингизом. Не знаю, что Чингиз во мне нашел, мы расставались на какое-то время, а потом опять были вместе.Это вместе продолжается уже почти 50 лет. У нас родился замечательный сын Тимка, любовь всей моей жизни. Чингиз заканчивал университет на год раньше меня. Мы были молоды, бредили журналистской романтикой и рвались уехать работать подальше от Москвы. Я перевелась на заочное отделение, и мы распределились на Таймыр в редакцию радио. О работе на Таймыре можно написать очень много, даже в стиле художественной прозы. Я написала небольшую повесть. Начала писать в не простой период наших взаимоотношений с Чингизом. То, что в повести — не известная моим домашним ситуация. Я вообще никогда не распространялась о своей семьей посторонним. А о том периоде не очень хотела вспоминать. Но в минуту обиды написала на одном дыхании. Ее читала моя внучка Поля и моя Ляля. Есть в интернете такой сайт «Мои фанфики». Я ее туда выложила, и выложила детские рассказы, которые писала для Поли, а потом и для Гоши. Есть там еще несколько юбилейных поздравлений родственникам. Не стихи, конечно. Таймыру я благодарна за то, что именно там я осуществила свою мечту — я работала журналисткой. Я облетала весь Диксон, Хатангу и Енисейский районы. Я писала о замечательных людях, которые там жили и работали. Я писала для детей и о детях, о трудных подростках. Очерки, зарисовки, репортажи, информационные материалы, отчеты с комсомольских и партийных съездов — все это было в моей журналистской практике девять незабываемых лет. К сожалению, здоровье Чингиза после девяти лет работы дало сбой, сердце. И мы вернулись в Москву. Журналистика в Москве отодвинулась навсегда. На радио меня взяли только в мой перехват, а Чингиз вынужден был работать в орготделе потребительской кооперации. Какое-то время я занималась рекламой в Центросоюзе, но после развала Советского Союза вынужденно переквалифицировалась в бухгалтера. Я тогда шутила, что моя мама даже и предположить не могла, что ее дочь, бредившая журналистикой, будет зарабатывать в должности бухгалтера. Бухгалтерские и компьютерные курсы в Плехановском институте, долгие годы мучений в надежде стать-таки бухгалтером — это уже не интересно и знакомо всем. Так что на этом заканчиваю свою биографическую исповедь.