Чудовище во Дворце

      Во Дворце живет Чудовище, об этом все знают.       Глубоко в Лесу, куда никто не смеет ходить, есть Дворец, весь заросший терновником. Все знают, что если пойти в Лес одному, то можно не вернуться обратно. Все знают, что тишина таит в себе опасность, ведь чем тише Лес, тем ближе Дворец. Не забредают туда дикие звери, не поют птицы, ведь там живет Чудовище.       Тихо в Лесу; и там, где тише всего, там — смерть. ***       Фурихата Коки идет в Лес один.       И в Лесу тихо. Тихо, как никогда. ***       Его правая рука крепко сжата. В руке у него серебряная игла. С некоторых пор это серебро — единственное, что осталось у его семьи. Они потеряли все, когда их корабль затонул. Теперь Фурихата работает подмастерьем у портного, стараясь хоть как-то помочь своему слабому здоровьем отцу. Серебряная игла стала последним подарком матери, прежде чем она умерла.       «На удачу», — сказала она, потому что умерла еще когда их семья процветала, и ей было невдомек, что однажды ее сыну придется шить одежду, чтобы прокормиться. (Здоровье отца сильно пошатнулось, брат же ничего толком не умел делать, и Фурихате пришлось заботиться о них обоих; теперь они не выбивались из нищеты). Она только знала, что ему нравилось вышивать (хоть это и было женской привычкой), и она хотела, чтобы у него осталось что-нибудь дорогое сердцу в память о ней.       «А еще, чтобы отпугивать демонов. Только серебро может ранить демона, Коки. Она станет твоим оберегом, если тьма сгустится вокруг. Держи ее все время при себе.»       Фурихата крепко сжимает иглу и думает про оберег.       Тьма сгустилась, но он все равно оказался беззащитен.       Он оказался беззащитен перед гибелью корабля, вместе с которым затонули все товары отца, он оказался беззащитен перед пожаром, лишившим их дома, он оказался беззащитен перед своим учителем, который пил, который бил его, если одежду плохо покупали. Он оказался беззащитен перед сыном богатого господина, взявшим его в оборот всего-то за то, что Фурихата нечаянно налетел на него посреди улицы. Оскорбление требовало компенсации.       — Расплачиваться будешь или золотом, или кровью, — насмешливо сказал молодой господин.       У Фурихаты не было золота. И отдавать себя на растерзание господскому сынку он не хотел.       Поэтому он сейчас идет по Лесу, и с одной только серебряной иглой против тьмы и тишины. ***       Он находит Дворец, заросший терновником. Он делает глубокий вдох и шагает дальше.       Его всего трясет. Трусишка — подшучивал когда-то над ним отец, еще когда все они были счастливы. «Трусишка» — такое дружелюбное и неуместное сейчас слово. В глубине души Фурихата ни жив, ни мертв от ужаса. Он всю дорогу думал, что сойдет с ума от страха. Но он все еще переставляет ноги, он идет прямо во Дворец. Идет, чтобы найти Чудовище, которое там живет. ***       — Ты или тупица, или смельчак, — раздается голос из темноты. — Прийти прямо в мою обитель с таким смехотворным количеством серебра. Оно не защитит тебя.       Фурихата замирает, дрожа. Голос мягкий и глубокий, и совершенно точно не человеческий. Голос звучит царственно, в нем есть командные нотки, и в нем сквозит опасность. Так звучит сама тьма и обещание гибели.       — Ты не похож на смельчака, — продолжает голос. — Вроде всех тех глупцов, которые думают, что могут сразить демона и заработать себе громкое имя одним махом. Они приходят сюда с серебряными мечами и в серебряной броне, но не с серебряными иглами. Они приходят сюда, чтобы сразиться, и в их сердцах нет смертного страха. Но на вкус все они одинаковые.       Фурихата сглатывает. Его сердце бьется так часто, что он думает о том, как бы оно не разорвалось в любую секунду.       — Нет, ты определенно не смельчак, — заключает голос.       Фурихата мотает головой, соглашаясь. Он не смельчак. И тут не сказка про маленького отважного портного, который пошел в Лес и одолел Чудовище серебряной иглой, а потом женился на принцессе и жил долго и счастливо. Фурихате ни за что не попасть в такую сказку.       