Дом, милый дом.

      Конец августа всегда притягивал ощущение тошноты и приступа тахикардии, как у человека, страдающего глоссофобией*, но вынужденного выйти на чертову сцену, чтобы еще раз показать людям, как ничтожны были все попытки успокоить себя пресловутыми «просто представь всех людей в зале голыми, тебе будет намного легче».       Конец августа в Дерри – это наступление ощутимого холода, когда простой забег по кварталу в любимых пижамных штанах в поисках любого открытого магазинчика, скорее напоминает лотерею с главным призом – возможностью отморозить пятую точку и пускать сопли последующие пару дней. Как по мне, так неплохая затея.       Конечно, коренные жители маленького городка выработали иммунитет, а точнее, достаточное количество серого вещества в головной коробке, чтобы не поступать так опрометчиво и, что уж тут таить, тупо. Не совсем везет только редким приезжим из солнечных штатов с другого конца страны, которые по своей наивности считают, что 10-12 градусов по Цельсию выше нуля – это не так уж и страшно. Так думала и моя семья, когда отец пару месяцев назад вовремя ужина радостно сообщил, что контора его босса безбожно разорилась на откатах местному итало-американскому прототипу «Крестного Отца»*, и теперь, когда на двери его бывшего офиса красуется табличка «сдается в аренду», он наконец-то готов приступить к делу его прадеда и деда – добыча нерудных полезных ископаемых.       В любой другой день, мать обязательно бы заметила выпавший кусок морковки из моего рта, и, конечно же, напомнила бы мне, что у девушек ни в коем случае не должны происходить подобного рода эксцессы и то, что мне стоило бы всегда следить за своим поведением, а то ненароком отпугну от себя всех тех фантомных женихов, что уже, как вы поняли, выстроились несколькими очередями у дверей нашего бывшего дома. Но эти слова были для нее таким же громом среди ясного калифорнийского неба, как и для меня, и моего старшего брата, который не одарил отца даже взглядом, а лишь тонко подчеркнул настроение в обеденной комнате словом: «-Чувак…».       Естественно, отец не оценил нашего бурного обсуждения подобного рода перемен, и нам ясно было сказано, намотать свои сопли на кулак, и начать собирать пожитки, потому что билеты в авиакомпании уже забронированы, а риелтор уже подыскивает покупателей для нашего дома. Согласитесь, для подобных контраргументов редко можно найти какие-либо слова «против», поэтому в режиме неотложной катастрофы были собраны все наши вещи, упакованы в десятки огромных картонных коробок и загружены в фуру, несущуюся вдаль, к границе нашей необъятной, в несусветную задницу, которая должна была стать нашим новым домом. Дом, милый дом, типа того. И так, преодолев тысячи километров, приземлившись в аэропорту Огасты, и проехав еще пару тысяч километров, мы наконец-то были здесь, в милом городке, с населением едва ли с десяток тысяч человек. Что сразу бросается в глаза, так это природа. Огромные деревья, которые казались неестественно высокими, будто застывшие великаны с гримасами ужаса на кроне. Растительность вообще вызывала двоякие чувства, будто местные фермеры удобряли все это свежей порцией урана.       Улочки и центральная площадь были будто с картинки из книжки пятидесятых годов, не хватало только парада местного школьного оркестра или шатров бродячего цирка, который зимует и устраивает представления для зевак. Ощущение странной эйфории и тяжелейшего отвращения от приторности этих видов смешивались в унисон где-то в районе селезенки и просились наружу, но единственное, что сгенерировал мой мозг на тот момент было: - Мне нужно в уборную.       - Потерпи еще немного, Эшли, милая, мы почти на месте, - с нескрываемой долей удовольствия пропел отец.       - Останови тачку, пап, а то Эш начнет мочить не только свою постель, - с издевкой прозвучал слева от меня голос моего братца, Майка. Всегда любила его за его чувство юмора. Точнее, за полное его отсутствие. Точнее, не любила.       - Майк, - вмешалась мама, которая до этого момента предпочитала монотонно перелистывать страницы очередной книги по психологии от очередного модного автора, - будь милее со своей сестрой, вы должны быть опорой друг для друга.       - Милая сестренка, - Майк обратился ко мне, лениво поворачивая свою голову в мою сторону, - не могла бы ты быть так любезна, когда начнешь мочиться в машине, постараться не сделать лужи рядом со мной, премного благодарен.       - Майкл! – голос отца мог бы показаться даже строгим, если бы все в машине не знали, что по большому счету, он считал этот разговор очередными детскими ругачками его недалеких деток, - Эшли, мы скоро будем на месте, потерпи.       - Не беспокойся, Майк, я постараюсь не намочить тебя, но ничего не обещаю насчет твоей сумки с геймбоем, которая, ох, по волею судьбы лежит в опасной близости к зоне поражения от наводнения «Эшли», - съязвила я, обнажая самую неискреннюю улыбку тысячелетия.       - Так, все, вы мне надоели! – прикрикнул отец, давя на педаль тормоза, остановившись у захудалого вида дайнера с неоновой вывеской, которая моргала в эпилептическом припадке, - Эшли, у тебя есть пять минут, иди в уборную, а ты, Майкл, заработал себе дополнительную работу по дому, я слышал, что прежние хозяева не успели очистить водосток от листьев, наверное, оставили тебе на десерт.       Хлопнув дверью машины, поспешно ретировавшись, дабы не слышать нытье брата и нравоучения от отца, по назиданию своего организма, я скорее заскочила в дайнер. Колокольчик у двери спешно оповестил всех о том, что потенциальный потребитель придорожной еды изволил зайти, собирая на себе взгляды небольшого количества гостей и работников. Милая на вид девушка-официантка, примерно моего возраста, подлетела ко мне с удивленным взглядом и улыбкой на лице, произнося:       - Добро пожаловать в «Мэддис», подготовить Вам столик на одну персону? – ее милое лицо, обрамленное кучей веснушек, буквально выплескивало доброту всего этого мира, что обезоруживало и смущало одновременно. «Ну же, не стой столбом, скажи хоть что-нибудь, Эш», - проорала я самой себе же у себя в голове. Я никогда не была хороша в том, чтобы заводить новые знакомства, да или вообще в общении с незнакомыми людьми.       - Эмм…да, извините, мне бы пройти в уборную, понимаете? – очень круто, очень круто, Эш, премия Дарвина точно достанется тебе. С полсекунды официантка пыталась разобрать тот бубнеж, что ей пришлось услышать, и с широкой улыбкой, она указала мне в дальний угол, где виднелся темный закуток с коридором:       - Конечно! Прошу, пройдите туда, третья дверь слева, осторожно, в коридорчике перегорела лампочка, у управляющего еще не дошли руки поменять ее, - звонким голоском пропела она и быстренько развернувшись на носочках подошла к барной стойке, за наполнившимся кофейником.       Думая о том, что все могло быть гораздо хуже, и я вполне могла бы забыть человеческую речь, разговаривая с ней, быстрыми шагами я направилась к своей главной цели вечера, освободить свой мочевой пузырь. В коридоре, буквально пришлось идти бы наощупь, если бы не фонарик в телефоне. Добравшись до заветной двери, нащупывая ручку, мой затылок внезапно почувствовал пристальный взгляд где-то справа от меня, где было маленькое окошечко, что скудно освещало неоновым светом одну десятую коридора. Розовые блики играли на кафельном полу замысловатыми узорами, притягивая взгляд, рождая внутри чувство ностальгии по тому, что ты никогда и не испытывал в своей жизни. Подойдя к окну и, посмотрев наружу, можно было увидеть кусок дороги, ведущей к дайнеру, и закоулок со служебным входом. Довольно скудный пейзаж, даже для города, вроде этого. Вдруг, в самом краю закоулка у бака для отходов показалась фигура мужчины. Высокая, немного скрюченная и нескладная, вроде как, если бы человека попытались растянуть на одной из тех машин для пыток, и у них, действительно, получилось бы. Выйдя на приглушенный свет от вывески, он остановился в странной позе, будто очень долго ждал кого-то, и ему осточертело это ожидание. «Что за? В городе цирк, серьезно?», - пронеслось в моей голове, заметив, что на человеке костюм…клоуна? Белый костюм викторианских времен, в огромном количестве рюш и пышный рыжий парик, обнаживший довольно массивный лоб мужчины. На его лице была нарисована жуткая клоунская гримаса, выделяя нос, губы и глаза красным гримом. В миг, пока мой мозг даже не успел подать сигнал о том, что было бы неплохо наконец вернуться к тому, зачем я вообще зашла в дайнер, клоун стремительно направил свой взгляд точно в окно, пронзая своим взглядом, как охотник пронзает дичь копьем. Его пухлые губы растянулись в неприятной улыбке, а сам он медленно размахивал своей огромной ладошкой в жесте приветствия. Не придумав ничего лучше, чем помахать ему в ответ, я скривила свое лицо в подобии улыбки и медленно попятилась назад, чтобы, не дай Бог, не обидеть странного мужика. Проблем сейчас хотелось меньше всего. А к клоунам я всегда питала что-то между простого недоверия и первобытного страха. Находясь уже в уборной, до меня так и не дошли его слова, услышав которые, скорее всего, мне бы уже не понадобилась никакая уборная:       - Добро пожаловать, малышка Эшли. Как же красиво ты будешь летать. *глоссофобия - навязчивый страх перед публичными выступлениями. *Крестный Отец - Криминальная сага, повествующая о нью-йоркской сицилийской мафиозной семье Корлеоне.