Бесконечная дорога

В субботу утром Гарриет проснулась, клацая зубами. Всю ночь была буря. Окна замерзли, и ледяной ветер кружил вокруг башни с воем и дребезжанием — единственной «музыкой», доступной зиме. Гарриет хотелось бы остаться в постели под несколькими дополнительными одеялами, появившимися за ночь… но она горячо хотела узнать, что выяснил Снейп, побывав у Ремуса прошлым вечером. — Х-хорошо, что домовики д-добавили нам од-деял, — сказала, стуча зубами, Гарриет Гермионе, надевая шерстяные носки, связанные ей миссис Уизли. — а то проснулись бы г-гриффиндышками. Гермиона помрачнела. Замерзший, заспанный и занятый Ремусом мозг Гарриет насладился мгновением ленивого непонимания, а потом Гермиона разрешила его трудности. — Я иногда гадаю, когда они спят, — Гермиона резко дернула расческой волосы, сердито глядя на свое отражение. — Ты замечала когда-нибудь, что гостиная всегда прибрана по утрам, когда мы просыпаемся? И что камин всегда чистый? И кто-то застилает постели, пока мы спускаемся на завтрак… И они, наверное, убирают весь замок — пока мы спим, иначе бы мы их увидели, а мы никогда их не видим… Ты не задумывалась, удается ли им вообще отдыхать? — Может, тебе лучше поговорить с Добби, — она натянула второй свитер. Гермиона в мгновение ока развернулась к ней. Рука с расческой застыла посреди движения. — Добби? — Ну, знаешь… мой знакомый эльф? На кухне работает? — Да, — медленно произнесла Гермиона. — Работает на кухне. Ты меня как-то приводила на кухню. Да. Она потянулась за штанами. Расческа так и осталась у нее в волосах, застряв в кудрях. Гарриет осторожно распутала и вынула ее. Гермиона была так поглощена составлением какого-то своего плана, что даже не заметила этого. Когда они с Гермионой дошли до гостиной, там в камине полыхал большой огонь, и несколько человек, вытащивших себя из постелей, устроились возле него, побросав под колени несколько гриффиндорской расцветки подушек. Гарриет размышляла, удастся ли ей отделаться от Рона и Гермионы сразу же и найти Снейпа, или, может, он убьет ее за то, что она беспокоит его с самого утра. — Доброе утро, — зевая, сказал Рон. По случаю холода он надел свой ненавистный коричневый свитер. — М-м, — уклончиво ответила Гермиона и прошла мимо, не взглянув на него. — Что я теперь сделал? — безропотно спросил он у Гарриет. — Это из-за домовиков, — негромко ответила Гарриет, глядя, как Гермиона выбирается в дыру за портретом (промахнувшись с первой попытки). — Лучше пока не трогать. На почтительном расстоянии следуя за Гермионой на завтрак, Гарриет и Рон осторожно избегали в разговорах всего, что могло было быть связано с домовыми эльфами на случай, если Гермиона решит, что они должны присоединиться к какому-нибудь задуманному ею безумному крестовому походу. Гарриет обдумывала, насколько вероятно, что вечером они, сев ужинать, обнаружат, что домовики исчезли, а Филч раскладывает по тарелкам консервированные бобы. Гарриет, войдя, произвела привычный осмотр преподавательского стола и не удивилась, не обнаружив за ним Снейпа. Он вообще ест? Казалось, что он употребляет только кофе (и сигареты, если можно судить по замеченному несколько раз запаху). Неудивительно, что он такой тощий и постоянно на нервах. Она обернулась обратно к своему столу и увидела, что Гермиона поглощает свой тост и овсянку с такой скоростью, что Рон, к собственному изумлению, забыл про еду. — Ладно, — Гермиона провела салфеткой по губам. — Я все. Увидимся позже… Постарайтесь не влезать в неприятности. И она вскочила на ноги и умчалась. Гарриет и Рон смотрели ей вслед. — В какие неприятности мы, по ее мнению, можем влезть за обеденным столом? — спросила наконец Гарриет. — Не знаю. Может, она думает, что мы наедимся канареечных помадок и станем огромными птицами? — он принялся за бекон. — Или что там еще Фред и Джордж задумали, — он понизил голос, чтобы никто не подслушал; Гарриет пришлось наклониться. — Они занялись чем-то новым, чем — не говорят. Так что не ешь ничего, что они тебе дадут. — Я скорее съем то, что готовил Сириус, — она поморщилась, прежде чем поняла, что никто не