Teddy Bear

      Отношения с Наполеоном похожи на качели, которые рано или поздно скинут тебя прямиком в ад. Илье чужда концепция рая и ада, но лучшей метафоры подобрать он не может.       Наполеон чудовищно сложный, просто до зубовного скрежета и вырванных прядей волос в пальцах. Со стороны он кажется весельчаком и душой компании, в интимной обстановке на двоих он сжимается в компактный комок и щурит свои красивые голубые глаза в ответ на любые вопросы. Илья ненавидит такие моменты, особенно когда задумывается о том, чем ему светит влюбленность в идеологического врага. Если уж забыть, что у врага совершенно неподходящий для влюбленности пол.       Наполеон почти никогда не пьет так, чтобы действительно развезло, большей частью он только чуть отпивает из бокала, а потом ставит его на стол. Габи на это фыркает в свой третий (или четвертый?) по счету стакан, а потом покидает номер, сетуя на трезвенников и девственников. Насчет последнего она, конечно, неправа.        — Мой медвежонок.        Илья сладко вздрагивает и от его затылка, от самой кромки волос, вниз по загривку и плечам ползут крупные мурашки. Наполеон склоняет голову и запечатлевает мягкий и невинный поцелуй в уголке чужих пересохших губ. Илье мало этой невинной ласки, это скорее похоже на проверку на сдержанность, и он её бездарно проваливает, впиваясь губами в покорно приоткрытый рот.        Наполеон иногда бывает ненасытным, а иногда безмолвно отталкивает от себя, не позволяя прикоснуться. Илья, даже спустя столько времени, никак не может научиться распознавать его настроение, поэтому иногда натыкается на стену льда. Это обидно, но не смертельно, конечно. Тогда он приносит чай, если это позволяет их укрытие и без лишних разговоров играет с собой в шахматы.        — Я тебя иногда так ненавижу, Большевик.        — А то с тобой жизнь один сахар.        Илья без особых трудностей прижимает Наполеона к стене и рассматривает его суровое лицо. Плотно сжатые губы, брови у самой переносицы, глаза мечут молнии — явно недоволен тем, как легко Илья его победил. Иногда Илью это забавляет. Иногда он прикасается губами к синей жилке на шее и шепчет «Мой Наполеон», отчего последний выгибается и сжимает своими невероятными длинными пальцами чужие плечи. Сегодня как раз время для второго варианта.        — Я люблю тебя, мой маленький медвежонок.        Наполеону, кажется, легко говорить подобное. Илья завороженно следит за тем, как движутся полные, красиво очерченные губы, и только потом его настигает смысл сказанного. Приятное тепло в груди мешается с леденящим кровь ужасом, потому что это совершенно неприемлемо. Это ведет к катастрофе. Они так не договаривались. Илья было открывает рот, чтобы озвучить свои мысли, но Наполеон чуть поворачивает голову к нему и сонно улыбается, а потом прячет лицо в подушку, полузадушено бурча: «Только не читай мне нотации, дорогой», и Илья выдыхает весь свой ужас, а потом ерошит темные вьющиеся волосы.        — Я тебя тоже, Наполеон.