Just... just a doll?

Просто кукла в умелых руках кукловода. Вертит тобой, как хочет. И слова ему не скажешь – рот ведь зашит. Помнишь же, как он при ярком, раздражающем свете настольной лампы, протыкал твои губы холодной иглой? Помнишь неприятное ощущение проходящей сквозь твою плоть пушистой черной нити? С таким старанием, закусив губу, он приводил тебя в божеский вид… А ты ценила? Наверное, тебе больно смотреть в его безумные алые глаза. Ты боишься той страстной искры в ней? Так скажи ему об этом. Не бойся, властитель Кошмара поймет тебя. Страх – такое знакомое чувство, по крайней мере, для него. Можешь доверять ему, милая. Он не причинит вреда той, что откроет ему свою душу. Стыдно ли тебе, милая? Не отводи прекрасный взгляд карих глаз. Все же, решила справляться со своим грехом в одиночку? Или же, тебя мучает совесть? Даже ответить не можешь. Слабая, грешная душа. Демонам она дороже всего, не так ли? Как мятная конфета после ужина; Твою боль, твое молчание он истолковал по-своему. И помогать он тебе тоже будет в своей манере. Резко отпрянул; ты даже вздрогнула. От неожиданности? Бывает. Ушел куда-то вглубь комнаты, куда едва достает свет лампы. Теперь уже грязно-бежевым, с оттенками желтого пятном мелькает перед тобой, роясь в скрипящем от старости шкафу. Лоснится в свете лампы грива пушистых, черных волос. Помнишь, любила их гладить? Теперь уже не сможешь, руки затекли. Связана, словно пленница. Что же задумал твой хозяин? Так хочется узнать, да? А, может быть, и не стоит? Соглашаешься со мной, дорогая? А ведь, знаешь, ты во всем виновата сама. Выбрала же самого Короля – теперь плати по заслугам. Ты знала, на что шла. Верила этому безумцу, и за свою веру же и поплатилась. Проклинаешь тот самый день, когда встретила его? Поздно, милая, поздно. Твой повелитель вспомнил о твоем существовании, представляешь? Хотя, а забывал ли? Уж лучше бы забыл, как думаешь? Уже даже думать боишься? Странная ты. Он же не такой, как его хриплый дружок – Кобра, вроде бы – он не умеет читать мысли. Но, все равно опасаешься. Вдруг за правду он разозлится на тебя еще сильнее? Уж, пусть все останется так, как есть. Безумная улыбка, нехороший блеск алых глаз… Тебе уже страшно? Настала ночь Кошмаров, дорогая – и он ее Властелин. - Мне нужна красивая спутница на Бал Кошмара, понимаешь? Мне больше не с кем пойти, но, без костюма тебя не пустят. Доверься моему вкусу, милая, все будет хорошо, - его восторженный шепот заставил занервничать тебя еще сильнее. Что же он собирается сделать с тобой? Блеснула игла в руках мастера. Вдетая черная нитка, длинная, тянущаяся в темноту. На бледной, словно из фарфора, ладони лежат две большие пуговицы коричневого цвета. Красивые, блестящие, переливающиеся. Ты хочешь спросить у него, что он собирается сделать, но губы не слушаются тебя. Рот не раскрывается, забыла? А твое мычание, милая, воспринимается по-разному. Кто-то истолкует его, как мольбу. Кто-то здравомыслящий, пардон. А теперь вспомни, к какой категории относится твой возлюбленный? Думаю, сама ответила на свой вопрос. Так что, терпи и молись ангелам, чтобы они унесли тебя на небеса. - Закрой глаза, милая, - тихо попросил он, ожидающе глядя на тебя. Что же тебе остается делать? Повинуешься? Сам же ведь закроет. Просто слушай его, и все. Не пытайся сопротивляться – все равно, тебе это уже не поможет. Ты слишком слаба, чтобы противостоять Полуночному Демону, особенно когда его сила возрастает с каждой минутой, как проклятые стрелки часов приближаются к отметке «двенадцать». Резкая боль в левом глазу. Пытаешься его открыть, скорее уж машинально. Чувствуешь, как рвется твоя плоть. Что же делает этот психопат?! - Не дергайся, я