Часть 1
18 сентября 2017 г. в 14:41
Пятница закуривает ещё в постели, сидя на краю и сутулясь; позвонки выступают острыми пиками по наклонной. Дым он выдыхает, оттопыривая нижнюю губу, и, как правило, зажимает сигарету меж губ — неэстетично, если так подумать. В их короткие встречи молодой человек всегда набрасывает на плечи рубашку, шёлковую элегантную тонкость, и садится за письменный стол — на стул опускается тяжело, одной рукой опираясь о столешницу. Джон всегда смотрит на него с постели — узкий диван и застиранные почти до прозрачности белые простыни. С каждой же встречей Пятница становится всё более тощим — рёбра обозначаются резкими дугами, как и косточки на худых запястьях, а живот и щёки западают. Джон исследует тело молодого человека всей поверхностью ладоней, очерчивая щекотно пальцами выпирающие косточки, вглядывается в пепельную серость кожи и губами касается впалого живота.
— Я для тебя словно объект изучения, — Пятница смотрит на молодого человека из-под полуприкрытых век, и улыбается расслабленно, закинув руки за голову. Усмешка, возникающая на губах того, несколько нервная, дрожащая, а ладони ведут верх по телу, обхватывая лицо Пятницы. — Я завещаю тебе своё тело, — обещает молодой человек; Джон прислоняется своим лбом к его и смотрит пристально глаза в глаза.
— Не говори глупостей.
У Пятницы влажный перхающий кашель, от которого в уголках глаз выступают слезы и сжимается в спазмах грудная клетка. Вдвоём они умещаются на диване с трудом, переплетая ноги, вжимаясь друг в дружку и пропуская свои руки под чужими, обнимая; лицо молодой человек прячет у Джона на груди, пальцами судорожно сжимая его плечо, а тот запускает пальцы в слипшиеся от пота волосы Пятницы, утешающе целует его в лоб.
Джон имеет неоконченное медицинское, и помочь другу не в силах.
Временами Пятница лежит на нём, сложив руки скрещенными на его груди и опустив на них голову — смотрит изучающе, пронзительно-любопытно. Он в такие моменты всегда тянет руку к стопке книг, заменяющей тумбочку, и чиркает небрежно спичкой — огонёк свечи горит неровно, подрагивает и заставляет тени на стенах извиваться в безумных танцах. Вторая спичка дымится и идёт на сигарету, которую молодой человек подносит к губам Джона.
— Правда иронично, что врач курит? — улыбается Пятница, когда тот затягивается. Ударяя по сигарете указательным пальцем, стряхивает пепел на пол. — Курение убивает, — смеётся хрипловато, выдыхая дым чуть выше головы Джона, и пальцы у него дрожат, как и тонкие губы.
— А ещё, кажется, счастливые люди не курят, — смеётся негромко Джон, ведя рассеянно кончиками пальцев по запавшей линии позвоночника Пятницы; тот лишь хмыкает, губы чуть вытягивая и затягиваясь дымом.
— Чушь, — бросает остро-резко, режуще почти что, и морщинки разбегаются вокруг глаз, когда он щурится. — Это красиво-литературная фраза, а мы с тобой, Джон, люди науки и экспериментов. Правда же? — Пятница пахнет сигаретами только на ладонях, а вообще от него пахнет прелостью осенних листьев, умиранием. Когда они впервые оказались на этом, тогда ещё новом, диване, от молодого человека исходила тонкая пряность дорогого одеколона, а руки пахли бумагой и чернилами, от которых на пальцах синели мазки клякс.
Джон кивает, обводя подушечками пальцев тонкие сухие губы Пятницы.
В их встречах перманентно бывает момент, когда Пятница сидит на диване, ноги скрестив и сутулясь, почти сжимаясь опасливо, а Джон прижимает стетоскоп к его искривлённой спине, холодя кожу и вслушиваясь в болезненно-частое биение сердца и выворачивающий изнанкой наружу кашель.
— Ненавижу твою врачебность, — шипит друг, ёжась, утопая в чувстве беззащитности и излишней открытости, почти душевной обнажённости. Джон касается бегло губами его шеи у самых волос и скользит немного вниз — Пятница прикусывает ощутимо губу, запрокидывая голову и чертыхаясь.
Нежность молодого человека всегда выбивает его из колеи, сколько они не встречаются в этой тесной комнатушке.
Сплетение их пальцев не столько успокаивает, сколько просто поддерживает, и Джон поглаживает обозначенные узловато костяшки друга, бормоча несвязно, что не позволит ему умереть, и насмешки ответные и ранят, и бесят.
— Ты мне дорог, — шепчет, практически плачет, и Пятница вздрагивает. Всем телом. Каждой косточкой и мышцей, меняясь в лице до растерянности, такой непривычной, чужеродной.
— Не находишь, что это несколько поздновато? — прокашливает, прикрывая тыльной стороной ладони рот и сводя брови в мучении. Молодому человеку больно, его душит и колет изнутри, потому что он Джону отдаёт весь тот максимум, на который способен, и собственная беспомощность, жалкость своего положения бьёт под дых куда ощутимее, чем раньше.
Джон целует каждый выступающий позвонок Пятницы — ответа лучше, пожалуй, во всём мире не сыскать.
Пятница умирает через четыре дня, и Джон раскуривает последнюю сигарету из его любимой пачки, укрывая тлеющий краешек ладонью от дождя, промозгло капающего прямо за шиворот.