Пусть говорят

"A thin line, the whole truth, The far right, the left view, Breaking all those promises made — Times are changing!" — Юрочка, ну сам подумай, тебе всего шестнадцать, у тебя еще в жизни-то ничего не устоялось, как можно говорить о чем-то подобном? Вот то ли дело когда тебе за двадцать пять, — нравоучительно тянет Виктор, привычными и четкими движениями шнуруя коньки. Юре почему-то хочется двинуть ему по выставленной в проход между деревянными лавочками ноге со всей силы, но, вместо этого, он спрашивает: — А двадцать пять — это что, нулевой километр? Все, что до этого, не считается что ли? Виктор поднимает голову и сдувает с глаза свою сизую челку. — Не с твоим же характером, солнышко. И дальше занимается коньками. В принципе, так происходит с завидным постоянством. Еще отец, когда Юре было лет семь, вздыхал, глядя на любимое чадо: «Эх и сложно ему будет с таким характером». Юре уже давно не семь, а понять, что имеют в виду окружающие, почему-то не получается. Точнее, не совсем получается. Да, характер не сахар, но с каких пор за вспыльчивость выходят всем селом на публичное изгнание с вилами да факелами? — Да ты не переживай, Юр, — продолжает Виктор, уже управившись с коньками и поправляя черную водолазку, — первая любовь — она такая. Потом вспоминать будешь, лелеять. А зрелое позже приходит. Какое такое зрелое, хочется спросить. Зрелое — это когда летишь через целый континент и кусок океана за кем-то? Так Юра уже летал, правда, как оказалось, не за тем, за кем надо было. Или даришь кольца перед барселонским собором на Рождество и потом говоришь, что это так, вдохновения ради, не бери в голову? А потом весь Инстаграм друзей забит твоей довольной рожей с хэштэгами #мойдругженится #счастьямолодым. — А может, она не первая? С чего ты взял, что первая? — Юра этот вопрос задает больше из вредности, чем из интереса. — А какая? Вряд ли ты был влюблен в воспитательницу в детском садике. — Виктор дергает плечом и отворачивается, кашляя — явно прячет смех над своей особо удачной шуткой. На самом деле Юре нравилась учительница английского языка классе в пятом, это можно считать первой любовью? Зато на английском теперь разговаривает прекрасно, хотя это скорее всего из-за спорта, а не из-за большого рвения к учебе. — Не был, — отрезает Юра, падая на лавочку и роняя перед собой рюкзак с коньками. — Влюблен? Ну вот видишь... — В садике, блин, не был! Со мной деда сидел. Повисает пауза. Виктор, кажется, уже вовсе забывает о разговоре, самозабвенно копаясь в телефоне и чему-то улыбаясь. Вот и в чем суть? «Первая» любовь и «зрелая» любовь? И какая между ними разница? Нет, между Отабеком и учительницей по английскому в пятом классе разница, конечно, колоссальная, но почему Виктор с Юри — это #мойдругженится, а Юра с Отабеком — это #вывсеравнорасстанетесь? Ладно бы об этом только Виктор говорил — Юра бы его и слушать не стал. Но после того, как Мила на его же днюхе вдруг с пьяной улыбкой погладила его по голове и сказала что-то вроде «Юрочка-Юрочка, вот и первая любовь. Хотя от нее одни беды», Юра задумался, где у них с Отабеком беды и почему он до сих пор ни одной не видел. Поругаться с Отабеком не удавалось от слова «совсем». Единственным вариантом заставить этого человека повысить голос было запереться к нему в ночной клуб в Барселоне с криком «хочу эту песню на показательную». Вот тогда вечно спокойный, как валенок, Отабек очень даже громко переспросил «ЧТО?». И то Юра думал, что это было скорее из-за громкой музыки, чем из-за чужой эмоциональности. Остается еще Юри, но с ним разговор и вовсе складывается странный. Тот постоянно прячет взгляд и делает вид, что знает только японский, да и то не очень хорошо. — Ну первая любовь-то у тебя была? — спрашивает Юра, роняя голову на стол и при этом окуная челку в кофе. — Была, — вздыхает Юри и протягивает ему салфетки, а когда понимает, что Юра его доброго жеста не видит, сам вытаскивает его волосы из чашки и вытирает. — И? Они сидят в питерской кофейне, куда Юра затаскивает Юри сразу после тренировки под предлогом обсуждения программ. И как-то разговор очень легко с прошлогодних «Агапэ» и «Эроса» перетекает в нужную тему. — И она прошла, — отвечает Юри. — Остались дружба и привязанность. Меня все устраивает. Еще бы тебя не устраивало, думает отстраненно Юра. Когда не тебе все говорят, что все у тебя в твоей жизни несерьезно и вообще непонятно, откуда взялось. Интересно, кто у него был-то? — Мы с Юко сейчас добрые друзья, и о старых чувствах никто и не вспоминает, — продолжает тем временем Юри, но тут же одергивает себя, вспоминая, наверное, о вежливости врожденной. — Но это не говорит о том, что у тебя так будет! У всех же по-разному, просто... — Просто что? — с нажимом спрашивает Юра, наконец, отклеив лоб от стола. Юко, значит? А он думал, Юри только на Виктора с ранних лет и смотрит. Чем не первая любовь? — Хорошо, когда чувство зрелое, взвешенное... Становится уже не смешно даже. Интернет про любовь знает все и даже чуточку больше, чем стоило бы. На различных сайтах по психологии очень размыто и пространно написано о том, что, когда отношения начинаются в совсем юном возрасте, зачастую все чувства сходят на нет. «Партнеры растут, меняются их интересы, взгляды, приоритеты, а вместе с тем меняется и отношение друг к другу». Добивают Ангелы