Он медленно разжимает пальцы и осторожно кладет иглу на землю. А потом откатывает ее прочь, глядя, как она исчезает в темноте.       — Я здесь не для того, чтобы убить вас, — говорит Фурихата. — Я здесь, чтобы умереть. ***       — Есть способы самоубийства и попроще, — говорит голос, но в нем звучит интерес.       — Я… я слышал, вы иногда заключаете сделки, — говорит Фурихата, и его голос под конец короткой фразы срывается вместе с остатками окончательно покинувшей его отваги.       — Заключаю, — подтверждает голос. — Хотя, полагаю, ты обнаружишь, что заключавшие со мной сделки, как правило, жили потом в сожалениях.       — Я не буду, — заверяет Фурихата.       — Не будешь сожалеть?       — Жить, — уточняет Фурихата. — Я хочу… Я хочу золота. Для моего отца и брата, чтобы они могли жить. Взамен можете с-съесть меня, или что угодно.       Повисает долгая пауза, и Фурихата чувствует себя совсем одиноким, дрожа в темноте.       — Ты настолько любишь своего отца? Разве твоя жизнь ничего для тебя не значит?       — Я разозлил сына очень богатого человека. Мне все равно не жить. И я подумал… Если уж я все равно умру, то пусть моя смерть хотя бы не будет напрасной. Пусть она поможет моей семье и, я не знаю… вам тоже, наверно.       — Мне? — с оскорбленным высокомерием произносит голос. Да кто Фурихата такой, чтобы сметь даже подумать, что он может помочь подобному существу?       — Если вы проголодаетесь, — выпаливает Фурихата. — Я лучше скормлю себя диким зверям, чем умру на потеху богачу. А если не вы, то, может, найду волков.       — Ясно. И как тебя зовут?       — Фурихата Коки. Так мы договорились?       — Коки, — журчит голос.       А потом Чудовище выходит из темноты. ***       Неожиданно у Чудовища вполне человеческий облик. У него бледная кожа и вишнево-красные волосы, и один его глаз цвета золота, а второй — красный, но в остальном демон выглядит совсем как человек. Фурихата даже немного разочарован. Он ожидал увидеть по меньшей мере крылья (хотя бы когти на худой конец).       — Думаю, мы можем заключить сделку, — говорит Чудовище, делая шаг вперед. — Я Акаши Сейджуро. Но ты можешь называть меня «господин», если тебе так привычнее.       Он продолжает наступать, пока не оказывается очень близко к Фурихате. А Фурихата инстинктивно отступает, пока не упирается спиной в стену. Чудовище останавливается лишь когда одна его рука обхватывает Фурихату за талию, и тогда он притягивает его к себе еще ближе. Вид у него при этом такой, словно он собирается приступить к трапезе немедленно.       Фурихата собирает все свою волю в кулак — кажется, сейчас его съедят.       — Вы дадите денег моей семье? Убедитесь, что они в безопасности?       — Да, Коки. Это я могу, — подтверждает Чудовище.       — Хорошо. — Фурихата закрывает глаза и готовится умирать. — Пожалуйста, сделайте это быстро, чтобы не было больно.       Но никто не начинает его есть, вместо этого его целуют. Он распахивает глаза и отшатывается.       — Ты… вы должны были меня съесть! — восклицает Фурихата.       Чудовище отпускает его и самодовольно улыбается:       — Твои слова, позволь напомнить, звучали так — «можете съесть меня или что угодно». Я выбрал «что угодно». Мне нужен слуга. Дворец совсем зарос пылью.       Фурихата хлопает ресницами, пытаясь сообразить, что такое вообще произошло только что.       — О, — говорит он в итоге. — Ладно тогда. Это я могу.       — Отлично. Я покажу тебе твою комнату. С этого момента ты будешь жить здесь.       Фурихата следует за Чудовищем, размышляя над тем, все ли демоны скрепляют сделки поцелуями. Ничего подобного ему не попадалось ни в одной из прочитанных книг. ***       Как всем хорошо известно, во Дворце есть Чудовище; а еще — тонны пыли. ***       Свой первый день во Дворце Фурихата Коки проводит, сметая пыль с каждой поверхности. Он повязывает фартук и прячет волосы под платок, а затем идет в наступление на каждый пыльный угол с метелкой в руках. Весь день его сопровождают размышления о смерти.       Вечером Чудовище, назвавшееся Акаши Сейджуро, зовет его на ужин. Фурихата пробует самое щедрое угощение в своей жизни; даже когда отец был состоятельным торговцем их дом не знал такого изобилия.       