На Ивана Купалу

      Ой на Ивана,       Ой на Купала       Летело над полянами, где мотив подхватывали все новые и новые голоса: женские и мужские, высокие и низкие, совсем юные и постарше.       Песня поднималась все выше и выше, вбирая в себя шорохи ярких девичьих сарафанов, мелькающих сплошным ярким пятном в бесчисленных хороводах, смешивалась с дымом и огнем еще только начинающих разгораться костров, впитывала в себя последние лучи закатного солнца, пронизывалась ароматами полевых цветов, вплетенных в венки на головах празднующих, нежилась в нагретом за день воздухе и остужалась в прохладных водах неспешно текущей реки.       Песня подкреплялась звонким смехом девушек, уже взрослых или только недавно впрыгнувших в поневу*, к ним примешивались голоса парней, которые с лихими криками по-разбойничьи врывались в хороводы, хватали девушек за руки и тянули за собой, а те кричали, отбивались, бежали от них, но с поляны уходить не спешили, хихикая и лукаво поглядывая на юношей.       Тонкие девичьи руки уверенно возложили венок на русые кудри паренька, но от робкого поцелуя девушка со змеиной ловкостью увернулась, лукаво погрозила пальцем и, подобрав юбку сарафана, стремглав побежала к костру, где ворвалась в хоровод, подхватила песнопения и закружилась в быстрой бесноватой пляске вместе с такими же девушками.       Парень неловко ощупал венок у себя на голове, который, казалось, еще хранил на себе тепло рук юной красавицы, а потом, залихватски свистнув, вихрем вбежал в хоровод, разъединяя девушек, которые встретили его веселым визгом, но уже не успевая затормозить перед костром.       Выругавшись, после неудачной попытки перепрыгнуть через огонь, парень неистово затопал ногами и захлопал ладонью по рукаву рубахи, сбивая искры, которые попали на одежу. Девушки вокруг сменили визг на смех.       — Девицы, а венок-то мой он не уронил, — раздался громкий насмешливый голос, и из толпы разрозненных от ворвавшегося в хоровод юноши, девушек вышла та самая, что водрузила ему на голову венок, приблизилась, наклонилась к самому лицу, смерила взглядом лукавых зеленых глаз. — На Ивана на Купала красна девица гадала, — запела она с хитрой улыбкой, а хихикающие подруги подхватили: — во воду венки кидала, ой на Ивана, ой на Купалу.       — Низко прыгаешь. Венок тяжел?       Юноша, не отрываясь, смотрел на алые губы, которые находились возле самого его лица и даже почти не различал слов, что срывались с них. Только когда она замолчала, он тряхнул головой, приходя в себя, и с вызовом взглянул в глубокие зеленые, как летняя трава, глаза.       — С одним крылом и птица летать не будет. Прыгнешь со мной?       Окружающие девушки, выжидая смотрели на подругу, а та не отрывалась от лица юноши.       — Прыгну, — усмехнулась она, чуть отодвигаясь от него, и теперь ее лицо освещалось пламенем костра, который уже начал разгораться сильнее и посылал ввысь столпы огня. — После того, как буду знать, что ты суженым моим являешься.       — Погадай на суженного, — тут же подхватили подруги, уже вновь начавшие хоровод вокруг костра и стоящей возле него пары, — погадай на милого. Ой на Ивана, да на Купалу...       Девушка неожиданно расхохоталась, хлопнула в ладоши, от чего парень чуть отпрянул, и бросилась прочь от огня, проскочив под поднятыми руками двух своих подруг и уносясь, сверкая голыми пятками, к реке. Юноша чуть было ее не поймал, но это мгновение оказалось решающим, чтобы незнакомка птицей, почувствовавшей волю, улизнула от него. А остальные девушки закружились в хороводе еще сильнее, еще громче распевая песни, славящие Ивана Купалу. Смешались в сплошное пестрое пятно кружащиеся сарафаны, быстро мелькали лица: вытянутые, круглые, с курносыми или прямыми носами, широко или близко посаженными маленькими или большими глазами, с веснушками и без них; длинные косы тоже развевались от скорости, и хоровод девушек казался сплошной стеной, сквозь которую невозможно прорваться. Несколько раз юноша пробовал, но снова и снова ему не позволяли выбраться из круга и отправиться к реке, где скрылась желанная девушка.       