Кроваво-красный

      Ма’ Шаст жил в Портовом районе Имперского города на квартале Бедноты. Он был каджитом - Ом’ом точнее – и иногда ему кажется, что это главная его оплошность в жизни. Или его родных родителей, ну вот правда! Какие идиоты подбросят каджита Данмеру? Еще и такой старухе, которая явно прожила полжизни в Морровинде, где разрешено рабство.       Миврин хорошо давала понять ему, что в ее доме «такой, как ты, никогда не станет семьей Данмеру! Скажи еще «Спасибо» мне, ведь если бы не я, ты давно бы гнил в канаве». Эта старая карга использовала его словно раба, соответственно наказывала и шугала как глупого котенка. Но, не смотря на все это, она давала кров и отвратную еду, и даже научила эшлендису, привив еще и этим данмерское мировоззрение.       Практически всю жизнь Шаст прожил на улице, охотясь на диких зверей, воруя у других и барыжничая краденным, лунным сахаром и скумой. Его друг – Диммат, истинный Босмер – имел небольшой магазинчик-таверну в Торговом районе и входил в Гильдию Воров, а еще поставлял его лунным сахаром и скумой, и только благодаря его помощи Шаст ходит в одежде, ест чуть больше и вообще живет. Ибо лишний септим – еще одна спокойная от оскорблений, а раньше и избиений, ночь.       После того как Миврин узнала, что он ведет такой образ жизни она не сильно ругалась, так как сама была тем еще вороньем. Но взамен за молчание она просила отдавать ей больше половины получаемой суммы в день. Иногда конечно Шаст привирал ей, но извините, у него тоже есть потребности, кроме еды и крыши над головой. Бывало, они ссорились, довольно часто, парень, как и старуха, был очень эмоционален. Он никогда не скупился на слова, а после того как понял, что старуха слаба сама по себе, начал царапаться, несильно правда – жалко все же бабку. Она являлась бывшим эндшлером, и Шаста не очень удивило ее небрежное «бывшим». Мири, как называла ее подруга-данмерша с Торгового района, была крайне неумела в магии, бесполезна в быту, а ум не блестел в ее глазах.       Сейчас, прогуливаясь по лесу и вынюхивая добычу, Ма’ Шаст чуть ли не рычал, чем отпугивал зверье. Старуха наказала его, обокрав в собственном доме, оскорбила и начала шугать половой тряпкой, приговаривая, что б без денег в дом не возвращался. Ладно, если бы просто выгнала, так еще и взяла все его сбережения на поездку. Шаст хотел сбежать из этого города, да что из города, из Сиродила! Он мечтал поехать в Скайрим, стать учеником какого-нибудь торговца и жить припеваючи. Так нет! Эта старая данмерша все время что-нибудь да выкинет! Еще и в последнее время стража взяла за узды Портовый. Видите ли, бедняки этого района мешают добропорядочной жизни другим гражданам. Стража глупа не была, и поэтому только проходилась несколько раз по району Бедноты, делая вид, что следит за варварами. В любом случае, бабка была глупа, раз думала, что он будет вечно это терпеть. Злость все возрастала, а добыча все дальше и дальше убегала.       Сзади раздался грозный рык. Волк. Серая шерсть стояла дыбом, оскал блестел слюной, а глаза налились кровью. Зарычав в ответ еще более яро, Шаст выпустил когти. Отбросил лук, налетел на зверя и вцепился в шерсть. Клок вырвался, на когтях были небольшие ошметки мяса, а волк пытался вгрызться в горло. Зверь брыкался и рычал, расцарапывал кожу и разрывал одежду врага, насыщался вкусом крови в пасти. А Шаст все сильнее вонзал свое оружие в плоть. Кровавая пелена и запах железа удовлетворяли обоих, они почуяли жизнь и свирепо дрались насмерть. Каджит сцепил челюсти на шее зверя, разорвал спину и бока волка, он упивался последним дыханием противника.       Отбросив жертву, кошачий сын сидел и дышал, пробовал и чувствовал кровь. Злость прошла, и усталость навалилась на Шаста. Жгло все тело, под когтями неприятно ощущались куски мяса, а от крови во рту тянуло блевать. Ему не впервой убивать диких животных и хищников, но волк попался сильный и на удивление бесстрашный. С трудом поднялся и выкинул сломанные стрелы из потрепанного колчана, сгрузил мертвого волка на плечи и пошел к ближнему берегу озера Румарен.       