рядом. Ты же веришь, что я не причиню тебе вреда? Скажи, веришь? – его голос немного срывается. Он тоже нервничает. Как думаешь, почему? Судорожно вцепившись в тебя, трясет за плечи, повторяя одну фразу: «Скажи, веришь? Веришь?». Игла легко царапает кончиком едва задетый прежде глаз. Медленно соскальзывает вниз. И больно, и щекотно одновременно, скажи? Неприятное, холодящее ощущение. Вместо вымученных слов: «Да, я верю тебе» у тебя выходит только мычание. Это был как раз тот момент, когда хотелось говорить больше всего, а не получалось. Закон подлости, милая, тебе не побороть его ни в честном, ни в подлом бою. Он даже могущественнее того, кто совсем недавно спокойно признавался тебе в светлой любви, а сейчас нервно тряс за плечи. Резко отпустил. Больно ударилась спиной о холодную, шершавую стену. Игла выскользнула из твоего века, с тонким звоном упала на холодный каменный пол. Выругавшись сквозь зубы, твой хозяин потянул ее за нитку и встряхнул. - Заразишься – твоя вина будет, - прошипел он, с брезгливостью осматривая иглу. С брезгливостью хирурга, надо отметить. Из него получился бы превосходный врач, если бы он не относился к людям и человеческой жизни в общем, как к чему-то лишнему и совершенно ненужному. В этом состояло все существование укротителя всевозможной и даже невозможной нежити – оставаться живым человеком, и, при этом, относится к категории морально умерших личностей. Движения, из острожных и ласковых, стали резкими и прерывистыми. Он с остервенением пронзал иглой твои веки, сшивая их так же, как и губы, царапая, по неосторожности, кончиком иглы твои глаза. Ты больше не увидишь ничего, маленькая королева. Ни его, ни друзей, никого. Твой собственный мир навсегда погрузился во тьму – отныне и навсегда. Окруженная его то ласковый и нежным, то грубым и резким голосом, окруженная острой болью, окруженная ненавистным запахом смерти – вот кто ты теперь. - Блеск твоих темных, карих глаз не заменят эти дурацкие пуговицы, - уже более спокойно начал он, - но, для других сойдет. Ты думала, твои страдания закончатся на этом? Да неужели? Господи, ты так наивна, так наивна! И ангелы не спешат тебе на помощь. А уж так ли чисты эти божественные существа, или все это – дурацкая белая маска? Что же твердят все верующие? Когда попадешь в беду, ангелы помогут тебе? Ну да, помогут. Еще один шаблон разорван: ангелы не спасают. Надеяться можно лишь на себя. Даже слезы не текут. Да и как тебе плакать? Сквозь зашитые веки? Промочишь нитки – долго потом не избавишься от неприятного их холода, сырости. Чувствуешь, как он пришивает к верхнему веку что-то тяжелое. Пуговицы ли? Скорее всего. Вернее, даже сто процентов. «Помоги себе сама» - не этому ли тебя учили? Верить в чудо в этой ситуации глупо же, согласись? Так попробуй убежать, попробуй спрятаться от своего хозяина, опьяненная жаждой свободы кукла! Воспользовавшись моментом, резко толкаешь своего хозяина в грудь, головой. Откуда взялись силы даже на ноги подняться? И куда ты теперь сбежишь? Впрочем, так ли это важно? Просто нужно бежать куда-нибудь, спрятаться где-нибудь, даже переждать. Глупая, отчаянная попытка – но, все же, хоть что-то. Дверь, помнишь, где она? Где-то сбоку была. Вслепую найти ее будет сложнее, но и у тебя же есть преимущество, милая – в комнате практически кромешная тьма, от лампы толку мало; значит, твой мучитель тоже мало что видит. Врезавшись в холодную стену, шаришь по ней плечом, пытаясь нащупать железную дверь. Руки твои связаны, что еще сильнее усложняет задачу. Отчаяние… Знакомое же чувство, однако. Поддаешься ему, милая? Так быстро? Я думала, с тобой будет интереснее. Знаешь, я не люблю тех, кто опускает руки, даже не попробовав. Ты