Только с пятого раза, удалось разъединить цепь хоровода, и, не позволяя ловким девицам снова загнать его в кольцо, юноша быстро, придерживая, чтобы не упал, венок руками побежал через поляну в направлении, в котором скрылась незнакомка. Вслед ему раздался смех и новые куплеты песни.       У реки было тише. Звуки песен словно летели над теплой, темной водой, которая, как живая, их поглощала. По воде уже плыло несколько венков, сулившие своим обладательницам скорое замужество. Один из них прибило к берегу и какой-то темноволосый парень в нарядном кушаке наклонился, выловил его и, подняв как охотничий трофей, двинулся выше по течению, высматривая возможную обладательницу, которые гуртом и сами бежали смотреть, куда приплывут их венки.       К стеблю рогоза, растущего возле самой воды была привязана яркая лента незнакомки, которой та переплетала длинную русую косу. Юноша склонился над водой, протягивая руку, чтобы отвязать ее.       И в следующее мгновение оказался в теплой, прогретой за день воде, а за спиной послышался громкий радостный смех.       Неловко поднимаясь, пытаясь нащупать опору, отфыркиваясь и ругаясь, он развернулся, стоя по колено в речной воде и сжимая в руке все же добытую ленту.       Перед ним стояла она. Зеленые глаза теперь не отражали пламени костра, зато словно вобрали в себя темноту воды; волосы, не перехваченные лентой, были распущены, и светлым водопадом спадали до середины бедер.       — Ну что, все еще хочешь со мной через костер прыгнуть? — усмехнулась она.       — Хочу!       — Тогда вылезай, а то русалки утащат.       — И что же они со мной сделают? — насмешливо спросил он, не спеша выходя из воды, останавливаясь в нескольких шагах от девушки и протягивая той ленту.       Украшение она приняла, а с ответом не спешила, насмешливо разглядывая намокшую одежду, но, когда она подняла взгляд на невредимый венок у него на голове, улыбка смягчилась, не переставая быть насмешливой, но становясь более располагающей.       — Защекотят до смерти! — громко воскликнула она, накидываясь на него и начиная щекотать, что есть сил.       Парень слабо отбивался, хохоча во все горло, его смех подхватила девушка, и он присоединился к общему смеху, разлетающемуся вместе с песнями и дымом костра над поляной.       Наконец, устав, девушка отпустила его, но, спустя мгновение, стащила с его головы венок и ловко перевязала его несколько раз лентой.       — Пойдем! — потянула она его к реке, где опустилась на колено и, положив венок на воду, оттолкнула его от берега.       Парень подхватил валявшуюся на берегу ветку и подтолкнул начинающий свое плавание венок дальше, где его подхватило течение и он медленно поплыл вниз по реке.       — Плывет! — от восторга девушка даже захлопала в ладоши. — Ты смотри! Плывет! Плывет! — взгляд ее стал серьезнее, хотя в глазах и поблескивали озорные искорки. — Так что же это значит? Что ты мой суженый? — она лукаво прищурилась.       Юноша пригладил русые кудри и постарался придать своему виду такую же серьезность, как и у нее.       — А тебя как величать?       — Ждана.       — Ну вот, Ждана, и дождалась ты своего суженого, — громким, звучащим в темноте еще более торжественно, голосом, сообщил он. — Не тощ, не толст, не беден, не богат, не умен, не глуп, Вольгой величаюсь, сын кузнеца.       Девушка улыбнулась, протягивая ему тонкую белую руку.       Руку он принял, сжав хрупкие пальцы в своей широкой ладони, но двинулся вперед, прижимая второй рукой ее стан к себе, и прикасаясь к устам. Ждана не оттолкнула, но на поцелуй не ответила, однако, когда он уже отпускал девушку, сама чуть подалась вперед и еще мгновение не разлучала их губ.       Внезапно глаза Жданы округлились, взгляд скользнул куда-то за спину Вольги, а губы снова расползлись в усмешке. На этот раз более злой.       — Смотри! Ведьма! — шепнула она. — Ее у костра сегодня не было**.       