***
Так как Гермионы на ужине не было, Гарриет, выйдя от Снейпа, отправилась вниз, на кухню — раздобыть бутерброд. Эльфы были более чем счастливы дать ей корзинку, укрытую платочком с вышитым на нем гербом Хогвартса. Гарриет не удивилась бы, узнав, что один из них только что его вышил. Добби, наверное, кормил Нюхача — она его нигде не увидела. Так что, помахав на прощание домовым эльфам, она потащила свою корзинку с ужином в башню. Домовые эльфы, вероятно, считали, что «бутерброд» — это «пять кило еды». Гермиона с жалким и замученным видом сутулилась за своим столиком. — Вот, — Гарриет приподняла корзинку перед зеркалом — как она надеялась, заманчиво. — Ужин. — Я в порядке, — рассеянно отозвалась Гермиона, листая свою нумерологию. — В смысле, я была на ужине. — Нет, не была, потому что я там была, а тебя не было. — Я… — Гермиона растерялась. — Ой. Я забыла сходить? Это был сразу по нескольким причинам странный ответ, и не последняя из них была в том, что Гермиона никогда ничего не забывала. — Не вынуждай меня писать твоей маме, — угрожающе сказала Гарриет. Но Гермиона только закусила губу, а Гарриет попробовала зайти с другого конца: — Как твоя лучшая подруга, я приказываю тебе прекратить работать и съесть то, что я тебе принесла. — Ладно, — улыбнулась Гермиона, — но в этом году тебе больше нельзя будет использовать этот ход с лучшей подругой. — Справедливо. Пока Гермиона метала в рот запеканку так же, как Нюхач ел курицу, Гарриет спросила: — Ты не знаешь, как мне узнать в Гринготтсе про тот сейф? — Неф, — ответила Гермиона с полным ртом запеканки и на мгновение смутилась — то ли от того, что у нее не хватало в голове этих данных, то ли потому что ее манеры стали, как у Рона. — Просто спрошу профессора Макгонагалл, — быстро произнесла Гарриет. — Я спросила профессора Люпина, что в нем — он сказал, драгоценности моей мамы. И кое-что бабушкино… Она задумалась, какой была ее бабушка. Которая из тех, кто был в Зеркале Еиналеж два года назад? — Откуда профессор Люпин знает?.. — спросила Гермиона. — Ой, — Гарриет покраснела, осознав, что за вчерашними неприятностями забыла сказать об этом Гермионе. — Он, э, знал моих родителей. Он… сказал мне, когда я спросила его про сейф, — да уж, какая краткая версия. — Так он знал Сириуса Блэка? — изумилась Гермиона. Эта мысль Гарриет еще не приходила. — Наверное, да… правда, он этого не упоминал, — теперь она снова испытала раздражение из-за профессора Люпина, и еще больше — недоумение. Хотя на уроках он всегда помогал, добывать из него информацию по другим вопросам было все равно что отбирать у Дадли игрушку. А если Снейп знал ее маму… это значит, что и он тоже знал Сириуса Блэка? Да он не лучше профессора Люпина! Взявшись после запеканки за десерт, Гермиона из удивленной стала задумчивой. — Он, наверное, не хочет об этом говорить, — медленно произнесла она, вгрызаясь в лимонный пирог. — В смысле, — она покраснела, — он, наверное, потому не хочет об этом говорить, что они все знали друг друга, а потом один из его друзей убил остальных друзей и чуть не убил тебя. Если профессор Люпин знал твоих родителей, он, наверное, знал тебя ребенком. Он наверняка помнит… — ее бледное лицо побледнело еще сильнее. — Это должно быть ужасно. «Мне тяжело говорить о них даже с теми, кто их знал», — сказал профессор Люпин. А Гарриет совсем их не знала. — Бесит, что все знали моих родителей, а я — нет, — сказала она не вполне всерьез и отвернулась. Гермиона быстро заморгала, словно стараясь не расплакаться. Она очень аккуратно собрала тарелки и положила их в корзинку. Как только она убрала туда же салфетку, корзина со всем остальным с тихим хлопком исчезла. — Пойдем спросим профессора Макгонагалл про Гринготтс, — предложила Гермиона. Гарриет поглядела за ее плечо, на Гермионину крепость из открытых книг, на стопки исписанных пергаментов и перьев. — А как же… — Это подождет.***
Остаток недели прошел примерно так же. У Гермионы, Парвати и Лаванды в четверг начались месячные, и Парвати надеялась, что на следующий месяц у Гарриет они начнутся одновременно с ними. Она вся была в радостных приготовлениях к своему гадальному заклинанию — оно выглядело довольно сложным. Рон и Гермиона продолжали не разговаривать друг с другом, но хотя бы не устраивали перебранок. Фред и Джордж начали принимать ставки, кто из них сломается первым, пока Гарриет на них не наорала (когда поблизости не было Гермионы), а Джинни не пригрозила написать их маме. Гермиона стремилась к новым уровням учебного мазохизма. Оливер Вуд таскал команду на стадион, и Гарриет проводила время, паря над игроками на древней Комете и мечтая о своей Молнии, которую профессор Флитвик и