Завтра

Сегодня

Лёгкой смерти тебе, мой друг, Когда стопом идёшь среди ночи Лёгкой гибелью на обочине Завершится порочный круг. (с)

- Мы дарим надежду другим, оставляя себе лишь ссадины да ушибы на сердце. Мы врем. Врем мужчинам, врем женщинам, врем старикам — глубоким и не очень. Сколько пройдет времени, прежде чем мы начнем врать детям? Скорее всего, столько, сколько потребуется, чтобы научиться создавать сказки не только из старых воспоминаний. Ай-да расскажем ребятне про их счастливую взрослую жизнь. Это ли не та самая знаменитая ложь во благо, которой не бывает, а, Ева? - В первую очередь это наша работа, Нил. - Что за черт... - тихо ругается Уоттс, постукивая указательным пальцем по замершему циферблату наручных часов. - Будьте добры, еще один кофе! Небольшое кафе оживляется. Насколько это возможно вообще для рядового придорожного заведения. В оных редко бывает больше трех-четырех человек одновременно, и это еще с учетом официанта, сегодня — молодой девушки в симпатичных дырявых джинсах и несимпатичной фиолетовой химией на голове. Подобные «леди» обычно не слишком нравятся Уоттсу, но сейчас это кажется даже забавным. Неужели последней девушкой, которую он увидит, станет она? А если реинкарнация души действительно существует и последние воспоминания прошлой жизни действительно оказывают влияние на жизнь будущую? Не значит ли это, что его следующее эго станет фетишировать на фиолетовые прически? Да уж. В таком случае стоит лишь пожелать удачи своему будущему «я», а заодно попросить у него прощения. Уоттс выплевывает жвачку и быстро крепит ее под столом. Убранство этого места удручает его. Обшивку на здешних креслах пора менять, столики покрыть хотя бы дешевой защитной пленкой, а полы так и вовсе покрошить кувалдами и заделать новые. Более крепкие и не столь отвратительные в расцветке. Еще здесь не видно окон. Не видно за ободранными матовыми занавесками, коими решил воспользоваться сам Нил. Да, его часы замерли в худшем случае часа три назад и остановились ровно на отметке в одиннадцать вечера. Почему же Уоттс настолько не взлюбил местное «вне», что решил от него отгородиться? Все просто. Никакого «вне» попросту не существовало. Лишь белый цвет, говорящий о явном склерозе виновника сего воспоминания. Грозившее скорым распадом в элементарное ничто и поглощением всех, кто посмел ослушаться пульсирующей боли в висках — стандартного «предохранителя», коим оснащены все выездные аппараты кампании. Пожалуй, на такое представление стоит поспешить. Билет всего ничего — пропитая за годы зеленой неопытности печень и расшатанные нервы. Работникам «Зигмунда» абонемент пожизненный! Было бы желание... С повтора просьбы девушка на посту оправляет фартук, коротко кивает и удаляется на кухню. Прямо за этим лопается лампа над головой Нила, и ему приходится осторожно избавлять от осколков свою лохматую шевелюру. На некоторых из них виднеется немного крови, но сейчас его беспокоит не это. Он морщится и закрывает нос треугольником из пальцев: перед глазами раз в третий точно полышет алой, продолжительной пеленой, оповещающей о нестабильности состояния клиента. Наваждение быстро проходит, а вместе с ним исчезает добрая половина помещения и кусочек подола рабочего халата. - Можно побыстрее? - пытается поторопить Нил в сущую темноту. Напрасная и неоправданная спешка уже не раз шла специалисту боком. Была ли то очередная поездка на вызов или всего-навсего банальный поход в магазин, приключения при скоротечности событий находили его с поразительной даже для самого Уоттса частотой. Поломки, штрафы, аварии. Кожура от банана, гололед. На все находился ответ у злодейки судьбы, явно и всей душой не любящей спешащих смертных. Вот разве что официантку из полу-воображаемого кафе можно было считать за исключение. Много ли добродушных молодых официанток вы видели? И сколько из них с гордостью и улыбкой могли бы выдержать хоть сколь-нибудь адекватную критику в свой адрес? Скорее всего, пришлось бы объехать все штаты, заодно с кусочком Канады, чтобы найти идеальный обслуживающий персонал. А с обычными лучше приберечь свой рот для похвалы или хотя бы просто закрыть его на замок. Сесть на коня и пнуть его по мясистым бокам каблуками могут все, а вот не остаться на земле, когда тот поднимется на дыбы — только герои старых американских вестернов. С официантками в придорожном кафе примерно также. Разве что значок шерифа на грудь крепить