Вольга оглянулся. Чуть поодаль наклонилась над рекой девушка, закинула за спину длинную черную косу, уберегая ее от воды, сорвала несколько травинок и спрятала их в мешочек на поясе. Выпрямившись и подхватив очищенную от коры палку, которую она положила, когда наклонялась к воде, она осмотрелась по сторонам и увидела устремленные на нее взгляды Вольги и Жданы.       — Ведьма! — крикнула Ждана, громко, чтобы вокруг все услышали. — Ведьма! Ведьма!       Вольга тоже подхватил этот крик, бросаясь к девушке, которая подняла на них затравленный взгляд маленьких черных глаз.       Словно лед, спрятанный в глубине ее взгляда, вырвался на свободу и сковал парня — так резко остановился он, замолчал, будто язык проглотил и не мог ни головы повернуть, ни даже взгляда отвести от черноволосой девушки.       А та стояла, смотрела на него властным взглядом, прямая, гибкая, как молодое дерево, бледные губы что-то шептали.       А потом вдруг хлопнула в ладоши, крикнула что-то резко и громко, точь-в-точь, как птица, запрокинув голову в небо, и бросилась прочь, перебежала через мостик через реку, а оттуда, придерживая руками юбку расшитого сарафана, через поляну побежала к близлежащему лесу. Не снижая скорости, перепрыгнула через поваленную осину и скрылась между деревьями, несколько раз только мелькнула длинная черная коса и яркий сарафан.       А Вольга снова почувствовал возможность шевелиться, оглянулся и увидел Ждану возле себя.       — Кто это? — выдохнул он, не до конца осознавая произошедшее.       Ждана тоже только сейчас снявшая оторопь, прикоснулась к его руке холодными пальцами, губы у нее чуть подрагивали, но все же сложились в уже ставшую привычной насмешливую улыбку.       — Стояна, — пояснила она. — У березы на том конце деревни живет.       — У засохшей?       — От колдовства она засохла, — бросила Ждана.       — Неужели настоящая ведьма? — засомневался Вольга.       — А то как же! — девушка говорила вполне серьезно — Видел палку у нее? Это лутошка. Липовая палка без коры, она летать на ней сегодня ночью будет.       — Пойдем к костру, — предложил Вольга, сменяя тему и сжимая ее ладонь. — Прыгнем.       Но девушка высвободила руку, страх прошел, в глазах снова заплясали озорные искорки.       — Она же сейчас на шабаш к остальным ведьмам идет! — поднявшийся ветер растрепал волосы Жданы, на пару повалил душистый дым от костров, в которых, весело потрескивая, сгорали сухие поленья, солнце уже окончательно село, река, возле которой они стояли, теперь казалась почти черной, а где-то на глубине Вольге показалось, он увидел блеснувшие глаза водяного.       Поежившись, несмотря на тепло летнего вечера, Вольга нарочито небрежно спросил:       — К ним хочешь?       Блеск в глазах девушки подсказал верность его догадки, еще до того, как были произнесены слова.       — Посмотрим как нечисть пляшет! — начала уговаривать Ждана, беспокойно поглядывая в сторону леса, где скрылась Стояна, словно надеясь разглядеть ее там, хотя было ясно, что девушка уже очень далеко от реки, где стояли они. — Может, они нас к цветку папоротника выведут!       При мысли о цветке, который мог подарить способность находить клады, научиться изменять собственный облик, понимать язык зверей и птиц, Вольга тоже отбросил сомнения и, схватив милую за руку, потащил ее через поляну в сторону леса.       — Ой, а на Ивана, ой, а на Купалу... — пели на поляне парни и девушки, раскрасневшиеся от жаркого пламени костра, неистовых хороводов, прыжков, игрищ, а так же шуток, которыми они обменивались наедине друг с другом или со всей компанией.       — А они не прыгали через огонь еще! — громко закричала одна из девушек. — Ведьмарить*** хотят!       Ждану и Вольгу окружил хоровод, распевающий песни Купале с новой силой.       — Ведьмы! Ведьмы! — подхватывали голоса.       — Нет, — засмеялась какая-то девица. — Они боятся, что любовь испытания Купальским костром не выдержит.       Крики смешивались с песнями, хохотом, а толпа медленно, но неумолимо подталкивала Ждану и Вольгу к ярко-горевшему костру, отправлявшему свое пламя вверх, и тысячами искр направляясь в небо к холодным звездам, которые тоже напоминали искорки огня.       — Прыгай! Прыгай! — изменились крики.       