Был вечер, когда Шаст подходил к «Кобыле Морровинда». Бесполезный верх был оставлен на песке берега, а штаны закатаны. Волк все так же покоился на плечах. По дороге его остановили несколько стражников, но вот он дошел и открывает тяжелую дубовую дверь. Несколько посетителей обернулись на впущенный холод и тут же потеряли интерес. За стойкой он увидел Диммата и, прихрамывая, пошел к нему. Эльф тут же подбежал к товарищу, помогая с мертвым животным. Шасту только оставалось грузно сесть на ближайший ящик с провизией, в мыслях сетуя на полученные раны. Обычно он носил с собой небольшой нож с костяной ручкой, привезенный прямо из Валенвуда и отданный ему в качестве подарка от Диммата, но он недавно сломался от удара о камень. Теперь же несколько недель уже приходилось рассчитывать только на свои когти и какие-то левые недорогие ножи. Босмер аккуратно положил волка на стойку, обернулся к каджиту, тяжело вздохнул и поправил льняную рубаху. - Зачем ты принес мне волка? – Диммат говорил спокойно и размеренно, как и всегда. Глаза были умными, словно знал все наперед, и хитрыми. Но не как у Миврин, хитрость, которой состояла в ее умении быстро вертеться в гуще событий и находить выгоду чуть быстрее остальных. – Да еще и такого расцарапанного, вон, шерсть вся всклочена. Тут просто нечего брать. - Да, я, ну… это, просто… - Шаст тяжело дышал, табачные пары забивали нос и мешали сосредоточиться, дурманя сладковатым послевкусием, оседающим на языке. – Да что ж… Боэтию бы, да и на тебя, гнусный Босмер! И проветри ты помещение – дышать нечем! - Не могу, - владелец преувеличенно разочарованно пожал плечами, играя глумливой улыбкой. – Посетители и так жалуются на холод. Последние поленья в печь бросили, а ты тут мне предлагаешь. - Ладно, ладно! – Арано замахал руками и бросил неуверенный взгляд на друга. – Так я что пришел, мне это, деньги нужны… - О-о-о, нет! Я тебе и септима больше не дам, Шаст! – Димм уже было взялся за плечи попрошайки, как тот, слишком резво для своего состояния, отскочил от него. Да чуть ли не плача начал канючить золото, он лепетал и распинался в бессмысленных обещаниях. На это Диммату оставалось - не хуже Каджита – тихо зашипеть: - Какая скума? Я тебе после того разгрома буду давать торговать только дешевой тканью да безделушками, мерзкий кот. И я знаю тебя, ты быстрее в Скайрим уедешь, чем с долгами разберешься! – в конце он все-таки не сдержался, немного повысив голос. – На, вот тебе один септим, и то, только из жалости.       Босмер кинул в руки ошеломленного Каджита немного ржавую монету и вытолкнул его наконец-то за дверь таверны. Диммат не был плохим другом, совсем нет. Но он тоже устает, в последнее время он и сам скоро погрязнет в долгах. А сейчас остается только надеется на то, что Шаст не поддастся своей импульсивности, если ситуация с деньгами у него была совсем критична.       В темноте тихо раздался скрип, забирая тепло и безмятежность. Босые ноги прошлись по явно дорогому ковру, когти иногда цеплялись за нити. Глаза чуть сверкали зеленым огнем жадности, а руки чесались чужое присвоить себе. Нюх уловил запах свежевыпеченного хлеба, из-за чего во рту скопилась слюна. Отвлечься было немного сложно, но вот уже ящики перерыты, а в сумке, которую он по-быстрому спер из-под носа Диммата, звенело злато украшений и хрупкость фарфоровых ваз.       Ухо с заостренным концом дернулось в сторону, уловив шум. Адреналин в крови заиграл с большей силой, дыхание стало тяжелее и глубже, а взгляд живо метался из стороны в сторону. Домушник искал выход, шаги были ближе и ближе и через пару мгновений дверь открыта. Тело вора инстинктивно дернулось в сторону. Маленький огонек свечи давал уловить танец пыли хозяину дома, но не более того. Тихо вздохнул, старые морщинистые пальцы обхватили позолоченную ручку и возвратили комнату в опасную тень. Выдох облегчения, и все ещё напряженное от неудобной позы и страха быть обнаруженным тело стремительно кинулось к окну. Кое-как выбравшись из окна и неуклюже упав на землю, Шаст пытался успокоиться, но лязг стали заставил подорваться и быстрее бежать от стражи. Оставалось сожалеть только о не украденном хлебе.       