должна верить в лучшее, а что делаешь сейчас? Нужна ли ты мне, такая глупая и безнадежная? Ох, не знаю, не знаю. Просто не буду вмешиваться. Толку тебе помогать? Я буду простой наблюдательницей. Право, и без моего участия игра достаточно насыщенная и веселая, так есть ли мне смысл что-то делать? Шипя что-то нечленораздельное, он кидается вслед за тобой. Звериный рык, отчаянное мычание.. Оу, да я в зоопарке. Хищник и жертва, жертва и хищник, и все в безумном театре, именуемом скромно и без изысков – подвал. Фееричное зрелище, господа! Он едва сдерживается, чтобы не убить тебя прямо здесь, прямо сейчас. Бордовые глаза полыхают уже не страстным, а гневным огнем. Звериный оскал плавно переходит в маниакальную улыбку. Даже мне становится не по себе, а уж тебе-то какого! Хотя, прости, я же забыла, что твои глаза теперь пуговицы. И как, хорошо видно? Ах, прости, меня заносит. Тебе же и так больно? Горит щека, после такой-то пощечины. Впрочем, он никогда не умел сдерживаться. Сейчас он тебя изувечит вконец, а потом будет ползать на коленях и умолять о прощении, а ты в ответ будешь ему что-то еще мычать. Хотя, мои фантазии далеки от истины – никогда он не будет унижаться перед тобой. Это ты будешь ползать остатками ног но каменному полу и вымазывать сопли в его шубу, чтобы он позволил тебе хотя бы дышать. Для него существует одно-единственное правило: «Я всегда прав». Считаться с чужим мнением, даже с чужими чувствами не в его стиле. Стоит ли требовать от него уважения к себе? Мм, а ты будешь требовать от психически нездорового человека, содержащегося в надлежащем заведении, прекратить мнить себя, скажем, Наполеоном? Вот и не мешай ему считать себя Императором Всея Ада, а то тебе же его шизофренией и прилетит. Впрочем, уже прилетело. Когда ему надоест тебя избивать за непослушание, ты узнаешь, что же он для тебя приготовил. Я-то уже догадываюсь, а вот тебе еще предстоит узнать. Как только хрустнет последнее твое ребро, жалобно и тонко, он воплотит свою давнюю мечту в реальность. Ты уже заинтригована? Так помоги ему, ломай свои ребра сама! Не хочешь? Ну, жди тогда. Хочется заорать от боли, но ты не можешь. Обидно, правда? Что же, придется терпеть. Роль молчаливого героя отныне твоя роль. А почему герой? Да, воистину. Недостойна. Молчаливая кукла – это прозвище подойдет тебе больше. - Ты мне нравишься уже тем, что ты такая непокорная, - закончив добивать тебя, ласково сказал он, - а я всегда выделяю своих любимых кукол, знаешь ведь? Разумеется, о «выделении любимых кукол» ты ничего не знала, иначе бы и духу твоего рядом с этим психопатом не было. Хотя, можешь же ведь гордиться – он тебя выделяет. Правда, если бы его «выделение» проявлялось, например, в обнимании во сне, как любимой игрушки, то это было бы другое дело. А спит твой возлюбленный исключительно с мишками собственного производства, как тебе поведал твой проверенный информатор. Увы, мишкой ты не являлась, а, значит, претендовать на вторую половину демонического ложа никаких прав не имела. Так что, придется тебе смириться и покорно ждать проявление особых демонических чувств к своей изрядно потрепанной персоне. Даже боль уже перестала быть чем-то раздражающим. Скорее уже, ты не представляла себе своего существования без нее – она стала с тобой единым целым, чем-то неотделимым. Она связывала тебя с твоих хозяином – покрепче блестящей лески. Он грубо схватил тебя за локоть и потащил обратно, в тот самый угол, где стояла на полу одинокая лампа. Ты поняла это по излучаемому ею теплу, которое чувствовалось с расстояния. Ох, милая, ты уже боишься? Ты, все же, безнадежна, а тот мимолетный порыв жажды свободы так же быстро зачах в тебе, как и сменилось