И Ждана, и Вольга косились в сторону леса, который сейчас был закрыт от них стеной молодежи, которая подбадривала и понукала к прыжку через костёр. Неожиданно девушка вздрогнула, испуганно сжав руку юноши, и резко обернулась, но столкнулась только с насмешливыми молодыми людьми. большая часть из которых была в венках. Некоторые опять затянули новые куплеты песни, другие кричали, призывая к прыжку, а одна пара, не дожидаясь их, уже бросилась к костру.       В одно и то же мгновение оторвались от земли их ноги, высоко поднимая своих владельцев над огнем, подогнулись, а потом распрямились для приземления на другой стороне костра. Руки, которые парень и девушка сжали перед прыжком, так и остались сомкнутыми, и толпа встретила их радостным улюлюканием.       — Бежим! — не выдержала Ждана.       Вольга лишь долю мгновения помедлил, и понесся вместе с ней к костру по теплой мягкой траве, отталкиваясь от нее для прыжка в тот же момент, когда это сделала Ждана.       Он почувствовал, что девушка крепче сжимает его руку, услышал ее тихий возглас от страха и восторга, переполнявших ее, ощутил тепло дыма и огня — и все это за кратчайший промежуток времени от начала прыжка до его завершения с другой стороны. Приземлился он неловко, едва не упал, но удержался на ногах, и не отпустил руки Жданы.       — Ярко горит огонь! Ярко горит костер! — запела молодежь вокруг, радостно встречая приземлившихся, и тут же теряя к ним интерес: новые пары принялись прыгать через костер, новые игры начались, новые песни запелись, новые разговоры заговорились.       — Идем! — шепнул Вольга, пользуясь тем, что все оставили их в покое.       Ждана кивнула и, все еще не разнимая рук, они продолжили бежать к лесу.       Чуть не споткнувшись возле самого входа в него, Ждана схватилась за Вольгу, удерживаясь на ногах, оглянулась назад, где в самом разгаре шли празднества, а по берегам реки добавилось еще несколько костров, которые пока не спешили сильно разгораться. По рекам уже плыло множество венков, за которыми внимательно следили девушки, споря, чей уплывет дальше, а чей прямо здесь выловит пригожий молодец.       Переведя взгляд на черный тихий лес, девушка вздохнула, негромко, еле слышно, чтобы просто чуть-чуть перевести дыхание и победить непрошенный страх. Лес она знала, но сегодня в ночь на Купалу он казался незнакомым.       — А ты чего тогда вздрогнула? — шепнул Вольга, увлекая ее вместе с собой к деревьям, не замечая страха, написанного на лице девушки. — Перед прыжком?       — Показалось леший за нами следил, — призналась Ждана.       И в самом деле, перед самым прыжком, когда она бросила взгляд на лес, ей почудилось, словно деревья образовали два больших глаза, которые смотрели на нее.       — Тьфу-тьфу-тьфу, — сплюнула она через левое плечо.       — Почудилось тебе, — поспешил успокоить Вольга. — Идем.       Тишина была в лесу, только издали, с поля, долетали звуки песен. В небе светила полная луна, которая тускло освещала округу, по земле расползались тени деревьев, в воздухе пахло дымом костров и ночной свежестью, сарафан Жданы и рубаха Вольги постоянно цеплялись за кусты, словно лес не желал принимать незваных гостей. Цветка папоротника видно не было, и искушений, которые должны были предшествовать его поиску, тоже не было.       Где-то послышался девичий смех, но, когда Вольга оглянулся по сторонам, он никого не увидел. Однако смех повторился, и на этот раз он раздался ближе.       — Слышишь?       Ждана пожала плечами.       — Что?       — Девушка смеялась. Может Стояна на шабаше?       — Нет... — недоуменно ответила Ждана, замирая на месте и прислушиваясь. — Ничего не слышу.       Вольга тоже остановился, напряженно вслушиваясь в звуки ночи, но кроме слабо доносившихся песен, ничего не услышал.       Но, оглянувшись по сторонам, он увидел ее.       Она сидела на пне в длинном белом сарафане, почти без украшений, лишь с вышивкой на груди, на голове у нее был роскошный венок, который прикрывал голову; длинные светлые волосы были перекинуты через плечо и струились вниз, почти до земли, а девушка, сжав в длинных бледных пальцах деревянный гребень, расчесывала их.       