мог расслышать имя. Сегодня в Большом зале шума было больше обычного. Из-за метели никто не мог выйти на улицу, однако дурмстранговцы показались на завтраке с присыпанными снегом волосами и одеждой, вполне веселые на вид. Присутствие Крама только добавило шуму. Рон хмуро посмотрел на слизеринский стол, за которым Крам опять устроился. В этот раз он сидел с Трейси Дэвис, которая, похоже, вела с ним относительно спокойный разговор. — Почему он всегда садится с этими скользкими гадами? — пробурчал Рон. — Может, ему там девочки нравятся? — предположила Гарриет. Трудно было сказать. Крам всегда выглядел довольно угрюмым, и то, о чем говорила Трейси, похоже, отрицательно влияло, по крайней мере, на Дафну. Она то и дело бросала на подругу ледянючие взгляды, царственно нарезая свою яичницу. — Хотя там Панси, так что да, если еще раз подумать, они, наверное, заманили его Темной магией. Рон прыснул от смеха. Гарриет намазала маслом тост, чтобы выиграть время и придумать, как от него отделаться для встречи со Снейпом. — Почта, похоже, опаздывает, — сказала она. Рон прищурился на покрытые инеем окна. — Наверно, погода слишком плохая для сов. — Точно, — согласилась Гарриет, хотя нутро стиснуло от разочарования. Значит, письма от Анаиты не будет. Ей просто хотелось бы знать, не связан ли сон с Ремусом. Она не представляла, что может символизировать золотой песок и как это связано с отравлением… но именно поэтому Анаита была экспертом, а Гарриет умоляла ее помочь. — Ну и, — Рон доел остатки копченостей, — что будем делать, пока Гермиона… занимается тем, чем занимается? Чем она занимается? — Думаю, планирует освобождение всех домовых эльфов. Но это только предположение. — Отлично, — уныло сказал Рон. — Тогда нам всем придется есть канареечные помадки, вот смеху-то будет. Как она собирается это сделать? — Понятия не имею. Но у меня… у меня встреча, — она даже не пыталась проигнорировать подергивающуюся в животе вину. Мне не нравится вся эта скрытность, и жульничество, и ложь, — прошептал голос Гермионы. — О, — лицо у Рона вытянулось. — Это насчет Ремуса, — выпалила Гарриет. — Он… заболел, и я собираюсь… узнать, что было не так. Почему-то от этого смешения правды и лжи ей стало хуже, особенно когда Рон посмотрел с сочувствием. — Конечно. Найдешь меня, когда освободишься? Она кивнула и помахала на прощание, пытаясь не показывать, какой подлой чувствует себя изнутри.

***

— Ремус поправится? — спросила мисс Поттер, сплетая пальцы. Она показалась довольно рано, когда завтрак в Большом зале даже не закончился, с таким видом, словно плохо спала, с еще более буйными, чем обычно (даже для нее), волосами. Она выглядела взволнованной — рассеянной, когда вошла и обежала взглядом его покои, глубоко сосредоточенной, когда она обратила глаза на него — и все поддергивала и поддергивала слишком длинные рукава слишком большого свитера. — Это станет ясно позднее, — Северус закончил наливать чашку чая и пододвинул ее к ней. Вместо того, чтобы взять, та посмотрела на него взглядом на две трети перепуганным, на треть — раздраженным. — Он был отравлен? — Это отравление аконитом — отчасти, — Северус поднял свою чашку, чтобы занять чем-то руки — от того, как сплетала пальцы мисс Поттер, его собственные чесались — и еще потому, что до десяти утра слишком много кофеина не бывает. — Что означает, что следует винить само аконитовое зелье, а не один его ингредиент. Мисс Поттер взяла свой чай, от которого все еще шел пар, и отхлебнула целый глоток, даже не подув, чтобы остудить. Она ойкнула и прижала ко рту руку. — Я в п’рядке, — буркнула она. Щеки у нее стали такими красными, словно чай она выплеснула себе в лицо. Северус решил впервые в жизни проявить снисходительность. — Я оставил Люпина все еще без сознания, с зельем, которое компенсирует у него аритмию — в случае, если ваш крестный отец соизволит дать ему что-либо, предоставленное мной, — ну, снисходительность касательно инцидента с чаем. Мисс Поттер (все еще красная) перестала дуть на чай и скривилась. — Но с вами ведь ходил профессор Дамблдор? Он же наверняка проверит, чтобы Ремус