❝ Этот мир мертв. Этот мир безумен. Мертвецы заполняют улицы прямо до небес. Слезы наполняют мои глаза. ❞
Запах опавшей листы на мокром асфальте всегда был для меня чем-то особенным. Это до глубины души трогало и давало новую надежду. Особенно поражало, когда после дождя восходило яркое солнце и ты наслаждался его лучами, пока была такая возможность, ведь всегда был риск разглядеть рядом со светом грозовые тучи. Эта приятная сырость, бьющая в нос, становилась неким облегчением. Она показывала то, насколько моя душа всё еще жива. Метафорически. Душа продолжала жить, но порой казалось, что она начинала гнить, разлагаться. Чем чаще я контактировала со тьмой, тем больше ощущала, что сама становлюсь ею. Перестать быть человеком — этого стоило бояться больше всего. В любых отношениях слова. Человечность имеет разные характеристики. Это может быть состоянием души, а может быть и физическими данными. Для каждого это существительное имеет свой вес, и именно потери этого веса стоило опасаться. Когда-то я любила осень по-настоящему. Просто за то, что она есть. За ее краски, за ее запахи. Когда-то я находила в ней новое начало, а не ураган разрушившихся мечт. Когда-то было многое. Не только это. Но когда-то — это не сейчас. Сейчас? Сейчас — это спорный вопрос. Сейчас — это сейчас, прямо в данную секунду, а в данную секунду я все еще та, кем никогда не хотела быть. Иногда я задаю себе один и тот же вопрос: стоит ли обещанное тех жертв, на которые мне приходится идти? Ну, разумеется, любая вещь, что тебе была обещана — это та вещь, которая тебе нужна, а значит и речи о ее стоимости не может быть. Но поверьте, знали бы вы цену эту — поступали бы также. Еще четыре года назад я праздновала шестнадцатилетие в кругу друзей и семьи, а сейчас готова перерезать глотку глупому механику в придорожной мастерской. — Нельзя побыстрее? — эмоции брали вверх. Контроль мне никогда не давался легко. Но зато мне легко давалось умение драть задницы тем, кто меня раздражал вне зависимости от того, позволяла мне то совесть или нет, потому что совесть покинула меня еще четыре года назад. — Леди, наберитесь терпения, — черствый голос толстопузого механика стал более раздраженным. Ну, конечно, не выведет тебя из себя, когда каждые пятнадцать минут над твоим ухом гремят возмущения клиентки. — Если бы Вы научились беречь свою машину, то мне бы не пришлось ее чинить. Все вы, женщины, такие. Особенно блондинки. — Послушайте, сэр, — я подошла к поднятой домкратом машине и мужчина выкатился на старом скейте из-под нее, осмотрев меня снизу вверх. Его густая борода была пропитана машинным маслом, а на левой виднелось растертое пятно от смазки. — Я плачу Вам за починку машины, а не за пустое ля-ля, поэтому, при всем уважении, закройте рот и делайте свою работу. Боже упаси, чтобы меня зацепила речь про блондинку. Дело в том, что, по факту, кто-то позволяет себе такое сказать. Это в людях меня и поражало. Кто дает им право, пусть не судить о тебе, но что-то говорить, о чем они и не могут знать? Неужели принадлежность к женскому полу и белокурость волос позволяет считать, что я не умею водить? В конце концов, машина не разбита, в ней всего лишь забит фильтр тонкой очистки топлива в бензонасосе. Пара минут чистки и всё готово, чего ворчать? — Следите за языком. — А сами? На этом наш диалог закончился. Механик закатил глаза и вновь укатился под машину, а я приняла самое верное решение на данный момент: пойти купить кофе. Сна я не знаю уже давно и дело не далеко в суперспособностях. Дай мне Бог ума побольше четыре года назад, я бы отдала свою душу за, скажем, телекинез или телепатию. А может даже и за умение не спать вообще. Сон отнимал слишком много времени, которое я могла потратить на что-то более важное. Например, как бы логично это не звучало, на работу. Ей я посвящала жизнь. Она была важнее физиологических потребностей, избежать которых мне, к несчастью, не удавалось. Минусы быть человеком на лицо. — Вам стоит чаще бывать на солнце. — раздался резкий голос слева от меня и я отвернулась от кассы оплаты ремонта починки авто и одновременно выдачи кофе. Рядом стоял мужчина двадцати шести лет с мальчишеской улыбкой на лице. На щеках виднелась щетина, а каштановые волосы были по-утреннему взъерошены, что придавало ему некий шарм. Кожаная курточка, затертая временем, слегка блестела от машинного масла легкими потеками, попавшего на рукава. На груди, чуть прикрытый клетчатой рубашкой, свисал необычный кулон, немного напоминающий