Ночевать пришлось в садах Эльфийского района, сумка покоилась в кустах, а пахучие цветы щекотали чувствительный нюх Каджита. Домой он и правда боялся возвращаться, он боялся этого чертового унижения, но как бы то ни было, он считал Арано своей семьей. Да и она, что бы ни говорила, любит его. По-своему, жестоко и, часто, несправедливо, но он привык. Научился отличать заботу от злости и обиды. Шаст ошибался, делал промахи, начиная повышать голос, когда старуха небрежно кинула кривую тарелку с кашей ему под нос. Половина еды оказалась на столе, но она хотя бы была. Миврин подшивала ему одежду, отчитывая и унижая за дурное поведение. Данмерша ни разу не сказала ему доброго слова, но она дала маломальское образование. Он ее любил в ответ, так же жестоко и грубо, по-другому он не умел, да и просто не мог.       Было холодно и одиноко, золото не грело, а фарфор заставил отодвинуть сумку как можно дальше. Он часто крутился - словно сумасшедший в бреду – во сне и сбивал руками и ногами предметы быта. Хотелось скорее сдать добычу знакомому курьеру, который направлялся в Бруму и часто ему помогал, дождаться денег, да скорее отчитаться бабке. Хотелось домой, к унижениям и теплу, к страху и нескончаемой вражде.       С трудом, но он заснул. А утром его разбудил нещадный дождь. От серости, в которую погружался Имперский город во время пасмурной погоды, было тошно, голова кружилась до сих пор. Шасту больно подниматься и держать сумку в руке, но до «Вороного курьера» добраться жизненно необходимо. Очередной стук в дверь и надежда на помощь за пазухой. Открыли резко и явно негостеприимно: - Что, Гортвог бы вас всех подрал, Вам нужно? – грубый бас резал по ушам, делая еще хуже. – Одаривающая Вермина, Шаст, ты ли это?! Азурский Каджит, где ж ты так долго пропадал?! Заходь скорей!       Тяжелая рука взялась за плечо и толкнула в здание. Громко говорить и поминать Богов и других известных личностей входило в привычку у Варнага гро-Макграта. Он был грузным орком, но его простота в речи и излишняя эмоциональность делали одного из курьера издательства приятным в общении. Варнаг жил в подвале офиса, с трудом выпросив место для жилья у братьев-каджитов и совместно хозяев «Воронового», он работал у них на постоянной основе вот уж шесть лет. Орк был всегда приветлив и не скуп на помощь, Арано оставалось лишь не перечить и покорно войти. - Ты это, радуйся, что я тебе открыл, - гро-Макграт отвел долгожданного гостя в подвал и усадил за старенький стол. – А то твои братья еще со вчерашнего дня не в духе были, а я, как сам видишь, тоже не с той ноги встал. В подвал заходи, да присаживайся за стол. Есть будешь?..       Шаст неспешно побрел в подвал, пока орк что-то говорил, он же решил не вслушиваться. Шумно бросил сумку на стол и медленно опустился на деревянный чуть пошатывающийся стул. В подвале пахло алкоголем и жареным мясом. Гро-Макграт зашел за ним следом, все еще бубня что-то себе под нос. Вот перед носом стояла тарелка с немного подгорелой курицей и стакан с элем. Орк с интересом раскрыл сумку и, не сдержавшись, охнул: - Азура, пощади меня! – огромная рука с нелепой аккуратностью вытаскивала добычу. – Не калякай, что ты это выкрал у Настырного?! Да быть того не может! Ты, данмерский кошара, самоубийца, конечно! Хоть не попался? Этот бугай тебя б одной левой, а ты! Прямо на рожон лезешь!       Варнаг еще пару минут причитал, с азартом поглядывал то на вора, то на его богатство, и скорее восхищался, нежели и, правда, беспокоился. Настырный был бойцом Арены, он являлся ее Чемпионом, ее Королем. Поговаривают даже, что это его предки строили Арену, а теперь, погребенные в ней же, придавали нескончаемую силу Настырному. Он не за глаза звался так, когда этот имперец пришел только учиться, то лез в бой чуть ли не каждый день. Теперь же, являясь Чемпионом Арены на протяжении многих лет, он обучал одного орка, подающего надежды, а сам крайне редко выходил на бой со смельчаками, разрывая их чуть ли не голыми руками.       