необязательно. - Работа? Серьезно? Если тебе будут платить по сто долларов за каждого обманутого тобой человека, ты согласишься на такую работу? Не забывай, что после каждого обмана тебя обязательно зашвыряют чем-нибудь мягким и протухшим недовольные моралисты! Что скажешь, Роз? - Скажу, что мы почти приехали. Можешь начинать разминать спину. После вспышки кафе опустело, и это успокаивало. Уоттсу даже приходится слегка стукнуть себя по щеке, дабы отогнать навязчивую сонливость. Вокруг лишь неясные манекены — белые и совершенно идентичные друг другу. А ведь когда-то они тоже были людьми, разве что не столь выделяющимися, как местная официантка. Небытие в памяти отдельно взятого человека — вполне стандартная плата за неуважение к фриковой культуре. Или же простой необщительности и нежелании поближе познакомиться с тем самым отдельно взятым человеком. Дополнять фон — вот и все, на что способны такие личности. Невольно Нил ловит себя на мысли, что и сам вполне может оказаться на месте подобных «теней» и от того ему становится слегка неуютно. Конечно, к таким привыкаешь. И даже больше — обычно Зигмундовские очень любят белые просветы, ибо они — те единственные, что не могут подкинуть в работу лишнего геморроя. Часы перезагрузок, шаблонных фраз, выслушивания одних и тех же реплик... Нил улыбается — тихо и сам себе: любую из «теней» можно удалить банальным прикосновением пальца, ноги... или даже пальца ноги, если вдруг сильно того захочется. А любого из «ясных» можно удалять только в случае крайней необходимости. Вот она, ограниченная монархия. С кухни доносится шум воды и стук металлической ложки о звонкий алюминий. Едва ли кофе здесь делают в кофейной машине — слишком уж пресным и горьким тот был. А еще — до ужаса ароматным и пенистым. Питье такого казалось натуральным издевательством над вкусовыми рецепторами, но выбирать не приходилось. И пусть Нил любил питаться «помоями», как называет всю его быструю лапшу Розалин, в сортах и качестве кофе он разбирается очень даже неплохо. - Ваш заказ, - оповещает официантка, оставляя поднос с дымящимся напитком на столе. - Еще что-нибудь? - Да, эм... - Нил жмурится и быстро щелкает пальцами у виска, силясь выловить нужную мысль, скрывшуюся в очередной вспышке красного. - А почему здесь не работают часы? Но открыв глаза, понимает, что ответа на свой вопрос он уже не получит. - Не убегай от темы, Роз. Мне действительно хочется знать твое мнение. - До нужного дома еще около получаса езды, Нил. И для меня это действительно немного. Я знаю, у тебя болит голова, тебе хочется на свежий воздух как можно скорее. А теперь скажи, приятно, когда у тебя отбирают надежду? Даже такую незначительную? Вот и я думаю, что ни черта не приятно. Поэтому будь добр, заканчивай лезть ко мне со своей моралью. Не хватало еще поехать крышей одновременно. *** - Почему так долго... - начав думать вслух, Ева не замечает, как заходит уже на сотый по счету круг в комнате клиента. Подгнившие половицы пронзительно скрипят и гнутся, грозясь провалиться на первый этаж и утащить следом, а старая лампа, единственный источник света в помещении, требует подзарядки. Тем не менее, сгорать от гнева и изнывать от волнения за «этого тормоза», застрявшего с целью что-то «подправить» и «допроверить» перед самым концом рабочего выезда, это совсем не мешает. Розалин быстро окидывает взглядом пульсо- и сердечно измерительные датчики и нервно прикусывает губу: вспышка. Уже третья, если память ей не изменяет. Ходьба становится интенсивнее, а нервы раскаляются добела, грозясь вот-вот привести к не самым веселым догадкам. Что делал там, под шлемом, Уоттс и почему он не отключился сразу за ней, в первые минут пять волновало Еву не слишком сильно. Его коронное «дамы вперед» и ехидная улыбка были вполне привычны, не говоря уже о просьбе немножко подождать снаружи. Сотрудники техотдела имели свои причуды — вполне логичные, а потому не вызывавшие ни у кого лишних опасений. В конце концов, где еще можно тестировать новые фишки и инновации, как не на уже безнадежном полигоне? Нил как обычно был в своем репертуаре. И лишь потом, когда картинка перед глазами перестала плыть, а над телом обрелся привычный Еве контроль, что-то пошло не так. Сначала никто не зевнул и не пожаловался на «эту мозговыносящую работу», потом никто не заскрипел старым диваном и не подал Розалин руки, играя в «джентльмена». А после — вот — обнаружился