амулет. Чье-то лицо с рогами на короне. Буддийский символ? Он буквально пилил непристойным взглядом, из-за чего мне хотелось пропилить ему глазные яблоки. Так, в шутку. — А Вы дерматолог? — ответила ему я, возвращаясь в исходное положение. — Нет, мне показалось, что такой милой блондиночке просто нужен румянец, а я его могу обеспечить, — секунду, он что, пытается флиртовать со мной? — Меня зовут Дин и моя машина недалеко; можем обсудить это. — Спасибо. — проигнорировав мужчину, сказала я кассирше, когда она выдала кофе в картонном стакане. — Не за что, только позвоню одному балбесу и пойдём. — яро воскликнул Дин, решив, что я ответила ему. — Не интересует, — осторожно держа кофе в руке, шикнула я и посмотрела ему в глаза. Зеленый цвет. И эти забавные веснушки. Не удивительно, почему он так уверенно ведет себя. Наверняка, все девушки его. — У меня есть своя машина и, думаю, обсудить моё состояние кожи я могу сама с собой. Приятно говорить с человеком, который не мешает с утра своими глупыми подкатами. — Ты многое теряешь. — Скорее, даю поблажки своей гордости. Делать мне больше нечего, как тратить своё время на каких-то проходимцев в потасканной кожанке.***
— Ты опять за своё? — укоризненный взгляд Сэма Винчестера мог заставить любого чувствовать себя виноватым даже за мухлёвку с кофейными автоматами, но на его старшего брата подобное никогда не действовало. — О чем ты? — Дин нахмурил брови всем своим видом указывая, что не имеет и малейшего понятия, о чем толкует младший брат — У нас работа, Дин. Снимешь себе девку в баре, когда закончим. — Раньше ты так никогда не рвался в бой. Почему сейчас? Сэм молчал. Дин поправил кожаную курточку и открыл дверь машины, усаживаясь на водительское место. Его брат, очевидно, не был настроен на разговор. Но рано или поздно они придут к одному и закончится всё шаблонными фразами, вроде, всё в порядке. Только у Винчестеров никогда не бывает всё в порядке. Либо они в дерьме, либо терпимо. — Не хочешь говорить. Ладно. Мы просто будет работать, как ты и хотел. Всё в порядке, Сэмми. А пока достань кассету с Nirvana. — Это сатанинское дерьмо? — Водитель выбирает музыку, — продолжил старший-Винчестер. — А пассажир помалкивает в тряпочку.***
Я не могу спать. Это даётся порой слишком тяжело. Что за ужасный закон подлости? Как только я чувствую, что могу вздремнуть, сон, как рукой снимает? Сейчас я свободна, сейчас у меня нет работы. Сейчас я могу спать сколько хочу, но нет же. Частичная злость накрывала постепенно. Свободна я не бываю практически никогда. Я постоянно вынуждена исполнять приказы. Приказы, что мне противны. Они очерняют душу, протаптывая мне прямую дорогу в самое пекло. Адское пламя никогда не жжет просто так. Оно не палит всех одинаково. Чем тяжелее твой грех, тем жарче тебе будет. Мои грехи ничем нельзя исправить и перекрыть. Остается лететь дальше в бездну в надежде, что я смогу когда-нибудь получить то, ради чего делаю все эти ужасные вещи. Ах, если бы все эти кошмары можно было закрасить белым. Я молюсь. Молюсь много и каждый день, но таких, как я, Бог не слышит. Отдавшие свои души не могут стучать на Небеса. Но никто не карается за попытки. — ...Et ne nos inducas in tentationem¹, — белокурые пряди волос, пропитавшиеся холодным потом, медленно упали на лицо, прилипая к щекам, — Sed libera nos malo, — дрожь в голосе. Разум практически полностью ушел в просьбы всевышнему. — Amen. Лишь молитва и только она способна помочь мне успокоиться. Несмотря на всё жжение в груди, что она мне причиняет при чтении, я не могу остановиться. Грехи не смыть. Я медленно коснулась поцелуем Библии и опустилась с колен. Электронные часы в номере мотеля показывали три часа ночи. Еще так много времени до утра. Хочется смыть с себя всё это, но, Боже, нельзя. Ах, сомнения. Раздуваются на пустом месте. А порой они раздуваются не просто на пустом месте, а на месте которого в помине нет. Сомнения терзают меня уже на протяжении четырех лет. Сбежать бы от них куда-то. Но нет. — Skye. Голос в моей голове. Вот и он. — Да. Нельзя заставлять ждать ответ. — Est ille mortuus est?² — Да. — Montana, Red Loge iter. Sam Wintoniensis. Venandi. Vir amicum fieri. Fac illum redire in viam de malo.³ — Да. После каждого такого разговора в голове, весь разум словно начинает ныть под пытками или допросами. Ненавижу. Но, что еще хуже — это моя новая работа. Работа, требующая скрытности и тайн. Снова притворяться и снова творить зло.Что ж, Сэм Винчестер, видимо, до Рэд Лоджа мы доедем вместе.