Акаши не притрагивается к еде. Он только смотрит тяжелым взглядом, как ест Фурихата. Когда ужин окончен, он спрашивает:       — Стоит ли мне тебя съесть, Коки?       Фурихата откладывает палочки, глядя на портьеры — он потратил два часа, выбивая из них пыль и оттирая влажной тряпкой, — и говорит абсолютно спокойно:       — Если таково желание господина, он может делать, что пожелает.       Акаши не меняется в лице. Он спрашивает:       — А если бы я позвал тебя под венец, что ты тогда сказал бы?       Неподдельное изумление заставляет Фурихату честно ответить:       — Ничего бы не сказал.       Чудовище кивает, словно именно такого ответа он и ожидал.       — Увидимся утром, Коки. Полы нуждаются в чистке.       Фурихата думает о том, что никто прежде не звал его под венец. ***       Следующий день он проводит, отмывая полы во Дворце. До самого вечера он не видит Акаши. Он ест роскошный ужин, и Чудовище спрашивает:       — Стоит ли мне тебя съесть, Коки?       И снова Фурихата отвечает:       — Если таково желание господина, он может делать, что пожелает.       И тогда Акаши снова спрашивает:       — А если бы я позвал тебя под венец, что бы ты сказал?       На этот раз Фурихата напуган чуть меньше, чуть меньше изумлен, чуть меньше уверен в неминуемо ожидающей его смерти, и он осторожно отвечает:       — Я бы сказал «нет», господин.       И Акаши кивает и говорит:       — Увидимся утром, Коки. Вещи нуждаются в стирке. ***       Фурихата никогда не видит Акаши утром. Он проводит дневные часы за уборкой пустого Дворца, ни разу не увидев демона, а вечера проводит в обществе Акаши. Он каждый раз хочет спросить, «Чем ты занимаешься днем?», но никогда не спрашивает.       Зато спрашивает Акаши:       — Тебе одиноко, Коки?       — Иногда, — робко говорит Фурихата, — Но это быстро проходит. Работа занимает все мои мысли, и потом я сплю очень крепко.       — Ты скучаешь по своей прежней жизни?       — Я скучаю по тем дням, что давно уже потеряны, — тихо говорит Фурихата.       Он скучает по тем дням, когда его матушка была жива, и они были настоящей семьей, а в их доме звучал смех. Он скучает по тем дням, когда брат пел, а отец рассказывал истории о своих путешествиях в далекие страны, когда матушка вышивала в своей мастерской на чердаке, и на лице у нее была улыбка.       — Стоит ли мне тебя съесть, Коки?       — Если таково желание моего господина, — по привычке отвечает Фурихата.       — А если я позову тебя под венец, что ты скажешь?       — Я скажу «нет».       Акаши кивает.       — Увидимся утром. В библиотеке надо разобрать книги. ***       На следующий вечер кое-что меняется в их обычном разговоре       — Твой брат скоро женится, — сообщает Акаши.       У Фурихаты сбивается дыхание.       — На ком?       — На третьей дочери какого-то дворянчика, — пренебрежительно говорит Акаши. — Она довольно миленькая на этот ваш унылый человеческий лад, и сделает его жизнь счастливой, то есть, абсолютно пресной.       Фурихата не обращает внимания на его ядовитые комментарии.       — Но это же чудесно! Я так за него рад.       Несколько минут проходит в полной тишине. Фурихата замечает, что демон смотрит на него так, словно ждет чего-то.       — Что такое?       — По идее, сейчас самое время умолять меня о дозволении покинуть Дворец под предлогом его свадьбы.       — О, — говорит Фурихата. — Но с чего бы мне хотеть покинуть Дворец?       Акаши улыбается (той самой улыбкой, какой Фурихата не видел с тех пор пор, как они заключили сделку).       — Стоит ли мне съесть тебя, Коки?       Впервые вопрос вызывает у Фурихаты дрожь по всему телу. И это дрожь не страха, но иного чувства, что заставляет Фурихату думать о том, как звучит голос демона в полной темноте.       — Если таково желание господина.       — А если я позову тебя под венец, что ты скажешь?       Не сразу, но в итоге у Фурихаты получается выдавить из себя:       — Я скажу «нет».       Акаши кивает.       — Увидимся утром, Коки. Здесь будет званый обед, его надо приготовить. Завтра мы принимаем гостей.       