мадам Хуч все еще проверяли на проклятия. Благодаря помощи профессора Макгонагалл, проявившей небывалое терпение, Гарриет написала в Гринготтс запрос на сейф Поттеров. Профессор Макгонагалл сказала, что они получат ответ в течение месяца, если не раньше. Не за горами была первая встреча Гарриет с Астерией Гринграсс в выходные. Она была почти готова выпотрошить еще бочку рогатых жаб. По крайней мере, даже если она что-нибудь напортачит с жабами, земные муки им уже не доступны. Она не могла избавиться от страха, что чем-нибудь навсегда испортит Астерии жизнь. Не так ли чувствовала себя Гермиона каждый раз при приближении экзаменов? Еще и Снейп был так же по-дурацки бесполезен, как учебники про магию. — Почему бы тебе не спросить других учителей? — предложила Гермиона, показав тем самым, почему она считается самой умной ведьмой на курсе. Следующим уроком была гербология с профессором Спраут, так что Гарриет решила начать с нее. — Астерия Гринграсс? — переспросила профессор Спраут, тем временем как остальной класс потянулся по заснеженным полям на обед. — Почему вы интересуетесь, мисс Поттер? — Сн… профессор Снейп хочет, чтобы я с ней познакомилась, — объяснила Гарриет. Как только эти слова слетели с ее губ, она поняла, насколько безумно они звучат. Профессор Спраут была, похоже, того же мнения. — Профессор Снейп? — брови у нее почти исчезли в непослушных волосах. — Эм, — смутилась Гарриет, — вместо отработки. — Хм, — профессор Спраут изучающе на нее взглянула. — Вы спросили у него про эту девочку? Гарриет не хотелось говорить, как бессовестно мало было пользы от Снейпа. — Думаю, она его боится, — как можно дипломатичнее ответила она. У профессора Спраут дрогнули губы. — Да уж, она, откровенно говоря, почти всего боится, — тоже весьма дипломатично ответила она. — Она достаточно неплохо ладит с растениями, но не переносит групповую работу. Слишком нервная. Боюсь, больше мне почти нечего сказать, мисс Поттер. Она держится сама по себе. В обед Гарриет читала Гермионе ее учебник нумерологии, пока та ела. Все шло хорошо, пока голос Рона не донесся с его места рядом с Невиллом: — Жаль, что некоторым оценки важнее животных. Гермиона застыла. Губы у нее задрожали, но она, по крайней мере, не расплакалась. Вместо этого она выхватила у Гарриет учебник и почти бегом покинула стол. Как только она скрылась, Гарриет повернулась к Рону. — Вот зачем ты такая тупая скотина? Уши у Рона и так были красными, но теперь они стали еще краснее. — Она так себя ведет, как будто Короста просто в отпуск уехал! — А ты — так, как будто она сама его съела, — зло ответила Гарриет. — Никак не повзрослеешь! Схватив свою сумку, она рванула прочь, мимо учительского стола, вон из Большого зала. Она придет на чары раньше времени, но, может, сможет поговорить с… — Профессор Люпин? — окликнула она единственного человека, оказавшегося с ней в вестибюле. Он как раз тянулся к ручке главной двери, но быстро обернулся к ней. — Гарриет, — он слабо улыбнулся, отходя от двери. — Как ты? — Нормально, — соврала она — в уголке под сердцем все еще сидела заноза из-за ссоры с Роном. — Я хотела вас спросить… — Астерия? — повторил профессор Люпин после того, как она объяснила, и выглядел при этом еще более удивленным и заинтригованным, чем профессор Спраут. — Боюсь, я совсем ее не знаю. Она очень старается быть сама по себе. Гарриет уже собиралась кивнуть и сдаться, но… взглянув профессору Люпину в лицо, ясное и заинтересованное, она вспомнила слова Гермионы: «Он, наверное, знал тебя ребенком», — и ей вдруг захотелось… — Не хочу сказать что-нибудь не то, чтобы она расплакалась, — вырвалось у нее. Профессор Люпин моргнул. — Если скажешь, — мягко ответил он, — то только потому, что она не такая, как ты, и ты не знаешь, что ее расстроит. Тогда просто сделай то, что обычно делаешь, когда плачут друзья. Уверен, такое уже бывало. А то как же. — У Гермионы был плохой год, — признала Гарриет. Хоть бы она уже остановилась, боюсь, она так заболеет… — Некоторые люди слишком много на себя берут, а некоторые тем меньше делают для себя, чем больше о них заботятся окружающие. Выглядит так, что профессор Снейп считает Астерию одной из вторых. Серьезно, я полагаю, что он сделал правильный выбор, назначив тебя помогать ей. — Ему надо было дать мне отработки, — пробурчала Гарриет, краснея. — Я не очень разбираюсь… во всяких там чувствах. Никогда не знаю, что сделать. — Так бывает почти со всеми. Мы идем вперед наугад, стараясь изо всех сил. У тебя очень доброе сердце — иначе бы ты не переживала, что поступишь с ней неправильно, и ты уже однажды помогла Астерии на Хеллоуин. Профессор Макгонагалл очень тобой гордится. Его улыбка