неподвижным овощем на диване. И явно не собирался возвращаться в норму до самого последнего момента, близившегося с пугающей быстротой. А может быть даже... - Давай... - склонившись, Ева трепет напарника по плечу. Это помогает отогнать страшную догадку. - Поднимайся... Жест бесполезный и скорее для галочки: работники техотдела четко знают свою работу и часто привносят в жизнь специалистов «Зигмунда» нечто новое. Более чувствительный сенсор на интерактивных панелях в прошлый раз, более сильные динамики для прослушки друг друга во времени и пространстве в позапрошлый. Ну а блокатор всех физических и слуховых раздражителей реального мира — года три тому назад. И никого из Верхов не смутило, что с показателями последнего получился явный перебор — человеку под шлемом можно было сломать ногу, потушить об руку сигарету или даже провести сложную хирургическую операцию на почках, а тот так и продолжил бы висеть в мозгу своего клиента. Зато отключившись, сполна испытал все, от чего хранило виртуальное пространство. Ева относилась к этому не слишком хорошо. Ясное дело, что подобная система была необходима, ибо какая-нибудь залетевшая в окно птица могла с легкостью сорвать весь рабочий план. Но полностью лишать рабочих возможности растормошить своих напарников, случись с последними что-нибудь неладное... было глупо и не имело здравого смысла. Розалин распрямляется. От долгого сидения на жестком диване ломит мышцы и болит чуть пониже спины. В этот раз путешествие изрядно затянулось, и сейчас не помогали даже те круги, что девушка так старательно наматывала в волнительном ожидании. Проделав вращения тазом и дотянувшись несколько раз к кончикам пальцев, Ева внимательно оглядывает тело клиента. Потом датчики. А потом вновь тело клиента. Что ж. - Если Магомед не идет к горе, - вздохнув, Розалин возвращается к гудящей аппаратуре и, осторожно подвинув Нила, садится на его место. - Мы заставим его это сделать. Не сегодня, Уоттс. Вчера

Ты в Ёбург, а я в Петербург, Опять не совпало, прости. Две такие ошибки на одну природу - Это будет слишком круто, пойми. (с)

Они познакомились давно. Еще более давно, чем ноги их ступили на вечно украшенные бычками пороги общежитий, а мозг забился разномастной «полезной дребеденью», хранящейся в местных библиотеках. Нил тогда только-только приобщился к «Матрице», а потому старался во всем походить на Киану. От одежды, коей являлись темные плащи и жилеты, до прически и мировоззрения, связанным с четким пониманием того, что все окружающее — ложь. Ева же не слишком любила смотреть фильмы, но зато любила наблюдать за своими сверстницами. Тогда почти все они либо коротко обрезали волосы, оставляя максимум один выступающий локон, либо подвергали их химической завивке. Розалин долго думала, прежде чем сделала второе. Аналогично у нее произошло и с одеждой — просторным сарафанам она предпочла драные джинсовые шорты и удобные футболки с яркими расцветками. Студенческие годы были временем их счастливой молодости, когда вечные бессонницы и путешествия автостопом не виделись людям столь дикими и необычными. Безумные краски, драная, с элементами мятежных хиппи, одежда, яркие феньки всех форм и расцветок и вечный бунт против нудных старших поколений. То были их девяностые — время великих чудес и не менее великих открытий. В какой-то мере даже более важных и нужных, чем первый костер у пещерных людей. Народу мало запрещали, народ мог идти куда и зачем ему заблагорассудится, народ мог совершенно по-настоящему жить. Так, как жили самые первые кругосветные мореплаватели. Большую долю такого свободного народа, конечно, составляли подростки, но то перестает быть несправедливым, стоит лишь вспомнить, за кем обычно находится будущее. Подростками были и Нил с Евой. Свободными от дел, от обязанностей, наставлений и очень глупыми по простой жизненной неопытности. Влипнуть в тяжкую для решения ситуацию? Убежать из дома, захватив лишь майку да запасные носки? Запросто! Это было опасно, это было рискованно и, безусловно, чревато последствиями. А еще — до жути в пятках весело. Чего стоили одни рассветы, проведенные под деревьями и на влажной от росы траве. Походы и рядовые выходы на рыбалку с друзьями или дедом. И обязательно с палатками и большим количеством алкоголя. Да, то были самые счастливые годы их жизни. Жаль только сдружиться у них с Евой получилось поздно и при весьма печальных обстоятельствах. А так — сплошная