Увидев, что на нее смотрят, она вихрем вскочила с пня и скрылась где-то в деревьях.       И тут же снова показалась, улыбаясь и пальцем зазывая к себе.       — Эй!       Вольга встрепенулся, протер глаза, посмотрел по сторонам.       Никого. Только Ждана стояла, вопросительно глядя на него.       — А где девушка?       — Какая девушка? — огляделась Ждана.       — Вон там сидела, на пне, — показал Вольга. — Волосы расчесывала.       — На пне? — переспросила Ждана.       — Ну да... — осекся на полуслове юноша.       Не было поблизости никакого пня. Только поваленная ветром старая береза лежала неподалеку да вокруг возвышались деревья.       — Вон туда побежала, — снова начал Вольга. — Пойдем посмотрим, — потянул он ее в чащу, в которой скрылась незнакомка.       Но не успел он ступить и нескольких шагов, как Ждана резким голосом приказала остановиться.       — Смотри! — тише добавила она, удерживая его за руку.       Вольга напряг зрение и увидел. Под кустом малины, растущим прямо на пути юноши, лежал заряженный капкан, хищно поблескивая острыми зубьями в свете луны. Кто-то из охотников, наверное, поставил на волка, а человек наступивший на подобное, остался бы калекой на всю жизнь.       — Русалку ты видел, — усмехнулась Ждана, увлекая юношу подальше от опасного места, но голос у нее дрогнул и закончила она очень серьезно. — Пошутить она над тобой захотела. Теперь в воду до утра не суйся, а то утащит.       Вольга перевел дыхание, время от времени оглядываясь назад, ожидая увидеть эту самую русалку. Воображение уже рисовало его схватку с нежитью, из которой он выйдет победителем и укрепит свое положение в глазах Жданы.       — Тсссс! Слышишь? — одними губами прошептала девушка, вырывая его из дум.       Песни стали громче, а голоса, распевавшие их, более грубыми, скрежещущими, как будто нечеловеческими.       — Идем? — также почти безмолвно спросил Вольга.       Девушка кивнула, и они, взявшись за руки, начали красться по направлению звука, стараясь, чтобы ни одна ветка не хрустнула под ногой.       Звук вывел их к поляне, где росла старая береза, склонившая свои ветви почти до самой земли. Перед ней горел огромный костер, вокруг которого в бесноватой пляске носились фигуры, которые невозможно было даже хорошо разглядеть — настолько быстро они плясали.       Но даже то, что было видно, могло нагнать ужаса: среди человеческих фигур кружились в танцах существа, покрытые шерстью, с козлиными ногами, с хвостами, которые они раскручивали, как кнуты, иногда ударяя ими по земле, из-за чего раздавались громкие щелчки, которые нежить встречала общим гоготом. Их и без того уродливые лица в такие моменты искажала гримаса смеха, из-за чего, а еще из-за отблесков костра, они казались еще уродливее.       Длинные их тени тоже ходили ходуном, выплясывая, искаженно повторяя движения хозяев, и это еще сильнее нагоняло страху.       Схоронившись в зарослях кустарника, молодые люди боялись даже дышать, но смотрели на происходящее во все глаза.       В ветвях березы танцевали молодые девушки: все как одна с длинными почти до земли, распущенными волосами и бледной полупрозрачной кожей. Движения их были быстрыми, как вихрь мелькали они, огибая склоненные ветви дерева, прячась в густой листве и выныривая оттуда.       Смех у них был звонким, голоса приятными, Вольга заслушался, слегка подаваясь вперед.       — Тише, — одними губами прошептала Ждана. — Смотри! Стояна.       Вольга оторвался от кружащихся девушек и взглянул, куда она указывала. С краю поляны стояли несколько девушек, среди которых действительно находилась и Стояна. В отличие от чудовищ, скачущих вокруг костра, все они были человеческого облика, как и кружащиеся девушки возле ветвей, с распущенными волосами. Они стояли в кружке, переговаривались между собой, смеялись. Многие из них были молоды, но, присмотревшись, можно было различить среди них и женщин постарше, которые держались серьезнее и смотрели на других с легким оттенком снисхождения, как смотрят на расшалившихся детей.       