погасла — Гарриет до того смутилась, что не знала, куда деть глаза. — Могу сказать, — негромко добавил он, — что остальные ученики очень плохо обращаются с Астерией. — Почему? — в Гарриет негодование победило смущение. — Она другая. Она боится… и она слизеринка, — Гарриет показалось, что по его лицу прошла тень. — Одна из этих причин — еще куда ни шло, но вот вместе… А если кто-то привык к дурному обращению, то даже простая доброта может дать заметный эффект. Возможно, именно об этом и подумал профессор Снейп. Может быть, он еще и использует твою, эм, славу. — Э? — Если увидят, что ты хорошо относишься к Астерии, остальные оставят ее в покое, — пояснил профессор Люпин. — Если так посмотреть, это весьма слизеринский план. Гарриет обдумала это все и решила, что ей стало легче. Хоть ей и было приятно, когда к ней не относятся, как в Литтл Уининге, словно к мешку навоза, ее слава, как это назвал профессор Люпин, всегда заставляла ее испытывать неловкость. Если же она поможет Астерии Гринграсс, будет просто замечательно, что она наконец-то хоть на что-то пригодилась. — Ты уже поговорила с ее сестрой? — спросил профессор Люпин. — С Дафной? Они очень близки. Если хочешь перед встречей получить представление об Астерии, тебе стоит поговорить с Дафной. Гарриет ощутила себя идиоткой, что не подумала об этом раньше. Это была одна из немногих вещей, известных ей об Астерии — что та любила своих сестер. — Но я, если позволишь, предположил бы, — продолжил профессор Люпин, — что лучше позволить самой Астерии рассказать о себе. Возможно, отчасти поэтому профессор Снейп не рассказал тебе о ней больше, — у него дрогнули губы, как у профессора Спраут. — Я слышал, как он говорил о ней в учительской в начале учебного года. Он на самом деле много о ней знает. Мы обычно предпочитаем рассказывать о себе сами, а не предоставлять другим говорить за нас. Астерия, возможно, и не хочет брать на себя эту задачу, но ей это было бы очень полезно. Гарриет кивнула. — Спасибо, — искренне сказала она и пошла на чары в задумчивом настроении. И только оглядываясь рядом с классом в поисках Гермионы, она поняла, что совсем забыла спросить профессора Люпина, знал ли он Сириуса Блэка.***
Направляясь на встречу с Сириусом, Ремус все еще продолжал размышлять о разговоре с Гарриет. В этот день встреча была назначена сразу после обеда — у него было окно. Так как Снейп наверняка был бы на страже, он решил не ходить снаружи по ночам. Но во второй половине дня у Снейпа были уроки, а Ремус, если бы его спросили, мог бы просто сказать, что вышел на прогулку. Погода была не то чтобы приятная — было хмуро и холодно, но для оборотня это мало что значило. Остальная школа вернулась к занятиям, а он обошел озеро по длинной дороге и побрел через редкую бледную рощицу у дальнего берега. Сириус в виде Бродяги ждал слишком близко к берегу озера, но Ремус, хоть и ему было беспокойно, не удивился. «Как всегда, рискуешь», — подумал он, не решаясь сказать это вслух — боялся, что сломается голос. — Пока не начал меня пилить, — хриплым незнакомым голосом сказал Сириус, — мне просто было интересно, куда ты подевался. Думал, что-то случилось. — Нечто вроде «стало слишком опасно встречаться»? Да, отличный повод выйти меня встречать. — Самодовольный гад, — беззлобно отозвался Сириус. — Ты упоминал, что тут Снейп, — лицо у него потемнело. — Этот ублюдок мог тебя отравить. В ночь понедельника Ремус остался в хижине почти до рассвета. В какой-то момент он рассказал об аконитовом зелье, хотя, как оказалось, делать этого не следовало. Они встретились всего второй раз, а Сириус предсказал, что Снейп отравит Ремуса, уже семнадцать раз. Теперь восемнадцать. — Я принимаю аконитовое только в неделю перед полнолунием, а до него еще две недели. Так что до следующей недели можешь не бояться, что меня отравят. Сириус ответил очень непохожим на него мрачным, унылым взглядом. Точнее, не похоже было на него так отвечать на провокацию. Он бывал мрачным и унылым, но не из-за такой малости. Ремус решил сменить тему. — Я поговорил с Гарриет. Мертвые глаза Сириуса загорелись. В другой жизни Ремус позавидовал бы способности Гарриет так вдохновлять — так, как он больше не мог. — Ей понравилась метла? — Какая ме… — Ремус остановился, вспомнив, что ему говорила Минерва. — Ты про Молнию? — медленно спросил он. — Конечно. А что? Ты чего так смотришь? — Сириус, как, по-твоему, должна была отреагировать Гарриет, когда ей прислали очень дорогой подарок без записки, при том что кто-то пытается ее убить? Сириус сперва растерялся, потом возмутился: — Они ее выбросили? — поднял он голос. — Да чтоб их… — Ее проверяют на проклятия, — резко сказал Ремус, — как