сказка. *** В палатке темно и немного пахнет сыростью вперемешку со спиртом. Снаружи доносится частый стрекот цикад, а еще — жуткие совиные крики, от которых Нилу становится слегка неуютно. Одноклассники, решившие провести выходные на природе, рано напились и рано отправились спать. А Уоттс, как наиболее трезвый, ибо не любящий тяжелый алкоголь, был сослан в небольшую палатку вместе с чьей-то старшей сестрой, приехавшей ближе к вечеру следить за «глупыми школьниками». Проблемой было лишь то, что сестра как раз любила «что покрепче», и потому чуткое слежение закончилось часа эдак через полтора после приезда. Хорошо, что будучи бедными школьниками они не могли закупить слишком много выпивки. Да и к вечеру заветные запасы заметно поубавились. - Так как тебя зовут? Смуглая девушка по правому боку мелко вздрагивает и, быстро подняв голову, с прищуром смотрит на Нила. А затем, недолго думая, стягивает на себя их общее одеяло. - Ты не в моем вкусе, - отвечает она. - Поэтому будь добр, не трать свое время напрасно. Уоттс закатывает глаза к потолку. - Я просто хотел поговорить, - объясняет он. - Если бы я хотел, чтобы у нас что-то было, я уже давно сконструировал омолодительный бластер. После этих слов Уоттс моментально ловит крепкую затрещину, но зато получает возможность отобрать единственный в палатке источник тепла в свои руки. - Так как тебя зовут? - вновь вопрошает он, неспешно заматываясь в трофей, как в накидку. - Смотри, ночи в лесу холодные. - Пошел к черту, - огрызается девушка. - Как низко — воровать у леди. Я бы очень не хотела быть твоей девушкой. Собеседница тихо чихает и свертывается калачиком на холодном брезенте. При этом шипит и демонстративно отворачивается в другую сторону. - Ладно, ладно, - примирительно кивает Уоттс. - Я — Нил. - Нет, - не соглашается девушка. - Ты — маленький гад. А до Нила тебе еще как минимум три года возраста и пять — школы хороших манер. Нил вздыхает и поднимается на ноги. Он плотнее кутается в одеяло и оглядывается в поисках выхода — серебристой змейки молнии под тонкой заплаткой. Пошарив по всем углам и почесав в затылке, Уоттс приходит к выводу, что путь наружу находится где-то за незнакомкой. - Будь так добра, - обращается он. - Откатись куда-нибудь в сторону. Ты загораживаешь выход. Девушка переворачивается на спину и открывает один глаз. - Ты на улицу? Одеяло отдай. - Вот еще, - фыркает Нил. А затем одним быстрым движением хватает ее за щиколотки. - Я не намерен сидеть всю ночь с древней брюзгой, - поясняет он. - И что ты... Миг, и незнакомка, издав тихий писк, оказывается на другом конце палатки. А Нил, дивясь тому, с какой легкостью удалось ее подвинуть и одновременно радуясь своей выходке, начинает выползать из невольного заточения. На свободе еще трещит костер, а вокруг сидят несколько друзей и тихо беседуют, кидая в рыжие лепестки огня обугленные сигаретные фильтры. Вернув одеяло обратно в палатку и получив кислотное «спасибо», он неспешно отправляется к ним. *** Именно так выглядела их первая личная встреча. И не то, чтобы ее можно было назвать знакомством — в конце концов, Нил так и не узнал имени Розалин, но уж запомнили они друг друга надолго — это факт. Ева всегда пользовалась авторитетом у своих сверстников, и едва ли хоть кто-нибудь смог бы провернуть с ней то, что провернул Уоттс, будучи банально непосвященным в ее статус недотроги. А сам Нил впервые решился пойти на самостоятельный физический контакт с девушкой, будучи в подростковом возрасте. И пусть контакт этот заметно отличался от привычных подросткам, тем не менее он был вполне успешен и вполне устроил своего инициатора. Больше они не встречались до того самого момента, пока Уоттс не окончил школу. Пожалуй, они могли бы не встречаться и дальше — Ева уж точно не была против, не случись одно крайне печальное событие в жизни Нила. После окончания старшей школы, Уоттс, как и подобает настоящему выпускнику, вновь прибился к своей старой «тусовке». Одноклассники, теперь уже бывшие, опять затеяли поездку на природу, но теперь на куда более долгий срок. Ясно зачем — кутить, веселиться, наслаждаться мнимой свободой и конечно обсуждать прошедшие годы в «пьяных разговорах». Они много пили и мало ели. Одеяла в палатках заменяли им постели, а чистая вода большого озера, что находилось неподалеку от лагеря — ванную. И нет, Уоттс изо всех сил старался не вести себя как последняя свинья, но алкоголь, как