Варнаг и Арано еще сидели полчаса, обсуждая как лучше сложить и перевезти вещи в Бруму. Когда же план был разработан, каджит набрался смелости озвучить свою просьбу собеседнику: - Слушай, ты не мог бы меня приютить, пока в пути? – умоляющий и жалкий взгляд впился в орка. – Я тебе сорок септимов дам, честное слово! Ты только деньги обратно привези. Я буду сидеть тихо, а лучше весь день на улице проводить!.. - Тих, тих, Шаст, - зеленоватая рука похлопала по плечу. – Я то не против, конечно, но это ты со «своими» договаривайся. Они ж здесь всем заправляют, к ним и обращайся. Но не думаю, что они воспротивятся. А, кстати, бабка то твоя чего, неужто уже того, раз ты здесь? - Нет, ты чего? Когда она в тот мир-то отправится? – каджит устало облокотился о стол. – Выгнала, карга. Взбесилась от чего-то, теперь денег просит за то, что бы я в доме жил. - Ух, довыделывается когда-нибудь, пощади меня, Малакат! Я когда-нибудь прикончу ее во имя Мефалы!       С братьями-каджитами договориться все же удалось, но взамен просили раздавать газеты на входе в город. Особого выбора у ом’а не было, а через несколько дней Варнаг отправился в путь, и появился выпуск с «Внимание! Вор-самоубийца в тени Имперского города! Кража «Настырного Достояния»!». Дни и ночи ожидания слились в один серый комок дождя и тумана, Шаст еще пару раз наведывался к Диммату, к нему как раз тогда приходил Арманд Кристоф, парень решил не упускать шанс и выпросить пару отмычек. Что ему, кстати, удалось (спасибо, Миврин, за такие связи). Из-за данного обещанья хозяевам издательства, приходилось по пару часов ютиться на улице в холод. Шаст бы с радостью выкинул газетенки, но большую часть денег приходилось отдавать братьям, да и ошметки чести внутри не могли ему это позволить. Более мелкую долю суммы он, с позволения каджитов, оставлял себе. Ночью каджит выбирался из его временного ночлега и забирался в дома ничего не подозревающих граждан, но удавалось это редко из-за еще более внимательной стражи. Так и пришлось прожить еще неделю, пока не возвратился Варнаг.       Доля была довольно приличной, слишком приличной, что бы Шаст и дальше продолжал думать о возвращении к Миврин. Он с жадностью и азартом подбрасывал мешочек с монетами, их было недостаточно на поездку в Скайрим, но с такими темпами накопить можно. Каджиту оставалось только предвкушающее улыбнуться и недоумевать, зачем он до этого терпел Арано. Облизнувшись, ом вспоминал, есть ли у него рабочий хороший тайник. Припомнив один в Портовом районе – около берега озера, меж камней – Шаст глубоко вздохнул и широкими шагами направился быстрее в родной район. Он даже немного порадовался, но надежда на то, что Миврин опять ходит и раздает письма с предложением вступить в Гильдию, была довольно мала.       Шаст приближался к кварталу Бедноты. В саду Дарелота стоял Кристоф с факелом в руках, а около него аргонианин, недавно поселившийся здесь очередной бедняк. Камни были влажными с одной стороны – днем видимо состоялся сильный прилив – между ними лежала горка более мелких камушек и ракушек. Разгребая все это, каджит мелко трясся от холода и иногда оглядывался в сторону дома своей родительницы. Он тяжело дышал, укладывая свое богатство в тайник и «закрывая» его. На ом’а накатывала необъяснимая паника, он кусал губы почти до крови и решался на такой глупый и сантиментальный поступок. Он же понимал, что без ссоры не обойдется, если Миврин дома. А сейчас, сидя на корточках под окном, Шаст оправдывал себя кучей нужных вещей, которые необходимо забрать. Судорожно вдыхал воздух и отмычкой открывал окно, которое тихо скрипнуло. В комнате темно и явно никого не было. Кровати аккуратно заправлены, шкафчики плотно закрыты. Шаст глубже вдохнул и ощутил запах чуть прогнившего дерева, пыли и горелой похлебки. Улыбка сама по себе расползлась по лицу, а напряженные мышцы чуть расслабились. Шаст направился к столу, стоящему около камина. На нем лежало пара яблок и затупленный нож. Под ногами чернела копоть, как и на каменных кирпичах, которыми был отделан камин. Миврин не любила убираться, а каджит уже привык это делать за нее, и поэтому по привычке зачесались руки скорее очистить и прибраться в доме. Он потряс головой, отвлекая себя от ненужных мыслей. Схватив одно яблоко, направился к довольно не маленькому деревянному шкафу, где лежали их с данмершой вещи. Ом копался в тряпках, иногда чихая от пыли