Акаши оставляет его одного за столом. Впервые Фурихата сомневается в своих ответах на оба вопроса. ***       Фурихата раньше никогда не готовил для званого обеда — он вообще не особо умел готовить, по правде говоря. До тех пор, пока вода и огонь не отняли все у его семьи. После этого Фурихате пришлось научиться готовить пару незатейливых блюд для отца и брата. И он первый был готов признать, что его стряпня не отличается ни изысканностью, ни даже хорошим вкусом. Единственное, в чем ей нельзя было отказать, так это в питательности.       Он не очень уверен в причинах, по которым подготовка пиршества ложится на его плечи. Разве его самого не угощали каждый вечер отличной едой, которой могли бы позавидовать иные короли? Разве тот, кто это готовил, кто бы это ни был, подходил не лучше для того, чтобы удовлетворить запросы гостей Акаши?       И тогда до него доходит, что он ни разу не видел во Дворце Акаши других слуг. Он понятия не имеет, кто готовит всю эту еду на ужин. ***       Кухня забита всеми продуктами, которые Фурихата захотел бы использовать для приготовления банкета. Он начинает с риса, тщательно промывает его и ставит вариться. Затем он режет овощи и снимает с мяса лишний жир, готовит подливу.       В итоге у него все же получается внушительное количество еды, но назвать эту еду праздничным угощением язык не поворачивается, с какой стороны ни глянь.       К тому времени, когда заканчивается день, он почти на грани слез.       — В чем дело, Коки? — раздается голос из темноты.       Фурихата поворачивается на звук и смотрит на Акаши.       — Это угощение не достойно ваших гостей, — сознается он. — Вы не должны были доверять мне такое важное дело.       — Это единственное угощение, которое сделает честь моим гостям, уверяю тебя. Спасибо, Коки.       Удивление перебарывает слезы. Это первый раз, когда Акаши говорит ему «спасибо» за все время.       Это первый раз, осознает Фурихата, когда хоть кто-то говорит ему «спасибо». ***       Нет ничего удивительного в том, что все гости Акаши — демоны, но Фурихата начинает трястись от страха при их появлении, несмотря даже на то, что был к этому готов. Как и Акаши, все они в более-менее человеческом обличье, но у каждого свой цвет. Фурихата наблюдает, как зеленый, желтый, синий, розовый и фиолетовый демоны входят во владения Акаши. Они выглядят как люди, но физически более впечатляющие, чем Акаши. Они выглядят, как свирепые воины, они выглядят так, словно способны разорвать Фурихату на куски голыми руками, если захотят. И Фурихата дрожит, замерев на своем месте.       Демоны не смотрят на него. Они, похоже, и не заметили его присутствие. Они едят угощение и говорят друг с другом, но Фурихата слишком напуган, чтобы уловить, о чем речь. ***       — С тобой все хорошо?       Фурихата не ожидает, что к нему кто-то обратится. Демоны уже начали по одному покидать Дворец, когда самый мелкий из них обернулся к Фурихате. Он светло-голубого цвета и выглядит он не очень-то угрожающе, так что Фурихата начинает понемногу расслабляться.       — Я в порядке, — говорит он, снова обретя способность спокойно дышать.       — Для человека нетипично находиться среди нас, — продолжает дружелюбно настроенный демон. — Ты ждешь, что тебя спасут?       — Нет, — удивляется Фурихата вопросу. — Конечно же, нет. Кто бы стал меня спасать? Кому есть до меня дело?       — Но ты хотел бы, чтобы тебя спасли, Фурихата-кун?       — Спасли от чего? — задает встречный вопрос Фурихата. — Я заключил сделку. Я здесь по своей воле.       — Ясно, — говорит демон светло-голубого цвета.       А потом он уходит тоже. И Фурихата смотрит ему вслед, пока он не скрывается в глубине Леса. ***       — Это было чудесное угощение, Коки. Тебе самому удалось попробовать? — спрашивает Акаши.       — Да, я поел на кухне, еще до того, как все собрались, — смущенно признается Фурихата.       — Спасибо тебе за то, что ты делаешь, — снова благодарит Акаши. — Стоит ли мне съесть тебя сегодня?       — Если таково желание моего господина, — легко срывается ответ у Фурихаты.       — А если я позову тебя под венец?       Фурихата колеблется. А потом с усилием сглатывает и говорит:       — Я скажу «нет», господин.       — Тогда, доброй ночи, Коки. Увидимся утром. Надо будет помыть окна.       Когда Акаши исчезает в ночи, Фурихата чувствует тяжесть на сердце. И впервые с тех пор, как он сюда пришел, он чувствует себя одиноко. ***       Мытье окон с внешней стороны — рисковое занятие, но Фурихата не чувствует себя в опасности. (Он никогда не чувствует себя в опасности во Дворце. Вся утварь, которая ему необходима для выполнения его работы, просто появляется из ниоткуда. Когда ему нужна лестница, лестница просто появляется, когда ему нужны веревки для страховки, веревки появляются. И если он упадет и ему понадобится что-нибудь мягкое, чтобы не убиться, он уверен — что-нибудь мягкое появится. Во Дворце полно магии, и она ни за что не позволит ему пораниться.)       Фурихата взбирается по лестнице и обвязывает себя веревкой, которая ждет его, закрепленная на стене, ведро и полотенца удобно расположены в пределах досягаемости, и Фурихата уверен, что всего этого и след простынет, как только он закончит. Он мычит себе под нос, пока занят делом, какой-то старый мотивчик, запомнившийся с лучших времен.       Фурихате нравится быть при деле, потому что так легче скоротать время. Скоро наступит ночь, и тогда он снова увидит Чудовище. ***       — Покажись, демон! И готовься к битве!       Фурихата дергается от неожиданности так сильно, что нечаянно опрокидывает ведро. Он был настолько поглощен своим занятием, что не услышал приближающегося стука копыт. Он смотрит вниз, но видит только вспышку солнечных бликов на серебряной броне, яркую настолько, что ему приходится тут же отвести взгляд в сторону.       — Ты что там наверху делаешь? — громко спрашивает рыцарь.       — Мою окна, — в тон ему отвечает Фурихата. Он отвязывает веревку, чтобы спуститься вниз по приставленной к стене лестнице. Его сердце частит, хорошо знакомая тревога возвращается. (Во Дворце он чувствует себя в безопасности; ничто во Дворце не причинит ему вреда, но этот человек в серебряных латах — чужак, ему не место во Дворце.)       Фурихата ступает на землю и его немного коробит от присутствия незнакомого человека в серебряной броне, особенно когда в руке у того обнаженный серебряный же меч.       — Что за демон сам моет окна? — спрашивает рыцарь с искренним сомнением, на время отвлекшись от того, зачем явился.       — Я не демон, — отвечает Фурихата. — Я слуга в этом Дворце.       Он не хочет, чтобы этот человек вошел во Дворец и попытался одолеть Акаши (он не так уж и переживает за Акаши, честно говоря, Акаши вполне способен справиться с одним единственным рыцарем. Но Фурихата не хочет смотреть, как этот человек умрет. К тому же, Фурихата уверен, что именно ему потом и придется отмывать следы крови с ковров — вот уж чем ему бы точно не хотелось заниматься), поэтому он быстро добавляет:       — Во Дворце нет никакого демона. Всего лишь старый затворник с причудами. Вам лучше повернуть обратно, сэр Рыцарь. Мой господин не любит незваных гостей.       — Во Дворце живет демон, — упорствует рыцарь. — Разве это не самая безмолвная часть Леса? Разве не достаточно моих братьев по оружию погубило это Чудовище? Даже не пытайся убеждать меня, что никакая тварь здесь не живет. Если ты ему служишь, ты, должно быть, такой же демон, или же предатель своего рода.       Фурихата с трудом сглатывает ставший в горле ком, страх нарастает.       — Вовсе нет, клянусь вам, во Дворце нет никакой опасности…       — Постой, — говорит рыцарь. — Ты ведь Фурихата Коки, разве нет? Младший брат нового мужа нашей госпожи. Ходили слухи, что тебя разорвали волки в Лесу.       — Э… — говорит Фурихата, не зная, что еще на это сказать.       — Ты наверняка здесь пленник, — говорит рыцарь, спешиваясь со своего коня. — Все в порядке, твоя семья очень тоскует о тебе. Нет нужды больше здесь оставаться — я спасу тебя от Чудовища.       Он хватает Фурихату за руку и тянет за собой.       — Нет! — выкрикивает Фурихата, упираясь в попытках вырваться. — Я не пленник! Вы ошиблись!       — Чудовище заморочило тебе голову, — гнет свое рыцарь. — Мой долг — спасти тебя. Не поднимай столько шума, теперь ты в безопасности.       — Я и был в безопасности! Отпустите!       Рыцарь только сильнее сжимает свою руку, заставляя Фурихату закричать от боли. ***       Как вдруг раздается рычанье. Звук идет из глубин Дворца — громоподобный, нечеловеческий рев сотрясает каждую пядь земли, на которой они стоят. Фурихата не слышал ничего похожего ни разу.       И он становится все ближе. ***       Во Дворце живет Чудовище, об этом все знают. И не то чтобы Фурихата об этом забыл, не совсем так, просто прошло слишком много времени с тех пор, как Фурихата в последний раз думал так об Акаши.       Но когда обитающее во Дворце существо показывается — самый страшный ночной кошмар во плоти, дьявольски красный и уродливый — Фурихата заново вспоминает, что однажды пришел во Дворец в поисках смерти.       Облик демона лежит за гранью человеческого воображения, и поэтому Фурихата с трудом понимает, что вообще такое он видит перед собой. (Он вспоминает, как матушка рассказывала ему эту байку на ночь: «Демоны — неземные существа, Коки. И потому, что они не принадлежат этому миру, никто по-настоящему не может разглядеть, каковы они на на самом деле. Поэтому никто не знает, как демоны выглядят.»)       Чудовище крупное — слишком крупное, чтобы протиснуться в двери Дворца. Все его огромное тело покрыто красной кожей, и у него крылья, как у летучей мыши. Это то, что остается неизменным. Но иногда кажется, что у него шесть пар крыльев, а иногда, что только одна. Иногда кажется, что у Чудовища есть рога, иногда — нет. Ровно одну минуту Фурихата уверен, что видит чешую, а уже в следующую готов поклясться, что это мех. Если когда-нибудь потом у него спросят, как выглядело Чудовище, он не сможет назвать ни единой детали. (Даже глядя на него прямо сейчас, он не смог бы его описать. Чудовище словно сам ужас. И это единственное подходящее слово.)       И перед ликом этой непрерывно меняющейся плоти Фурихата знает только две вещи: это Акаши, мужчина, с которым он садился за один стол, чтобы разделить ужин, каждый вечер с тех пор, как пришел сюда; и что это Акаши — Чудовище, которое Фурихата любит.       Рыцарь вскидывает свой меч, отлитый из чистого серебра, и толкает Фурихату на землю так сильно, что он и правда падает.       — К бою, тварь! Настал твой судный день!       Рыцарю вовсе не обязательно так распинаться — Чудовище мотнуло головой в их сторону как только Фурихата упал на землю.       Фурихата смотрит на серебряную броню и на ум ему приходят сказанные однажды матушкой слова — только серебро может отпугнуть или ранить демона.       Это единственная защита против тьмы, думает он, и сразу же — о, нет…       Демон рычит и кидается вперед. Рыцарь поднимает серебряный меч. А Фурихата паникует и бездумно делает свой шаг. ***       Фурихата делает свой шаг, и за этим движением нет ни единой мысли. Он только видит серебряный клинок, который может убить любовь всей его жизни.       Он набрасывается на рыцаря, но толку от этого чуть. Фурихата, в конце концов, сначала был сыном торговца, потом подмастерьем портного, а затем — слугой во Дворце демона. Он никогда не отличался особой крепостью тела. Рыцарь же (весь с головы до ног в броне из чистого серебра), наоборот — закален боями.       Рыцарь, ожидавший нападения, к нападению готов, и когда на него нападают, он поднимает свое оружие, чтобы убивать.       И ему без разницы, кого. ***       Рыцарь чертыхается, когда лезвие его меча проходит через тело Фурихаты насквозь, но это от злости, а не от сожаления. Все внимание рыцаря сосредоточено на взревевшем Чудовище.       Но ему это не помогает. Лишней секунды, когда он отвлекся на Фурихату, достаточно для демона, чтобы до него добраться. Чудовище отхватывает рыцарю голову, проглатывает ее целиком и откидывает безголовое тело с огрызком шеи подальше.       А затем опускается на землю рядом с Фурихатой. ***       Слишком поздно Фурихата вспоминает свой самый первый разговор с Акаши.       