Одна из девушек, в которой Вольга с удивлением узнал юродивую Чуньку, которая ходила по округе в лохмотьях и что-то бормотала себе под нос, запрокинула голову, вглядываясь в ночное безоблачное небо, на котором ярко горела луна и сверкали холодными искрами звезды. Выглядела она сегодня на удивление разумной, глаза ее блеснули в темноте, а в следующее мгновение она сунула в рот два пальца и пронзительно свистнула, из-за чего не ожидавшая этого Ждана, тоже узнавшая девушку, едва не вскрикнула от испуга, в последний момент зажав себе рот рукой.       Свист послужил сигналом для остальных: в одно мгновение девушки стащили через голову сарафаны, оставаясь полностью обнаженными и с веселым визгом бросились к костру, по очереди перепрыгивая через него и присоединяясь к беснующейся нечисти. Подпрыгивали упругие белые груди, выделялись мышцы на длинных сильных ногах; ничуть не стесняясь своей наготы, начинали они кружится в безумной пляске со всеми остальными.       Стояна прыгала через костер последней, ее черные волосы пролетели на очень близком расстоянии от огня, но вреда девушке он не причинил, словно отступив. Приземлившись, она обежала поляну по кругу, бросила несколько грубых слов в адрес русалок, визгливо захохотала, дернула двух бесов за хвосты, а потом подхватила свою палку и, перехватив ее между ног вдруг взмыла на ней в воздух и, бешено смеясь, закружилась вокруг березы. Волосы ее развевались, цепляли ветки дерева, она взмывала то вверх, то вниз, листья березы щекотали ее голое тело, от чего она хохотала еще громче       — Ой да на Ивана, ой да на Купалу, — запела она, подхватывая общий мотив.       Ее подруги, все еще кружащиеся в плясках вместе с бесами, похватали, кто палку, как у нее, кто лопату, кто метлу, кто ухват и, вскоре целая куча ведьм кружились в воздухе над поляной, вереща, крича птичьими голосами, хохоча, лая и мяукая.       Вольга и Ждана замерли от ужаса, безмолвно молясь, чтобы с высоты полета их нельзя было разглядеть. Но любопытство побеждало, и время от времени кто-то из них немного поднимал голову, чтобы хотя бы одним глазком разглядеть происходящее на поляне.       А там было на что посмотреть!       Черти подпрыгивали, стараясь схватить за голые ноги специально низко пролетающих и дразнящих ведьм. Те в свою очередь в долгу не оставались, норовя дернуть их за хвост, или сбить с пляшущей русалки венок. Последние забирались на низкие ветви старой березы и сидели, болтая ногами, расчесывая длинные волосы.       Уродливый старик с клокастой бородой бил палкой по дереву, добавляя еще больше шума, бесы скакали через костер, водили вокруг него хороводы, особенно удачливые умудрялись ухватиться за палку пролетающей над ним ведьмой и подняться вместе с ней в воздух. Долго удержаться не удавалось, и как правило бес падал, оглашая округу отборным сквернословием, и потирая ушибленное место, возвращался к пляске.       — Это кикимора? — в таком шуме их вряд ли бы услышали, но Ждана все равно спросила тихо, прижавшись губами к самому уху Вольги.       — Наверное, — отозвался тот, глядя на женщину с грустным лицом, стоявшую в толпе русалок.       В отличие от молодых, красивых, хотя и ужасно бледных девушек, эта была нехороша собой. Лицо у нее было сморщенное, как печеное яблоко, худое, востроносое, а кожа нездорового зеленоватого оттенка. На голове у нее, как и у остальных был венок, нависающий над маленькими желтоватыми глазками, в руках маленький мешочек, из которого она иногда доставала травы и бросала их в огонь, отчего тот поднимал в небо столп пламени, иногда достающий пролетающую над ним ведьму.       Так и случилось со Стояной. Ущерба ей огонь не причинил, но неожиданно взметнувшегося вверх огня она испугалась, отпрянула и, не справившись с управлением, полетела вниз, кубарем покатившись по земле.       Нечисть захохотала, и в этом смехе послышался собачий лай, птичий клекот, гусиный гогот и даже поросячий визг.       