Виталий

      Самое любимое у меня время — когда театр уезжает на гастроли. Становится тихо.       Правда, барбусы на второй день начинают скучать и приставать ко всем с требованием пересчитать их полоски. У кого больше — тот главный. Дорисовывают они их, что ли? Потому что каждый раз количество меняется. Борьба за место босса, понимаете ли, идет ожесточенная, так что я ничему не удивлюсь. У меня вон тоже полоски, и побольше, чем у этих крикунов. Но становиться во главе этой борзой гопоты — увольте.       Только за Геннадия вот переживаю. Он, конечно, скрывает, но без человеческих детей впадает в состояние полной деструкции. Почти не выбирается из-за сундука. Даже кормежка вытаскивает его из этого безобразия далеко не сразу и совсем не надолго.       А недавно в театре затеяли ин-вен-та-ри-за-ци-ю.       Раньше я думал, что самое страшное в этом заведении — дед в шубе с его сундуком. Оказалось, нет. Развлечение с пересчитыванием всего на свете (включая — страшно подумать! — аквариум и его жителей) оказалось гораздо драматичнее.       Сначала взъерошенная запыхавшаяся девушка бегала с огромными охапками каких-то тряпок. Несколько раз прозвучало слово «костюмерка». Не знаю, какие костюмы они там меряют — и зачем вообще натягивать на себя странную ткань, — но крик стоял такой, что закипала вода. Вроде как чего-то не хватало. Потом, наоборот, оказалось, что много того, чего быть не должно. Неоны цветными искрами метались из одного угла в другой: любое место казалось им недостаточно безопасным, а от лимнофилы я их прогнал. Нечего в моем доме воду мутить.       Потом взъерошенные запыхавшиеся актеры таскали туда-сюда оранжевые стулья. Более бесполезного времяпрепровождения я еще не видел.       — Эти два обратно неси, Валера!       — Написано же, что в этом кабинете их должно быть семнадцать!       — На сарае тоже написано!!!       — Это не я…       — Пересчитайте содержимое аквариума, — велела суровая проверяющая.       Нахалы. Это мы-то — содержимое?! Как у нее язык повернулся! Я даже барбусов не позволил бы себе назвать «содержимым».       Я злорадно пожелал им удачи в инвентаризировании неонов и хотел было отправиться спать. Но в этот момент из темноты грота выплыл Карлос.       — А это что? — удивленно вопросила дама, разглядывая Карлоса.       — Золотая рыбка, — ответил длинный парень и хмыкнул.       Он везде сопровождал комиссию, показывая им все, что они хотели. По-моему, совершенно излишнее рвение.       — Этот? — изумленно сказала дама и пренебрежительно махнула рукой. — Не смешите.       Так Карлоса еще никто не унижал. Даже дети с портретом.       И вот это безобразие тянулось целую неделю. По театру ходила кучка людей и считала все, что можно было оторвать от пола. Впрочем, то, что невозможно, — тоже. На третий или четвертый день (мы немного потерялись во времени) по лестнице скатился Юрец с криком «Это мои ботинки! Не отдам!». Ботинки он прижимал к груди, словно родные. «Они теперь на балансе! — донеслось со второго этажа. — Верни на место!»       Но вот наконец настал тот чудесный день, когда эта считающая комиссия убралась восвояси. В театре устроили праздник. Оказалось, что инвентаризационные дамы отбыли в полном шоке. Такого еще не случалось за все их инвентаризационное существование: в наличии имелось не только все, что должно было быть, но и не поддающееся описанию количество лишнего. Видимо, они первый раз в жизни проверяли театр…       Вечером лохматый парень со странной кличкой «Маньяк», иногда стороживший это безумное заведение, подошел к аквариуму, оперся двумя руками о столик и стал вглядываться в пиратский сундук. Не понимаю, что он хотел там усмотреть? Геннадий уже спал, барбусы попрятались между ветвями криптокорины и никак не могли решиться шмыгнуть в свой любимый угол под фильтром.       — Во-о-о-от, — сказал Маньяк и медленно пересчитал барбусов, тыкая в них пальцем. — Восемь.       И ушел.       Странные все-таки существа эти люди…       Геннадий выбрался из-за сундука и невозмутимо отправился чистить аквариум.       По-моему, он так ничего и не заметил.       Философское отношение к жизни не раз помогало Геннадию избежать серьезных потрясений. Например, когда в театре решили поставить спектакль со сценой в подводном мире.       Уж не знаю, как там обстоит дело с русалками и морскими царями, у нас в аквариуме их никогда не было. Но рыбы…       Им сшили какие-то нелепые костюмы с торчащими обрубками — по их мнению, похожими на плавники.       А когда дверь в зрительный зал оставляли открытой, мы могли наблюдать за репетиционным процессом. Тут уж все обитатели аквариума прилипали к стеклу.       И ужасались.       Как только эти неповоротливые человеческие существа могли взять на себя роль рыб? Да даже Карлос… хм. Когда спит… хм. На фоне криптокорины.       А еще считают себя великими актерами! Хоть бы раз взяли на себя труд понаблюдать за аквариумом. У нас есть экземпляры с очень выразительным образом. Геннадий, например.       Только не барбусы. Созерцать их еще и вне аквариума — выше моих сил. Они и сейчас шумели больше всех, демонстративно возмущались плавающими по сцене «рыбешками» и говорили, что они, барбусы, смотрелись бы в спектакле гораздо органичнее.       Словом, аквариумное сообщество кипело.       Но зрители после спектакля оставляли в большой разноцветной тетради у администратора восхищенные отзывы, что в очередной раз подтвердило полное наличие отсутствия у людей элементарного вкуса и понятия прекрасного.       Вы знаете, что страшнее инвентаризации? Я тоже был уверен, что ничего.       А потом в театре начался ремонт.