Vade retro, Satana.

***

— Я смутно помню ту ночь, Док. Все было как в тумане, включая мой рассудок. Знаю, что долго гнался за Паулем, а потом, догнав, повалил на асфальт. Припоминаю, как он страдальчески завывал, когда я впивался в его соленые губы и наотмашь бил по лицу. Черт… Вот дьявол… — я замолчал. Почувствовав подступающую тошноту, откашлялся и уставился на ботинки. — Продолжайте, Уотан. Почему Вы гнались на Паулюсом, почему решили сначала поцеловать, а затем избили? Вы сказали, что губы его были соленые, он плакал? — Доктор повел взглядом в сторону тяжелых напольных часов — каменного исполина с мраморным циферблатом, стоявшего у дальней стены кабинета. В просторной светлой приемной психотерапевта Раймунда высились изящные шкафы с фолиантами и потертыми многотомниками поменьше. На стенах из молодого орешника висели дорогие фрески, которыми Доктор обзаводился при каждой поездке в Италию. Панорамные окна открывали вид на шикарный сад. И только стол из эбенового дерева черным пятном выделялся на фоне всей этой неомраченной прозрачности. — Уотан, не хотелось бы Вас торопить, но осталось всего 15 минут, а мы так и не сдвинулись с мертвой точки. Давайте еще раз, с самого начала. Все, что вспомните. Поймите, нам очень важно восстановить картину того вечера. От этого зависит Ваше будущее. Выдохнув, я откинулся на спинку кожаного кресла, закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться на воспоминаниях. Тогда было темно, холодно и сыро. Этого мне точно не забыть. А еще запах гнили и железа. Последний будто снова ударил мне в нос, когда я начал говорить. — Позвонил Паулю примерно в восемь часов вечера, предложил пойти в паб. Он согласился, и я настоятельно рекомендовал ему принять душ. Наверное, на что-то рассчитывал. Не знаю, что ответил мне Вагнер, но, полагаю, он понял, к чему я клоню. Все-таки сообразительность всегда была его сильной стороной. — Замечательно. — золотой паркер психотерапевта заскрипел по элитной бумаге для письма. О да, Док любил роскошь и не брезговал ею даже в мелочах. — Давайте дальше. — Хмм. Вроде, я надел свои «glückliche freunde». Да-да, точно, таки рассчитывал его завалить! — поняв, что сболтнул лишнего, я прочистил горло. — Простите, Док. — Ничего страшного, мистер Риккерт, Вы же знаете, меня не нужно стесняться. «glückliche freunde» — что это? — О, это мои счастливые боксеры. Я не суеверный, но хоть что-то иррациональное в человеке быть должно, иначе какой смысл им быть? Тем более, что имя для трусов — это не только алогично, но еще и смешно. Психотерапевт ухмыльнулся: — Вы правы. Давайте продолжим. — Хорошо. Примерно без десяти девять я был уже у бара. Помню, так как ждал Пауля у входа и курил самокрутку, свернутую наспех перед выходом, как увидел его еще издалека, хоть было уже достаточно темно, как завел в узкий проем между стенами таверны и трактира. Помню, как прижал его к стене и поцеловал. — яркие пятна, плывущие перед опущенными веками, собрались в обрывочные картинки, а те вдруг стали анимацией. Воспоминания неожиданно накрыли меня с головой. Я снова почувствовал силу молодого тела Вагнера, его жаркий влажный рот и еле слышные стоны. Тепло разлилось по грудной клетке, тягуче сворачиваясь в паху. Я прерывисто вздохнул. Знал, что Док смотрит, изучая эмоции, ибо выражение лица всегда выдает человека с потрохами, и был уверен, что тот уловил мое подкрадывающееся возбуждение. Но меня, по большей части, это не волновало. Мозг постепенно отключался, а желание распирало изнутри, уже больно упираясь в металлическую ширинку. Странно даже, что я так быстро завелся. Прошло несколько минут, а может и часов, когда голос Раймунда стальными клешнями выдрал меня из сладостной неги, заставляя вернуться в реальность. — Продолжим или остановимся на этом? — Думаю, на этом хватит. — прохрипел я, открывая глаза и щурясь от непривычно-яркого света. В чертогах разума было куда приятнее. По крайней мере, пока. — Хорошо, Уотан. Общими усилиями тот вечер начал понемногу проясняться. Продолжим послезавтра в четыре, как всегда. Жду Вас без опозданий. До свидания. Доктор резво встал на ноги и пошел к окну — за ним располагался балкон, где Раймунд любил курить, любуясь зеленью крон. Я знал это, так как частенько наблюдал за ним из-под массивного дуба, чьи могучие ветви надежно скрывали и меня, и лавочку, и фонтан. Меня разморило зноем июньского дня. Вставать с удобного кресла не хотелось, клонило в сон. Однако я все же взял себя в руки — и так на приеме позволил лишнего, послав самоконтроль в задницу — и, бросив Доку «До встречи!», вышел в прохладный холл.