Посрамленная ведьма вскочила на ноги и, схватив свою палку, грозно надвинулась на кикимору. Та пустилась наутек, но молодая сильная Стояна нагнала ее, схватила, прижимая к себе сухонькое тельце, и взметнулась вместе с ней в воздух, на огромной скорости нарезая круги вокруг поляны. Кикимора вопила и брыкалась от страха, но вырваться из хватки молодой ведьмы у нее не получалось, пока наконец та сама не смилостивилась и не спустила ее на землю, проследив, чтобы та тоже упала, пусть и с меньшей высоты.       Нечисть заорала от радости еще пуще. Не до смеха было только кикиморе, которая зло сплюнула под ноги, бросила снова что-то в костер, дождалась пока еще один взметнувшийся столп огня утихнет и покинула поляну.       Исчезновения ее не заметили, продолжая веселиться. Начались игрища: бесы прыгали через друг друга, ударялись оземь, оборачивались свиньями, птицами, змеями, лягушками; ведьмы корчили страшные рожи, переворачивались в воздухе, кувыркались на земле в намокшей от росы траве; русалки носились по поляне, щекоча попадающихся им на пути, танцевали, плавно изгибая свои тела.       А потом вдруг все прекратилось. Затихли русалки, успокоились бесы, ведьмы спустились на землю, сложили палки, ухваты, метлы, лопаты — все, на чем только что летали, на краю поляны и завели медленный широкий хоровод по краю поляны.       — Ой как на Ивана, ой да на Купалу, ой венки бросали, — протяжно застонала заплакала нечисть. — Ой куда венок плывет, оттуда суженый придет. А потонет мой венок, так и мне конец придет, — горестно вздыхали русалки.       Одна из ведьм вышла из хоровода, подошла к огню, сунула в него руки, а когда достала, на ладони у нее горел маленький огонек, который трепал ветер, норовя задуть его, но девушка старательно оберегала маленькое пламя от гибели. Осторожно вернувшись в хоровод, она передала его налево Стояне, та приняла и так же осторожно направила его в покрытые шерстью ладони беса, тот пустил его дальше. Только русалки не участвовали в этом действии, они отделились от общего хоровода и водили свой собственный возле самого огня, но пели наравне со всеми грустными протяжными голосами.       — Светает, — шепнула Ждана. — Бежим отсюда. Расходиться будут — заметят.       Медленно пятясь назад, стараясь не издавать ни звука, она и Вольга поползли в направлении выхода из леса, а выпрямиться решились, когда голоса нечисти стали глуше, а до них начали долетать песни людей, танцующих возле реки.       — Страх-то какой! — прошептала Ждана, дрожа, как осиновый лист. — И папоротник мы с тобой не нашли.       — Давай ноги уносить! — так же тихо ответил Вольга, которого тоже, несмотря на теплую погоду, била дрожь. — Какой уж тут папоротник.       От пережитого не было сил даже на разговоры, тем более, что зубы у них стучали так, что слов все равно было бы не разобрать. Так молча добрались они до края леса, вышли из него, глядя на первые лучи рассветного солнца. На поляне у реки молодежь уже устало водила медленные хороводы, песни были тише, спокойнее. Большинство было уже без венков. Костры мало помалу затухали, оставляя тлеющие угли.       — Смотри! — шепнул Вольга, отрывая Ждану от разглядывания подруг на поляне и волоком оттаскивая ее в кусты, силой принуждая нагнуться, прячась.       Подняв голову она увидела улетающих ведьм, которые уже успели надеть сарафаны и даже заплести косы.       Узнав среди них Стояну, Вольга и Ждана опустили головы, стараясь, чтобы ветки куста защитили их и не позволили ведьме разглядеть их. Та, кажется, не заметила.       — Сейчас и остальная нечисть по домам разбегаться будет, — шепнула Ждана. — Увидят, чего доброго.       — Тогда бежим! — предложил Вольга.       И они побежали. По утренней росе, которая обжигала босые ноги Жданы холодом, через поле, травы которой щекотали, а цветы, прятавшиеся ночью, снова распускали свои соцветия, наполняя новое утро сладким ароматом; потом по мосту через реку, деревянные доски которого уже немного нагрелись, и было приятно коснуться их шершавой поверхности, а потом снова через поле, врываясь в хоровод молодежи, но не останавливаясь там, а продолжая бежать, чтобы в последний раз в эту волшебную ночь перепрыгнуть уже через остывающие угли костра.