и морщась при виде насекомых. Послышался скрежет и Ма’ Шаст задышал медленнее, но не двинулся с места, сжимая и чуть ли не разрывая какую-то грубую ткань. Он сглотнул, а дверь уже была открыта. Данмерша усмехнулась и пошла зажигать камин. - Что, настолько оголодал? Яблоко даже у бедной старухи спер, - она осуждающе покачала головой и перевела зоркие глаза на своего приемного сына. – Всегда знала, что из тебя ничего путного не вырастет. Эх, деньги принес? -Нет       Женщина опустилась на стул, взяла в руку яблоко и внимательно смотрела на то, как свет огня ласкает бока фрукта. Эльфийка небрежно предложила Шасту сесть рядом. - Уберись здесь, потом можешь проваливать, - желтоватое яблоко вновь оказалось на деревянной поверхности. – Я пошла, мне нужно еще доставить одно письмо. Собственно, я за ним и вернулась.       Злость загорелась ярым огнем. Когти инстинктивно начали скрести поверхность стола, а оскал заставил данмершу покрыться мурашками. Ом слышал лишь то, как страх забился пташкой в груди Миврин. Треск жара заставил подорваться с места. Оглушающая ярость в янтарно-зеленых огнях и упрямый страх в вечно кровавых. Глаза в глаза, и вот когти-ножи хватают за шею. Еще сильнее – и темная морщинистая кожа порвется. А старая лишь усмехается на это, осмелев и перестав волноваться. Потресканные губы мерзко проговорили: -Ну что? Это все? Ты не убьешь меня, - синеватая рука ухватилась за запястье каджита. – Слабак. Ты всегда им был, не так ли? Вечно рычишь, брыкаешься как мелкий кот. Не удивительно, что тебя никто из наших на ученье не берет. Ты ведь бесполезен!       Под конец речи Миврин почти смеялась. Забавно было наблюдать за никому ненужными попытками выбраться с этого дна. У Шаста вспышкой промелькнули ее слова. Хватка усилилась, а вторая рука замахнулась. Он расцарапывал ей щеки и шею, женщина повалилась на пол. Хищник прижал эльфийку к дереву, а руки уже разрывали на ней рубаху и цепляли за кожу. Он рычал и убивал, ибо более не хотел ничего, кроме ее боли. Каджит разрывал шею зубами и упивался хрипами. Самоуверенная дрянь, не более. Не бедная старуха и не плохая родительница. Лишь бездумный кусок мяса.       Когда ярость перестала маячить перед взором, Шаст разомкнул челюсти. Сел перед камином, нюхал кровь и смотрел на игривый огонь. Ему было жарко и пусто, пробирала дрожь. Кинул взгляд на старуху, изо рта вырвался писк, и он скорее прижал влажные ладони ко рту. Накатывала истерика, в голове всплывали молитвы. Каджит покачивался и точно мазохист упивался своей жертвы еще очень долго.       Выходил из дома, словно оглушенный и слепой. Не мог бежать скорее от этого места, хоть и желал. Не мог нормально вдохнуть. Он отчаянно смотрел на восходящее солнце и трясся от холода – камин давно потушен. Вода у берега была так же холодна, но страх за свою шкуру заставил его тщательно помыться. Рубаха, которая была до этого на нем, сожжена, а новая сковывала в плечах. Тишина вокруг не окутывала спокойствием, она давала прочувствовать каждый хрип и вспомнить, как дерево трещало от того, как Она цеплялась за пол. Он облизнул сухие губы и набрал в ладони воду. Соль неприятно ощущалась на языке, но она и холод помогли, более ли менее, прийти в себя. Он поднялся и пошел в сторону города.       Зайдя в уже привычный подвал, он устало откинулся на кровать и пытался заснуть. Ма’ Шаст не хотел думать, не хотел ответственности. Кровавая пелена не отпускала сознание, но жутко хотелось спать. На глаза снова навернулись слезы. Он не хотел ее убивать, не хотел. Он сам не понимал, зачем так было поступать, не хотел понимать. Ком в груди не давал дышать, но через некоторое время пришлось успокоиться. Его сосед Варнаг начал собираться, что бы отвезти очередную партию газет в другой город. Позже заснуть ничего не помешало.       Разбудил его шорох, Нелепая мысль, что это за ним пришла стража напугала его, и каджит невольно подпрыгнул на кровати, готовый обороняться. Тихий голос и перед ним появился человек, завернутый в черный балахон и снимающий с себя какой-то амулет. Под капюшоном нельзя было что-либо разглядеть, лишь неяркие огоньки игривых глаз. -Здравствуй, Ма’ Шаст. Я Арассен.