и положено. Ты действительно об этом не подумал? — Мерлин, я не знал, — Сириус запустил клешневатую руку в свои всклокоченные волосы. — Ее метлу на куски разломало наше дерево, и я подумал… Ты же знаешь, гоблины хранят золото, несмотря ни на что. Я просто послал кота сделать заказ совиной почтой из Хогсмида, проще простого. Ремуса на мгновение отвлекла такая извращенность общества — отправить человека без суда в тюрьму, без права апелляции или выхода под залог, но тем не менее продолжать без вопросов предоставлять ему доступ к своему золоту. — Что ж, если ты ее не проклял, рано или поздно она ее получит назад. — Разумеется, я ее не проклял, говорю же… — он сжал губы, взглянув на Ремуса со смесью упрека и горечи. — Все еще не веришь мне, значит. — Я… — Тогда какого черта ты здесь делаешь? — Сириус заходил перед ним по полянке. Он бормотал про себя, резко и бессмысленно взмахивая руками. — Дамблдор утверждал, что ты — Тайный хранитель Джеймса и Лили, — резко напомнил ему Ремус, ощущая, как колотится в горле пульс. — У тебя действительно нет доказательств, кроме Питера? Не пришло в голову, что они понадобятся? Ни одному из вас? Сириус остановился, но на Ремуса не посмотрел. — Должно было сработать, — хрипло прошептал он. — Это должно было уберечь их… Оба замолчали, не двигаясь. Ветер пролетел меж деревьев, застучал голыми ветвями. — Я никому не сказал про… Бродягу, — сказал наконец Ремус. — Ни тогда, когда это случилось, ни сейчас… Не сказал про тайные выходы, которые мы обнаружили… Каким-нибудь из них ты, как я предположил, воспользовался, чтобы проникнуть в школу… И про иву и хижину… Ни о чем. Сириус моргнул на него своими пустыми глазами, но промолчал. — Мне всегда это казалось неправильным, — продолжил Ремус. — Эта правда… то, что все считали правдой. Что ты — шпион Волдеморта… Но какие еще могли быть объяснения? Я не знал, что сделать, что подумать… И потому не делал и не думал ничего, — закончил он твердо. — Ты всегда таким был, — пробормотал Сириус со странным выражением. — Теперь я не могу выбросить это из головы… Если ты говоришь правду, а я не сказал никому то, что знал; если тебя поймают и ты будешь Поцелован… Но если ты лжешь, а я выведу тебя к Гарриет… Или что я сомневаюсь в тебе, а ты прав насчет Питера, и каким-то образом ему удастся закончить начатое двенадцать лет назад… Лицо Сириуса затопила тьма. — Я найду его, Ремус. Найду этого трусливого говнюка, и уж тогда… — Как? Я проверяю карту снова и снова, Бродяга. Он с нее убежал. — Тот парнишка, Роб… — Рон. — …он везде его с собой брал, этот поганый крысиный запах по всему замку. Я выслеживаю, где он был, Живоглот — тоже, и Добби помогает… мы его найдем. Я не для того вышел из Азкабана, чтобы на этом сдаться, Ремус. — Как тебе это удалось? — спросил Ремус — старый вопрос пробрался через нагромождения более свежих мыслей. — Собакой. Пролез между прутьями. Даже так еле получилось. Потом плыл. — Боже правый, чудо, что ты не утонул. Тень мрачной улыбки мелькнула на лице Сириуса. — Человек дела. Точнее, собака. — Она в Хогвартсе, — вдруг сказал Ремус. — Ты так говорил — «она в Хогвартсе». Перед побегом. — Что? — Слышали, как ты говорил это во сне. Поэтому все подумали, что ты преследуешь Гарриет. Сириус почесал грязную голову. — Не думаю, чтобы я такое сказал. Наверное, хотел сказать: «он в Хогвартсе», Питер. Фадж приходил с одной из своих проклятых проверок — вечно они мной восхищались, — снова мрачная улыбка. — Что не схожу с ума. — А как ты не?.. — Собакой, — повторил Сириус. — Они думают… по-другому. Дементорам животные не так интересны. Я превращался, и они проваливали мучить кого-нибудь другого. Но во сне все равно прорывалось, понимаешь… и когда люди приходили, конечно — я не хотел, чтобы они знали, и превращался обратно. Фадж дал мне газету, и я увидел там фото Питера… Он сказал, что дети собираются обратно в Хогвартс, и так я узнал, что Питер тоже там будет, и понял, что мне надо делать… Ремус сел на упавшее дерево, потер лоб. Сириус ходил, шуршал опавшими листьями, укрывающими землю. — У тебя сегодня урок у Холли-берри? — Завтра, — пробормотал Ремус. — Был в понедельник — я спросил ее про собаку и про Питера… Она сказала в основном то же самое, что и ты. Сириус кивнул, но, похоже, такое частичное оправдание его меньше интересовало, чем сам его источник. — Как она? — Болела на выходных, но теперь, кажется, поправилась. Немного постриглась. У нее как у Джеймса. Чем длиннее волосы, тем больше они дичают. — Сохатый и его дурацкие волшебные волосы, — отозвался Сириус еще более хрипло, чем обычно. — Это так странно — вернуться. Так странно… Она выглядит точно как они, так что я жду