его принял. — Можно только надеяться, — пробормотал Северус. Что могущество Дамблдора возьмет верх над вопиющей глупостью гребаного Сириуса Блэка. — Вчера вечером вы сказали… сказали, что сделать противоядие от аконитового может быть невозможно. — Да, — он знал, что она хочет от него каких-нибудь утешений, но ему нечего было ей предложить. Ему хотелось, чтобы она не смотрела на него вот так — большими, отчаянными, пронизывающими глазами. — Вы правда… правда думаете… — Я не специалист по оборотням, мисс Поттер, — как я постоянно всем об этом напоминаю. Она наконец перестала смотреть на него так ужасно и умоляюще, но от того, как опали ее плечи и как она уставилась в свой чай, стало только хуже. Он стиснул пальцы на китайском фарфоре чашки, чтобы удержаться и не швырнуть ее в огонь. Сложность с мисс Поттер была в том, что она хотела от него вещей, которых он дать не мог — внимания, доброты, поддержки. Если бы она всего лишь перестала требовать от него невозможного, то не выглядела бы постоянно такой приниженной. Она свернется еще плотнее, если оборотень умрет, — сказал Внутренний Рейвенкловец. По крайней мере, она будет жива, — ответил он. Между Люпином и мисс Поттер лежат мили и мили густого леса и полей, — продолжил Внутренний Рейвенкловец. Блэку и Люпину нельзя доверять. — Вот бы с ним встретиться, — пробормотала мисс Поттер. Теперь она водила пальцем по ободку чашки, круг за кругом. Вам нельзя, — совершенно готов был сказать Северус. Но вместо этого сказал: — Если вы упомянете об этом при директоре, он, скорее всего, сделает вам одолжение. Мисс Поттер моргнула на него. — Точно, — сказала она через мгновение. — Я… я попробую. Спасибо. Она не то чтобы стала выглядеть задорнее, но глотнула еще чаю. — Теперь он холодный, — пожаловалась она. Чайник был зачарован на сохранение тепла, так что Северус уничтожил чай из ее чашки и налил новый. — В этот раз дайте ему остыть, — произнес он, когда она придвинула чашку к себе. Она опять порозовела. — Я умею пить чай, — буркнула она. — Правда, сегодня по мне не скажешь, — добавила она почти про себя. Скажи что-нибудь доброе, — предложил Внутренний Хаффлпаффец хриплым от редкого употребления голосом. Например? — раздраженно спросил он. Последовало долгое молчание. Не знаю точно, — признался Внутренний Хаффлпаффец, потому что принадлежал ему. — Полагаю, после моего ухода директор вызвал к Люпину мадам Помфри, — сказал он чуть позже. — Это… хорошо, да? — спросила мисс Поттер, словно хотела надеяться, но — вероятно — не могла поверить, что он сказал что-то ободряющее. Умница. — Она предположительно лучше всех знакома с физиологией Люпина. Она была школьной медсестрой, еще когда мы были в школе, она лечила его с самого начала. — О, — мисс Поттер, похоже, стало легче. — Это… хорошо. Надеюсь, она сможет ему помочь. Это не было банальностью: он услышал, что в эти слова она вкладывает всю свою душу. Теперь она опять стала смотреть в чай и возиться с чашкой. — Я думала про свой сон… тот, про который я вам рассказывала, знаете, с золотым песком?.. может… может, он про Ремуса. — Почему вы пришли к такому выводу? Мисс Поттер ответила не сразу. Она поворачивала чашку на блюдце; фарфор издавал скрипучий звук, который лез ему в уши и кусался. — Мисс Поттер… — Прекратите, пока я не зашвырнул эту чашку в огонь. — Я почувствовала, словно потеряла что-то… навсегда, — она подняла чашку, словно хотела отпить, но остановилась, глядя в чай так, будто смотрела куда-то вдаль. — И это было… — она вздрогнула и закончила быстрым бесцветным голосом: — Ужасно, — и отпила долгий глоток чаю. Воспоминание из временного нарушения? Анаита Патил говорила ведь, что такое могло произойти? Что когда мисс Поттер будет приближаться к определенным событиям, она станет переживать вспышки воспоминаний? Но как связан золотой песок со смертью Люпина? — Вы не специалист по оборотням, — сказала мисс Поттер внезапно, но тихо. Он взглянул на нее. — Но вы… специалист по зельям, правильно? У вас там Золотой класс… какой-то. Северус моргнул. — И откуда вы это знаете? Она пожала плечами, хотя это был не тот