настроение некогда твоего возлюбленного. - Я придумал твою роль на Балу Кошмаров… Идея пришла спонтанно, тебе может и не понравится, конечно. Если не протестуешь – кивни головой. Не можешь шевельнуться – скажи, то есть, промычи, - усевшись на пол напротив тебя, предупредил он. Волнуется немного, даже не похоже на него. Все же, любит он тебя, раз вообще спрашивает твое мнение. Ты заслужила место чуть повыше самой любимой куклы, даже, кажись, обогнала плюшевых медведей, раз он заговорил с тобой в таком тоне. - Тебе будет отведена роль моей марионетки. Согласна ведь? Мы будем самой красивой парой на этом балу – прекрасная кукла и кукловод. Скажи, как тебе? – ты не видела безумного выражения его лица, но по приторному, мелодичному, не свойственному ему в обычное время голосу понимала, что сейчас он находится на грани собственного безумия. Вот он каков, настоящий демон – не тот властный, решительный и галантный парень с ясным, пронзительно-насмешливым взглядом и легкой полуулыбкой, а загнанный в угол собственным безумием психопат, абсолютно неадекватная и ненормальная личность с опасными фантазиями и не менее опасными убеждениями. Не тот, кого ты знала – вовсе нет. Но, в то же время, он не отталкивает, а наоборот, притягивает. Наверное, в душе ты мазохистка, раз понимаешь, что не хочешь уходить. Теперь уже не хочешь. Смешанные чувства – прилив страха и нежности, ты боялась и уважала его одновременно, ненавидела, но, в то же время, любила. Странная ты, барышня; мне тебя не понять. Вы достойны друг друга. Идея быть его марионеткой, все же, усилила страх, позволила ему потупить чувство привязанности. Паника, эта дурацкая, бесполезная паника охватывала твое существо, связывая мысли и чувства причудливым узлом, убивая в тебе все твое благородие и гордость, что так ценил демон. С каждым мигом он становится все безумнее, а ты все противнее. С каждой минутой у тебя растет страх к нему, а у него к тебе – отвращение, но, в то же время, оба привязаны к друг другу более прочными нитями, чем те, что лишили тебя возможности сказать все то, что у тебя к нему накопилось за этот долгий час, увидеть его взгляд и понять: серьезен ли он, или же играет с тобой. А важно ли это для тебя, милая? Какая тебе уже, черт возьми, разница? Просто объясни мне, я не понимаю тебя! Или же ты правда конченная мазохистка, либо ты просто дура. Определись уже со своими чувствами? Промычала ему в ответ что-то. Согласна стать марионеткой? Милая, ты меня поражаешь. Впрочем, я не могу сказать, что неприятно. Очень даже наоборот. Неужели я вижу наконец-то в тебе искорку благородия? Ради него готова умереть… или же просто уже смирилась? Хотя, можешь не отвечать. Я, знаешь ли, тоже в некотором роде мазохист, предпочитаю искусывать губы в кровь, наблюдая за развитием событий и пытаясь предугадать отчасти понятные чувства и мысли актеров. Так что, поверь, беспокоиться обо мне не нужно. Легко разрезал ножницами веревку, связывающую твои руки. Сжал хрупкую маленькую ладонь, нежно, бережно. Разве не чувствуешь мертвенного холода его руки? Ах, ну да, твои конечности затекли и онемели, ничего ты не чувствуешь, но, надо же, представляешь себе. Пытаешься вообразить его нежную улыбку, полузакрытые, спокойные алые глаза. Как в тот самый день? Как в тот самый день, да. Резким движением проткнул твою руку острой, длинной, толстой иглой. Она прошла сквозь твою ладонь. Даже не почувствовала? Везучая же. Ловко орудуя иголкой, прошивает тебя насквозь. И тебе не больно? Еще скажи, что тебе приятно. Хотя, подожди, онемение скоро пройдет, и ты сполна насладишься «любовью» своего демона. Своего личного демона. Да уж, как ни крути, но ты – его рабыня, а он – твой раб.