чего-то вроде них, но она совсем другая. Это очевидно — все повадки отличаются. Так что первую долю секунды, когда я вижу, как она выходит из-за угла или сидит в классе… — Это как Сохатый-не-Сохатый, — сказал Сириус. — А потом — не-Сохатый. — И не-Лили, — добавил Ремус. — Слава Мерлиновой заднице. Ремус, к своему удивлению, чуть не рассмеялся. — Тебе же в конце концов понравилась Лили. — В конце концов, — ответил Сириус. — Личность у нее была такая, э, грибная. — Врастала? — предположил Ремус. — Ага. И не отделаешься потом. Ремус вспомнил, как Сириус и Лили то обменивались колкими гадостями, то были до болезненного излишне вежливы, а счастливый Джеймс ничегошеньки не замечал. Джеймс вообще не был знатоком эмоциональных тонкостей. Ремус и Сириус переглянулись, без сомнения, припоминая разные версии одного и того же. — Холли-берри грустно, — сказал Сириус. — Одиноко. — Да, — согласился Ремус. Он ощутил внезапный и глубокий стыд, что так мало общался с ней в этом году, что скрывал собственные сожаления и боялся того, что она обнаружит — этот бедный ребенок, никем, по большому счету, не любимый. Другие профессора за нее переживали, особенно Минерва, и у нее были друзья, но ребенку нужно большее. Всем нужно, но детям — в особенности.***
Дафна всегда была положительно настроена по отношению к профессору Снейпу. Как заметила в прошлом году Трейси, он заботился о слизеринцах, против которых была вся остальная школа — да и весь волшебный мир. Такова была их ноша, и профессор Снейп помогал ее нести. Но вся эта история с Гарриет Поттер заставляла ее ощутить себя почти… преданной. Профессор Снейп должен был быть выше таких факторов, как популярность. Слизерин одобрял то, что он в целом игнорировал особый статус Поттер, который так ценила остальная школа. Слизеринки с первого по седьмой курс одобряли это еще сильнее, и больше всех — те из них, что учились с Поттер на одном курсе. Они только и ждали, чтобы он сказал ей, как она уродлива, или обругал ее очки, или жуткие волосы. Однако теперь он заявил Дафне, что ее общества сестре недостаточно — что Гарриет Поттер подойдет лучше, чем она. Как он мог? Как он мог предпочесть Поттер своим? Астерия не помогла. Дафна надеялась, что если Астерия окажется вынуждена что-нибудь сказать ему, то профессор Снейп изменит свои планы. Если бы Астерия с ним заговорила, это было бы признаком чего-то значительного. Но Астерия только спряталась за своей домашней работой и бормотала, что даже Дафне ее не понять. — Но Астер, — сказала она с нарастающим отчаянием, так как день первой ужасной встречи был все ближе, — ты же, конечно, не хочешь встречаться с Поттер и чтобы она с тобой разговаривала… Спустя четыре месяца Астерия все так же ускользала прочь, как только заходила Трейси, и белела как полотно и пряталась, заслышав голос Панси. Она, похоже, была не против Миллисент, но Миллисент с ней общаться и не пыталась. Разумеется, Гарриет Поттер не будет так терпелива. Но Астерия ответила искренне и невинно: — Гораздо страшнее было бы просить профессора Снейпа, чтобы он позволил мне не встречаться с Г-гарриет Поттер. И на этом Дафне пришлось смириться. Хотя все это, разумеется, ей не нравилось. — Ты слишком с ней носишься, — сказала Трейси. — Неудивительно, что она без тебя из спальни и на шаг ступить боится. — Не все такие бесстрашные, как ты, — оскорбленно возразила Дафна. — И никто так не пуглив, как она, — невозмутимо парировала Трейси. Обычно Дафну восхищало, как трудно задеть Трейси, потому что хоть ее чувства и были глубокими и сильными, она яростно их охраняла. Дафна по сравнению с ней чувствовала себя мелкой и пресной. Но сегодня ей захотелось, чтобы в броне Трейси показалась трещина. Ей хотелось самой ее проделать. — Я и не ждала, что ты поймешь. Тебе на всех плевать. Вот он — проблеск, затвердевший ледяной коркой. — Ты знаешь, что это не так. — Разве? — не согласилась Дафна. — Ты целовалась с Драко у Панси за спиной. Это бессердечно. Трейси пожала плечами, хотя взгляд ее уже не был таким небрежным. — Он сам захотел. Не я подала ему идею. — Ты точно знала, что делаешь, когда красилась в этом году. Ты и с Блейзом тоже целовалась, да? Это не только бессердечно — это непристойно. — Непристойно? — Трейси расхохоталась, резко и презрительно. — Точно, я забыла — ты же живешь, как в 1820-х, лишь бы окрутить богатенького старика с высохшими яйцами и мешками золота. — Трейси! — Дафна всерьез оскорбилась. — Ты не считаешь это бессердечным? Я свою жизнь прожить хочу. Если тебе угодно беречь себя, как мраморную статую — и себя, и свою дорогую сестричку, и спасать ее от любой тени, — поступай, как знаешь. И ушла, не оглядываясь. Дафна сидела одна, не уверенная, что ей удалось хоть сколько-то заметно уязвить Трейси, но точно понимая, что ей самой намного больнее, чем она могла бы ожидать.***