Юрия, к которым в паблик Юра заходит, чтобы хотя бы немного поднять себе настроение, но, вместо этого, нарывается на спор Nansy_98 и Dashunya. Это не первые фанатские онлайн-бои, которые он видит, посвященные своей персоне, но точно первые, где про него и Отабека говорят «повстречаются и разбегутся». Вот так спокойно и безапелляционно. А ведь ни в прессе, ни в соцсетях нет даже прямой информации о том, что они встречаются. Девочкам, наверное, виднее. Одна надежда остается на дедушку, но Николай, с которым Юра едет в набитой маршрутке в воскресенье летом на дачу с граблями наперевес, тоже не успокаивает. Наверное, впервые в жизни. — Деда, а у тебя бабушка — первая любовь была? — спрашивает Юра, выковыривая длинные корни сорняков из земли руками в садовых перчатках. — Ой, да нет, Юрочка, — не отворачиваясь от винограда, лозы которого привязывает к изогнутым металлическим прутьям, отвечает Николай. — Первая любовь она, знаешь, редко счастливая бывает. И вот тут уже молчать больше не получается. Юра вваливается к Отабеку в квартиру, которую тот успел на неделю снять в Москве, пока у самого короткий отпуск, а Юра гостит у дедушки, все с теми же граблями наперевес. — Бек, мы что, расстанемся? — спрашивает он, влетая в комнату, даже не успев разуться. — А? — Отабек поворачивается к нему в компьютерном кресле, и Юра жалеет, что на грабли нельзя снять видео — такое у того сейчас смешное лицо. — Бэ! Расстанемся, говорю? — Юра злится, причем не на Отабека вовсе, но разве сейчас это объяснишь? — Плисецкий, тебе там голову напекло, да? — заботливо спрашивает Отабек, сложив руки на животе. — Ничего мне не напекло! Просто достали все! Ты не знаешь, что ли, что про нас говорят? — Знаю, — Отабек спокоен, как всегда. Порой кажется, что он и после конца света с цунами и зомби-апокалипсисом не изменит выражения лица. — Пусть говорят. — Вот так просто, да? Ты с каких пор Малаховым заделался? — спрашивает Юра, все же расставаясь с граблями, кидая их, затянутые в темно-серый мешок, рядом с диваном. — Юр, тебе кольцо подарить? Как Юри Виктору? Или Виктор Юри — кто там кому? — Отабек дергает бровью. — Ты дурак? — устало произносит Юра, садясь прямо на пол рядом с пресловутыми граблями. — Это еще почему? — Дурак, — беззлобно заключает Юра и прислоняется спиной к дивану. Отабек молчит, только смотрит на него, как тогда, в Барселоне — со всей серьезностью и внимательностью, будто Юра трактат научный читает за кафедрой. — А как же там... смена интересов? Надоедим друг другу. И разбежимся. И характер у меня говно. — Юра на Отабека не смотрит — разглядывает шкаф с покосившейся дверцей, из-за которой торчит его футболка с тигром, которую он сам утром этой дверцей и прищемил случайно. Отабек вздыхает, встает с кресла, подходит и усаживается рядом, копируя позу Юры. — Юра, мы спортсмены, какая смена интересов? И вообще, с каких пор разные интересы — повод для расставания? Насчет надоедим друг другу — с тобой же, как на пороховой бочке, каждый день то одно, то другое — не соскучишься. — Отабек слегка дергает Юру за прядь волос. — А что характер у тебя говно, я в курсе. Еще вопросы? — А как же, что любовь первая счастливой не бывает? — пытается еще раз Юра. — М, — хмыкает Отабек. — И правда не бывает. Я лет в десять в соседскую дочку влюблен был. — Правда? И чем закончилось? Отабек пожимает плечами, потом смеется, подтягивая к себе колени и упираясь в них лбом. — Я попал камнем в окно и разбил стекло в ее комнате, и она меня «варваром» потом называла. — И все, прошла любовь, завяли помидоры? — хмурится Юра, глядя на него из-под челки. — А потом я увидел в летнем лагере одно создание, которое, как заноза в заднице — не вытащишь, и пять лет потратил на то, чтобы оно на меня хотя бы посмотрело как на равного. И если кто-то считает, что за пять лет это не прошло, а теперь пройдет, пусть расскажет об этом кому-нибудь другому, — спокойно отвечает Отабек, встречая взгляд Юры. Юра улыбается. И как-то сразу становится легче. И за «занозу» не обидно, и за «говно характер». Сказал бы это кто-нибудь другой, получил бы уже давно граблями по затылку, но от Отабека это звучит совершенно иначе. Порой даже круче, чем «я люблю тебя». — А что, эти все... так и будут всякую херню нести? — неуверенно спрашивает он. — Кольцо? — прищурившись, уточняет снова Отабек. — Да блин, Бек, ну тебя! Фу! — Юра для убедительности даже ногой дергает, задевая лежащие рядом грабли. — Тогда пусть говорят. — Отабек пожимает плечами и поднимается с пола, протягивая затем Юре открытую ладонь. То же самое он говорит через год, когда про Юру начинают ходить слухи, что он встречается с фанаткой, которую он никогда в глаза даже не видел. И через три, когда они уезжают вдвоем за границу, выключив телефоны, и все думают, что они решили тайно расписаться там, где это разрешено. Отабек же в это время учит Юру кататься на сноуборде. И через пять, когда его собственная семья активно начинает настаивать на женитьбе и внуках. Первая любовь редко бывает счастливой. И еще реже заканчивается браком и совместной жизнью до старости. Юра успокаивает себя тем, что была ведь учительница английского языка в пятом классе, а у Отабека — дочка соседская, которая его «варваром» звала. А за дерьмовый характер иногда даже можно любить. По крайней мере, так говорят. И пусть говорят.