Синеглазый король

Слава тебе, безысходная боль! Казалось бы, Стелле не впервые терять близких и знакомых. Но она никак не может привыкнуть к этой тупой боли, каждый раз возникающей внутри. Эта боль даже не в сердце, как твердят поэты, — она где-то в солнечном сплетении. Иногда поднимается комком к горлу, и тогда приходится смаргивать непрошеные слезы. Иногда глухо ворочается внутри, и тогда опускаются руки и застывает грудь. Но чаще всего боль просто давит тяжёлым камнем, мешая дышать. Умер вчера сероглазый король. Умер. Его больше нет. Стелла медленно проговаривает эти три слова про себя. Так глупо, что она никак не может в это поверить. Аларм умер. Невозможно. В нём всегда жизнь била ключом, как он ни пытался сдерживать природный темперамент. И все вокруг немедленно заражались этой жаждой жизни, нетерпением жить. А теперь его нет. Вечер осенний был душен и ал. Багровый закат заливает розовый мрамор стен. Во дворце непривычно тихо: она объявила траур и отменила все развлечения. Траур сейчас по всей стране. Даже птицы подавленно молчат — или ей просто так кажется. Стелла не поехала на похороны. Просто не смогла. Испугалась увидеть застывшее восковой маской лицо в гробу. Испугалась не выдержать и выдать себя. Муж мой, вернувшись, спокойно сказал: «Знаешь, с охоты его принесли, Тело у старого дуба нашли». Эльг появляется на пороге, подходит и молча обнимает её руками и крыльями. Стелла утыкается лицом в его грудь. — Ну что? — глухо спрашивает она, хотя уже знает ответ. — Остановилось сердце, — тихо отвечает он. — Элли сказала, уже ничего нельзя было сделать. Его не сразу нашли, а когда нашли — было уже поздно. Стелла закрывает глаза. Она знает: Аларм погиб у входа в Невидимую землю. Просто гроза. Просто удар молнии в старый, уже наполовину сгоревший когда-то дуб. Просто несчастный случай. Но оттого ещё больнее. «Жаль королеву. Такой молодой!.. За ночь одну она стала седой». Стелле страшно представить, каково сейчас Элли. Ещё несколько дней назад она была счастливой женой и матерью. А теперь в одночасье стала вдовой. Хотя матерью осталась. Пусть это слабое утешение, но Том до боли похож на отца. Трубку свою на камине нашёл И на работу ночную ушёл. Эльг достаточно тактичен, чтобы теперь, когда она выплакалась на его плече, оставить её одну. И за это она ему благодарна. Она вообще ему благодарна — за всё. За то, что спас в городе Теней. За то, что спас от одиночества потом. За то, что «прикрыл грех», как в подобных случаях выражаются дворцовые сплетницы. За то, что просто любит её и не требует любви взамен. Хотя за эти годы она почти полюбила его за всё это. Хорошо, что ему достаточно и этого «почти». Дочку мою я сейчас разбужу, В серые глазки её погляжу. Стелла тихо проходит в детскую. Лара уже давно спит, обняв обеими руками подушку. Слава всем богам, что от отца она унаследовала только цвет глаз — и то изначальный, серый, которого теперь уже никто не помнит, наверное. Даже Элли вряд ли помнит. Хочется надеяться, что она ни о чём не подозревает. Для всех вокруг Лара — их с Эльгом дочь. Чудо — но мало ли чудес в краю Торна? О той единственной ночи семь лет назад знали только трое. Теперь знают двое. Лара не знает и не узнает никогда. У неё есть отец, а кровный ли, не так важно. Зато любящий. В меру строгий, в меру снисходительный и безмерно заботливый и балующий. А за окном шелестят тополя: «Нет на земле твоего короля…» Прощай, король Аларм. Прощай, король Баккар, — в который уже раз. Или вернее сказать «до следующей встречи»? Хотя лучше бы её не было. Третьей встречи и третьей потери Стелла боится не выдержать.