Выходные наступили быстро, может быть, потому, что Гарриет этого не хотелось. В субботу перед обедом она проверила, что у нее есть все необходимое для встречи с Астерией. Снейп приказал ей быть в запасном классе в подземельях ровно в час дня. За едой Гарриет посматривала на слизеринский стол, но не увидела ни Астерии, ни Дафны, хотя там и были Драко с Панси. Бе-е. Гарриет не представляла, как им только не противно друг с другом целоваться. Снейпа тоже не было за преподавательским столом. В 12.45 она попрощалась с Гермионой и отправилась в сумрак подземелий. Она достаточно легко нашла неиспользуемый класс — он был дальше по коридору за кабинетом зелий и выглядел почти так же, даже зеленоватый свет был тот же. Она и представить себе не могла более угнетающего места для встречи. В 1.01 тишину разорвал вежливый стук. — Э, — сказала Гарриет, подошла к двери и открыла, как будто принимала дома гостей. Это была Астерия — с Дафной. Точнее, это была Дафна с Астерией, поскольку Дафна стояла впереди; это явно она постучала, и на лице у нее было бодрое командирское выражение, которое здорово напомнило Гарриет Гермиону. Астерия, наполовину спрятавшаяся за ней, смотрела в пол. — Поттер, — сказала Дафна бодрым командирским голосом. — Как поживаешь. — Э… спасибо, хорошо, — Гарриет поскребла в голове. — Эм… А вы? — Очень хорошо, спасибо, — все так же бодро ответила Дафна и попыталась вместе с Астерией проскользнуть в класс. Но Гарриет встала на дороге. — Извините, — сказала она, — но Сн… профессор Снейп сказал, что это встреча только для меня и Астерии. Дафна уставилась на нее, и Гарриет сразу же поразило, сколько тяжелой неприязни было в ее взгляде. — Уверена, ты неправильно его поняла, Поттер. Я нужна Астерии. — Снейпа очень сложно неправильно понять, — твердо ответила Гарриет. — Он хотел, чтобы это были только я и она. Дафна собралась было ответить, но застыла, когда из воздуха вытек голос Снейпа: — Как досадно, что вы сочли мои распоряжения неясными, мисс Гринграсс. Гарриет увидела, как Дафна чуть поморщилась, но, развернувшись к Снейпу, та расправила плечи. — Я… должно быть, была недостаточно внимательна, сэр. — Разумеется, — холодно ответил Снейп, глядя на нее надменно, как гиппогриф — даже нос был похож. — Теперь вы поняли. Можете без раздумий оставить свою сестру с мисс Поттер. Гарриет взглянула на Астерию — узнать, как она к этому отнеслась. Та побледнела (точнее, слегка позеленела из-за освещения подземелий) — и, кажется, старалась стать как можно меньше. Гарриет видела такое же выражение на лице у Невилла, когда тот встретил своего боггарта. — Идемте со мной, — сказал Снейп Дафне и увел ее. Гарриет подумала, что он, вероятно, скрывался где-то рядом, чтобы проверить, выполнит ли она его приказ не пускать Дафну. Оставшись наедине, Гарриет уставилась на Астерию, а та — в пол. Тишина была неловкой и неуютной, как комковатая постель. — Хочешь зайти? — спросила Гарриет, стараясь быть дружелюбнее. Астерия, кажется, не стала бояться меньше, но зашла в комнату и огляделась (довольно напугано). — Место не самое симпатичное, — сказала Гарриет. — Сн… профессор Снейп выбирал. Думаю, у него аллергия на дневной свет. Вместо ответа она получила только боязливый полувзгляд. — Сядем? — после долгой паузы спросила Гарриет. Они сели за один из столов — с разных сторон. Гарриет пришлось сесть первой, чтобы заставить Астерию пошевелиться, и она выбрала самое дальнее от Гарриет место с таким видом, словно лучше бы села в другом конце комнаты. Гарриет откашлялась. — Прости, что не пустила твою сестру. Профессор Снейп сказал, что это должны быть только мы двое, и, ну, ты видела, он там сидел в засаде. Астерия глядела себе на колени. Гарриет почесала голову с другой стороны. Ну, хотя бы она не плакала. — Эм… — окончательно растерявшись, Гарриет порылась в кармане в поисках списка. — Извини, я только гляну тут… Астерия, разумеется, не сказала: «Все отлично, давай», — или: «Лично мне это кажется довольно грубым», — так что Гарриет развернула список и просмотрела вопросы. Прошлым вечером Гермионе пришла идея набросать список вопросов, по которым потом строить разговор. Но это не сработает. Отсутствие Дафны, Гермионины вопросы и класс Снейпа — все это было не то. Гарриет ощутила порыв странной решимости, и вместе с ним пришла идея. — Эта комната меня подавляет, — сказала она. — Я знаю кое-что получше, — она улыбнулась робкому взгляду Астерии. — Ты когда-нибудь была на кухне?***