Ты не похож на смельчака. Вроде всех тех глупцов, которые думают, что могут сразить демона и заработать себе громкое имя одним махом. Они приходят сюда с серебряными мечами и в серебряной броне, но не с серебряными иглами. Они приходят сюда, чтобы сразиться, и в их сердцах нет смертного страха. Но на вкус все они одинаковые.       Ну, конечно, Акаши уже не раз сталкивался с рыцарями, конечно, он сражался с ними раньше; даже сам рыцарь упоминал других, что приходили сюда до него.       Акаши был прав лишь в одном — Фурихата не смельчак. Никогда и ничем он не смог бы помочь Акаши; надо было и дальше возиться с пылью.       Чудовище издает скорбный скулеж, прикоснувшись одной когтистой лапой. Чудовище так близко, что Фурихата может видеть его глаза. В этой форме оба его глаза красные, в отличии от более привычного человеческого облика, в котором один глаз у него золотистого цвета. Но даже с этим отличием, Фурихата никогда бы не решил, что Чудовище и человек — это не единое существо.       — Я ни разу не видел тебя при свете дня, — с нежностью говорит Фурихата. — Так вот, как ты на самом деле выглядишь, да?       Чудовище прижимается носом к его лбу и снова скулит, и это словно плач, рычание и крик скорбящего зверя одновременно.       — Все хорошо, все хорошо, — говорит Фурихата и тянется погладить мех, или чешую, или плоть. — Мне даже не очень-то и больно.       И это правда. После резкой боли пришло приятное оцепенение. Фурихата почти даже сам верит, что в порядке.       Вот только он весь в крови.       — Я не хотел на самом деле, чтобы ты меня съел, — признается Фурихата, на глаза наворачиваются слезы. — Каждый раз, когда ты спрашивал. Я хотел только всегда быть рядом с тобой, быть живым, чтобы видеть тебя. Я бы с радостью пошел с тобой под венец.       Чудовище вытягивает шею и резко выпрямляется, воя в пустоту. Ослепляюще яркий, красный свет окутывает его, вспыхивая, словно алая молния. Чудовище снова воет.       А потом на его месте появляется мужчина, которого Фурихата узнал ближе, которого полюбил — он стоит на коленях и держит его.       Разве что, именно этого мужчину Фурихата не знает.       Оба его глаза красного цвета. ***       — Фурихата, — говорит мужчина, его голос звенит от непривычного отчаянья; Фурихата не знает его, это больше не его демон.       — Кто… — пытается он спросить, но силы его покидают. Его зрение заволакивает темнота.       — Держись, Фурихата. Ты хочешь жить? Хочешь ли ты от всего сердца остаться со мной навсегда?       Фурихата старается ответить, но обнаруживает, что уже не может. После мучительного усилия все, что ему удается, это кивнуть.       Происходит какое-то движение, но Фурихата уже за той чертой, где удерживать внимание все труднее. Что-теплое течет на его губы.       — Пей, Фурихата.       И это инстинктивная покорность любому приказу, что отдает этот голос. Фурихата пьет. ***       Когда он просыпается, он все еще под открытым небом. Безмолвие Леса первым достигает его сознания. Второе, что он осознает, это что его голова покоится на чем-то мягком. И, исходя их двух этих наблюдений, он может сделать вывод, что всем смертям назло по-прежнему жив.       — Как ты себя чувствуешь, Фурихата?       Фурихата, пребывавший до этого момента в слегка оглушающем ступоре, как человек, до конца не разобравшийся, на каком свете очнулся, полностью приходит в себя от звука голоса своего господина. И к вящему своему беспокойству он обнаруживает, что вот то самое удобное, на чем лежит его голова — это бедро Акаши.       Он подскакивает, в ужасе от собственной наглости. И только потом думает над вопросом Акаши и понимает, что не только жив, но чувствует себя лучше, чем когда бы то ни было.       — Я… в полном порядке, — удивленно и смущенно одновременно говорит Фурихата.       Акаши улыбается ему, и такой улыбки Фурихата раньше у него не видел. Эта улыбка, она почти… нежная.       — Я чувствую себя… прекрасно, вообще-то. Что произошло? И кто… — он закрывает рот прежде, чем заканчивает вопрос.       