раздражающий жест, с помощью которого подростки делают вид, что интересоваться чем бы то ни было ниже их достоинства; это больше было похоже на неловкое пожатие плечами от нежелания о чем-то упоминать. — Прочла в книге. Что это за Золотой класс? — Какое это имеет отношение к Люпину? — хотя он, пожалуй, догадывался. — Вы, может быть, и не знаете всего об оборотнях, но вы почти все знаете о зельях, правильно? Северус ощутил в груди крошечный завиток чувства, похожего на удовольствие, и стер его. Не имеет ценности лесть, рожденная из невежества, пусть даже это невежество юности. Мисс Поттер так мало знает о зельях, и она не умна в том, что касается накопления знаний; и, скорее всего, уже не будет. Опять эти умоляющие глаза. — Невозможно знать все о чем бы то ни было, — сказал он. Она сжала губы, сильно напомнив ему Минерву. Возможно, декан Гриффиндора давала ей уроки, когда занималась с ней повторением. — Прошлым вечером вы сказали профессору Дамблдору, что не знаете, почему работает аконитовое зелье. — Что только подтверждает мои слова. — Тогда почему все думают, что ничего, если давать его оборотням? Если вы не знаете, как оно работает, то никто не знает, правильно? Он почувствовал, как посреди моря недоумения попытался возродиться к жизни тот завиток тепла. Мисс Поттер над ним не издевалась, это точно (он проверил); разумеется, она излучала искренность, и он мог бы поклясться, что от этого у нее волосы прямо вставали дыбом. Но эта непоколебимая вера в его предполагаемую гениальность озадачивала. — Зелье создавалось не для того, чтобы помочь оборотням, мисс Поттер, — сказал он наконец. — Оно создавалось, чтобы помочь нам, остальным, держать их под контролем. Она уставилась на него, словно не понимала, о чем он на самом деле говорит. Он предположил, что она действительно не понимает. — Вы видели Люпина только в Хогвартсе, под защитой Дамблдора, в окружении людей, которые не знали, что он такое. Он видел, что ей становится все больше не по себе: плечи напряглись, пальцы вонзились в ладони. Ее глаза ощупывали его лицо, и ей не нравилось то, что она видит. Он изобразил как можно более нейтральное выражение, хотя полагал, что пользы от этого будет немного. Он достаточно раз видел себя в зеркале, чтобы знать, что выглядит злым. — Люди, считающие себя порядочными волшебниками, плюнут на Люпина, узнав, кто он. Она уставилась на него, словно не расслышала… а потом в лицо ей бросилась краска, жар негодования и оттенок ужаса. Она, однако, ничего не сказала, и от ее молчания Северусу стало неуютно. Оно означало, что она ему поверила, а это была тревожная мысль. Но ведь мисс Поттер знала, каково это, когда тебя ненавидят те, что отличаются от тебя породой. В этом она никогда не была невинной. — Аконитовое зелье подавляет влияние волка, — сказал он. — Оно не уменьшает боль от трансформации или урон, который та наносит телу. Принимая его, Люпин испытывает столько же боли, сколько всегда, — возможно, даже больше, так как волк не замещает его сознание. — Почему тогда никто ничего не делает, чтобы было не так больно? — спросила она тихо. — Оборотни… не такие, как мы, остальные. У них своя, отдельная физиология. Зелья на них действуют иначе. Никто никогда не изучал их, чтобы лечить. — Но вы можете, — она посмотрела прямо ему в лицо, серьезно и искренне. — Я знаю, что можете. Это не было осуждением, не выражало разочарования — одну лишь веру, чистую и какую-то изобличительную. Он ощутил, как пошатнулась его решимость продолжать держать Люпина на аконитовом, словно строительные леса, закачавшиеся под свежим ветром. Если он умрет, она никогда больше тебе не доверится, — прошептал Слизеринец. Ты или уничтожишь ее убеждение в том, что ты можешь все, либо подорвешь веру в то, что способен на правильный поступок, — продолжил Слизеринец. Все, во что она верит обо мне, неверно, — подумал Северус. Хочешь, чтобы она об этом узнала? — Золотой класс, мисс Поттер, — сказал он, протягивая руку к чашке, — означает, что для меня очень мало невозможного. И впервые с тех пор, как они расстались вчера вечером, мисс Поттер улыбнулась.