Гарриет выяснила, что домовые эльфы всегда рады гостям, так как они были всегда в восторге, когда бы она ни зашла. Может, они просто всегда были на кухне — она больше нигде их не видела — и любили новые лица. — Можно нам сладкого? — спросила она у счастливых эльфов, сбившихся вокруг Астерии. — Шоколад любишь? У Астерии были большие голубые глаза, из-за которых она всегда выглядела наивно, но они стали еще больше, чем всегда, сейчас, когда она озирала кухню и эльфов. По крайней мере, она казалась скорее потрясенной, чем перепуганной — и она действительно кивнула! Еще одна группа эльфов поспешила принести серебряный поднос с таким же чайным сервизом: горячий шоколад со взбитыми сливками, тарелка тех потрясающих эклеров и круассаны в шоколадной глазури. Еще несколько притащили другой поднос — бельгийские шоколадные конфеты, целая куча, все по-разному украшенные и, наверное, с разными вкусами. — Охренеть, — сказала Гарриет, словно Рон. — Мисс хочет еще? — спросил эльф, которого она тогда посчитала дворецким. — У нас есть еще много-много, если мисс пожелает! — Это потрясающе, — сказала Гарриет, надеясь, что Астерия не впадет в кому и Снейп не найдет ее на полу кухни, покрытую шоколадом. Эльфы уже накрыли им в углу столик с небесно-голубой скатертью и подобранными в тон тарелками и столовыми приборами. Гарриет наложила себе эклеров, а Астерия занялась конфетами. — У вас есть домовой эльф? — спросила ее Гарриет. Астерия потрясла головой. Она, казалось, собиралась ответить, но остановила себя. Гарриет тем не менее сочла это еще одним успехом, возможно, даже потрясающим — она почти получила первый ответ. — У меня родственники магглы. Я никогда не видела домовиков, пока не встретила Добби. Его тут, правда, сегодня нет… по крайней мере, я его не вижу, — она не стала объяснять, кто такой Добби, чтобы Астерия могла об этом спросить, если ей захочется. Та, кажется, слушала, но не говорила ни слова. — Он связал мне на Рождество чудные носки. Они очень теплые, — Гарриет задрала штанину на одной ноге — показать. Астерия наклонилась, чтобы взглянуть, и застенчиво улыбнулась. — Я не умею вязать и вообще ничего творческого, — Гарриет была рада, что подвела к этому, и достала из кармана свой козырь — точнее, она надеялась, что это будет козырь. — Я вот это получила, пока была в больничном крыле, но тут нет подписи. Она развернула открытку «спасибо-поправляйся» с нарисованными розами и красивой надписью. Глаза у Астерии стали еще круглее, а лицо ярко покраснело. — Это очень здорово, — сказала Гарриет. — Тот, кто может так рисовать и писать — гений. Астерия пыталась спрятаться за своими длинными светлыми волосами, что подсказало Гарриет, что ей не следует прямо спрашивать, не от нее ли это. Но было ясно, что да. — Было очень приятно ее получить, — продолжила Гарриет, убирая открытку обратно, — потому что мне тогда было так грустно. Просто до ужаса. Дементоры… — она глубоко вздохнула и сказала: — Они меня пугают. Астерия поглядела на нее сквозь волосы. — Я пытаюсь выучить то заклинание. Называется патронус… Она продолжила говорить и есть шоколад, а Астерия ела шоколад и слушала. Она так и не сказала ни слова, но легкая улыбка, мелькнувшая на ее лице, там и осталась — словно свет в далеком доме.***
Если бы Дафна Гринграсс была ученицей любого другого факультета, кроме его собственного, Северус сделал бы ей выговор за попытку пренебречь его прямыми инструкциями. Но она была слизеринкой, так что он просто отправил ее прочь. Затем вернулся в учительскую, чтобы закончить с проверкой работ, накопившихся к концу первой недели. Спраут и Минерва болтали с Люпином. Северус уже почти развернулся и вышел, но ощутил, как глупо это будет выглядеть. В итоге он сел в свое обычное кресло с таким видом, словно остальные были на дне озера, и открыл ненавистную папку с непостижимо тупыми домашними работами за эту неделю. — Чаю, Северус? Он поднял взгляд — Минерва протягивала ему чашку. Это было до того неожиданно, что он не знал, как отреагировать. Минерва бесстрашно поставила чай на стол у его кресла и села рядом. — Помона и Ремус только что рассказали, какое любопытное задание ты дал мисс Поттер. А. Это объясняет чай, но… — Что им об этом известно? — спросил он, сурово посмотрев на виновных. — Она подошла к нам спросить, что мы знаем об Астерии Гринграсс, — сказала Спраут. — Однако ответить ей удалось мало что. Похоже, от тебя она тоже немногого добилась. — Не понимаю, какое вам до этого дело, — Северус про себя изумился, узнав, как серьезно отнеслась к его заданию Гарриет Поттер. — Не лезь в бутылку, Северус, — вмешалась Минерва. — Нам просто интересно. — Она боится, что из-за нее Астерия расплачется, — со странной полуулыбкой произнес Люпин. — Не будет