Акаши смотрит на него, терпеливо дожидаясь окончания. Он не выглядит рассерженным, и это воодушевляет Фурихату на продолжение.       — Кто ты? Ты выглядишь в точности, как мой господин, но… но и не совсем так же.       — Я и есть твой господин, Фурихата. Но не совсем тот, которого ты знал.       Фурихата не знает, что по этому поводу и думать.       — У меня всегда была дневная половина и ночная, — объясняет Акаши. — Но я жил с проклятьем…       — Проклятьем? — восклицает Фурихата. В обычных обстоятельствах ему и во сне не привиделось бы, что он может прервать Акаши на полуслове, но их обстоятельства какие угодно, только не обычные. — Кто мог тебя проклясть? Я не могу даже представить кого-то сильнее, чем ты.       Сама мысль о том, что есть существо еще более могущественное, чем Акаши, настолько непостижима, что он ее даже не развивает.       — Он был не сильнее, — говорит Акаши колким от негодования тоном. — И проклятье не коснулось меня полностью, только той моей половины, что пробуждалась днем. Я оказался пойман в моей звериной форме до тех пор, пока светит солнце, и пока…       — Пока — что? — спрашивает Фурихата. Внутри у него растет смутная тревога, но причин ей он назвать не может.       Взгляд Акаши темнеет от клубящегося в нем желания.       — Пока не появился ты. ***       У Фурихаты перехватывает дыхание; тревога все еще никуда не делась, но забрезжила еще и надежда, и страстное стремление, и еще много всего, чему Фурихата не нашел бы точного определения.       — Я?       — Я ждал человека, который откажется от своей человеческой сути, чтобы остаться со мной навсегда.       Фурихата понятия не имеет, как реагировать на эти новости. Его не оставляет ощущение, что нечто важное только что было сказано, но его разум отказывается осознавать, что стоит за этими словами.       — Что конкретно это значит? — спрашивает он, и неуверенность просачивается в его голос.       — Чтобы вернуть мне мою человеческую сущность, человек должен добровольно отказаться от своей. Ты выпил мою кровь, Фурихата. Теперь ты немного демон.       — Ох, — говорит Фурихата. Он незаметно бросает взгляд вдоль своего тела, чтобы удостовериться, что у него не вырос хвост, или не пробились когти. Или — крылья. Но когда он убеждается в неизменности всех своих конечностей и отсутствии новых, он немного разочарован. Против крыльев, например, он бы не возражал.       Демон мягко посмеивается, бархатный звук ласкает кожу Фурихаты.       — Ты не будешь выглядеть как-то иначе. По крайней мере — не сразу.       — Ох, — снова говорит Фурихата.       — Ты сожалеешь о своем решении, Фурихата? — спрашивает Акаши.       Фурихата понимает, что вопрос очень серьезный.       — Нет. Больше всего на свете я хотел только помочь тебе. Но просто…       — Да? — подбадривает его Акаши.       — Ну, — бормочет Фурихата, глядя в сторону. — Это не обязательно должен был стать именно я, так ведь? Это мог быть кто угодно.       — О, Фурихата, — говорит демон. — Человек, который отдает мне свою человеческую сущность, становится необратимо связан со мной до конца наших дней. Я бы не смог создать подобную связь с каким угодно человеком. Этим человеком всегда был ты и только лишь ты.       Это оказалось даже больше, чем он смел надеяться.       — Если я позову тебя под венец, Фурихата Коки, что ты скажешь?       — Я скажу «да», тысячу раз — да, — без раздумий отвечает Фурихата.       — Значит, у нас новая сделка. ***       — Разве нам не надо скрепить новый договор? — спрашивает Фурихата, пылая лицом.       — Что ты имеешь ввиду? — уточняет Акаши.       — Как мы делали в первый раз, — проясняет он, краснея еще сильнее. — Поцелуем.       — А, ты об этом, — Акаши подходит ближе. — Я не ради сделки тебя тогда поцеловал. Я поцеловал тебя, потому что мне захотелось. — Он обхватывает Фурихату руками и притягивает его ближе. — И я хочу делать это снова и снова.       И так он и делает. ***       Фурихате никак не узнать, будут ли они жить долго и счастливо. Но он точно знает, что останется с тем, кого любит, навсегда, а большего ему и не надо.