ничего удивительного, если так и произойдет. — А мне, правду говоря, кажется, что это очень мило, — сказала Минерва. — Признайся теперь, Северус — тебе нравится мисс Поттер. Северус не представлял, что на это ответить. Но Минерва продолжила, не дожидаясь его реакции: — Ты ощетиниваешься, стоит кому-нибудь всего лишь упомянуть имя какого-нибудь слизеринца, однако доверил такое деликатное дело именно ей. Ему не удавалось избавиться от ощущения, что над ним смеются. У Минервы радостно поблескивали глаза, а Спраут, казалось, сдерживала улыбку. Люпин выглядел… странно. Что вообще могло означать выражение его лица? Он был как будто одновременно и где-то далеко, и полностью здесь, словно он только что понял нечто, и это его потрясло. — У меня нет особого мнения о мисс Поттер, — холодно и пренебрежительно произнес Северус. — Я подумал, что ее слава может быть очень полезна — не исключено, что полезнее, чем она сама. Он сгреб свои бумаги и ушел, благополучно стерев с их лиц улыбки. Но ему не стало от этого легче, и это его заметно рассердило. Он возвратился в свой кабинет дожидаться конца встречи мисс Поттер с Астерией, но за пять минут до конца запер свою дверь и пошел вниз, в класс, который он им назначил. Внутри было тихо. Со вспышкой жгучего подозрения он толкнул дверь. Комната была пуста. Он стоял в дверях, борясь со вздымающейся волной ярости, и тут услышал знакомый голос, эхом разносящийся по коридору: — …даже толком плавать, клянусь, буквально как щенок, которого закинули в бассейн, и он такой кое-как к берегу… По коридору подходила Гарриет Поттер с Астерией Гринграсс, и, хотя говорила только мисс Поттер, Астерия слушала с полным вниманием. — …есть над чем посмеяться, по… — мисс Поттер подняла взгляд, увидела его, и глаза у нее расширились, — ...крайней мере… Э. Здрасте. Он перевел взгляд с нее на Астерию, чье очевидное оживление снова сменялось испугом, кожа бледнела, глаза опустились, голова наклонилась так, чтобы лицо закрыли волосы. Мисс Поттер нахмурилась. — Встреча окончена, — сказал Северус, растерявшись, но не желая этого показывать. — Мисс Гринграсс, можете вернуться к своим обычным занятиям. Та побежала прочь, напоследок бросив взгляд на мисс Поттер. Та помахала ей вслед, но не получила ответного жеста. — Почему она так вас боится? — спросила она, когда Астерия скрылась. Более уместным вопросом было бы, почему не боишься ты. — Она вам не сказала? — Мне не удалось заставить ее что-нибудь сказать, — ответила мисс Поттер со смирением. Потом лицо ее прояснилось. — Но мне удалось добиться, чтобы она кивала и качала головой. Северус был удивлен. Не только тем, что у нее это получилось, но и тем, что она поняла, что это действительно достижение. — Больше одного раза? — Ага, — с явным удовлетворением сказала она. — Простите, что мы не остались в комнате, но там до ужаса уныло… и вы не сказали, что нам нельзя гулять. — И вы, разумеется, не остались бы на месте, даже если бы сказал, — холодно заметил он. Она в ответ только чуть улыбнулась — наполовину дерзко, наполовину осуждающе. — Куда вы ее водили? — На… за десертом, — выражение ее лица стало весьма уклончивым. — А потом к той картине с морем в коридоре чар. Я пыталась заставить ее рассказать про море, не упоминая ее дом. Конечно, я не смогла ее разговорить, но она кивала, и все такое. Северуса снова удивило, сколько размышлений и усилий она приложила. — Вы сознаете, что, достигнув таких успехов, вы никогда не избавитесь от груза этого задания? — Я не против, — ответила мисс Поттер. — Она со мной ни разу не расплакалась. В ней были сразу и гордость, и облегчение: такая юная, но уже готовая принять ответственность, которая, как он думал, ей не по силам. — Я оценю ситуацию и дам вам знать, когда будет уместно провести следующую встречу, — только и смог он сказать. Он закрыл дверь старого класса и медленно пошел следом за ней в сторону лестницы. Он произнес: — Мисс Поттер, — правда, так тихо, что она могла бы и не услышать. Но она услышала и с любопытством на него оглянулась. Сперва он помедлил, потому что на самом деле не был уверен, что сказать. Но затем с языка чуть не сорвалась рефлекторная резкая фраза, и ему пришлось от нее удерживаться. Это потребовало усилий, потому что он всегда ее говорил. — Вы… — он стиснул зубы и закончил: — Молодец. Она просияла. — Спасибо, — сказала она с явным удовольствием, как будто это был самый грандиозный комплимент в ее жизни. Затем побежала вверх по ступенькам в вестибюль, прочь из виду. Он намеревался вернуться к себе в кабинет, к своей неизбежной стопке работ; но тут же и настроение, и планы у него изменились. Он решил, что вообще-то лучше будет прогуляться.