известно, имеет страшную власть над подростками. А потому Нил мог поклясться, что не делал ничего плохого, но только в те моменты, что помнил. Без жертв, конечно, не обошлось, ибо алкоголь порождает еще и агрессию с неаккуратностью. За ту неделю, что они развлекались на природе, целых трех парней увезли на скорой помощи с ожогами второй степени тяжести. Все трое знатно перебирали и пытались дать кому-нибудь по морде. А уж в пылу боя сами валились в сияющие и вполне заметные костры. Но в целом, не считая подбитого глаза, потерянных очков и, кажется, вывернувшегося наизнанку желудка, Нил вполне неплохо провел время. И когда пришла пора собираться, отправился домой первой же машиной, поближе к теплому душу и нормальной еде. Признаться честно, тогда он совсем не мог представить, какой трагедией обернется для него возвращение. Ибо последний из его родственников, дедушка Уоттс, был найден по приезду в гостиной, уже остывшим телом. Он лежал на своем любимом диване, а в доме противно пахло смертью. Пожалуй, то были труднейшие времена в жизни Нила. Ну или по крайней мере, одни из труднейших. Слушания, посвященные завещанию покойного, разъезды по похоронным бюро, в поисках того единственного, что согласится похоронить человека немедленно. Созыв и оповещение многочисленных родственников разной степени дальности. Нил никогда в жизни не подумал бы, что хоронить людей настолько сложно. От чего-то дело это всегда казалось ему не слишком хитрым и вполне себе скоротечным. А тут даже грустить-то толком оказалось некогда. Слава Богу, что любящий дедушка оставил непутевому внуку почти все свое состояние, включая большой двухэтажный дом и внушительный счет в банке. Иначе — лежать бы Уоттсу старшему по-скромному и в сырой земле, без всяких священников с дальними гостями. Конечно, при том условии, что Нил нарыл бы где-нибудь совковую лопату. И вроде все было до ужаса плохо, но не бывает худа без добра. Суетясь и силясь успеть буквально везде, чтобы сделать все правильно, Уоттс едва-едва не пропустил свой шанс не придти к логичному финалу при привычном его натуре, раздолбайском образе жизни. Житье на холодной улице или приюте для бездомных без всяких средств к существованию, чистых порток и работы. Он вновь встретился с той самой вредной незнакомкой, у которой однажды отобрал одеяло в тесной, пропахшей спиртом палатке на дружеской походной поездке. Ее прислало похоронное бюро. Скорее всего по чистой ошибке, ибо Уоттс попросил организовать своему деду самые лучшие проводы в последний путь. И хотя Нил четко указал в договоре, что покойный уже пришел к своему земному финалу, похоронщикам это помешало не сильно. В тот темный вечер лил дождь, что редко бывает в июле, по небу громыхали оглушительные раскаты и сверкала молния. Нил как раз покидал душ, когда в дверь позвонили. На пороге стояла смуглая девушка в белом халате, странно знакомая ему лицом, прямо за ней — полноватый молодой парень с толстым и явно тяжеленным металлическим чемоданом. Он оглядел гостей заинтересованно и с легкой тоской. - Простите? - Вы — Нил Уоттс? - уточнила девушка, стараясь держать голос строгим. И, получив утвердительный кивок, продолжила. - Можете называть меня доктор Розалин. Мы пришли к умирающему. - Умирающий уже как третий день находится в морге больницы святого Луиса, - мгновенно помрачнел Нил. Уоттс уже отдал тело деда специализированным врачам, на подготовку его к похоронам. Поэтому сейчас в воздухе воцарилось неловкое молчание. В нем звуки бури казались значительно громче и устрашали еще сильнее. - Простите, - наконец ответила девушка. - Но... позвольте, мы войдем? Как оказалось, у нежданных гостей намертво заглохла машина, немного не доехав до дома Уоттса. Поэтому оба сильно промокли, а у парня просто отваливались руки. Нил заварил чай и пригласил их к столу. Халаты доктора оставили в сушилке, а головы вытерли выданными хозяином полотенцами. В целом, даже не смотря на крайне напряженное знакомство, Нил принял их вполне радушно. И дело тут было даже не в том, что он любил компании, ибо компании Уоттс любил лишь на хмельную голову, но в том, что как раз сейчас ему очень не хватало хоть каких-нибудь людей рядом. Даже если знал он их всего ничего. Они проговорили почти до полуночи, пока за машиной горе-работников не приехал эвакуатор. И Ева спрашивала у Нила, почему могла случится столь неловкая ошибка, а парень, Джонс, страшно и в грубой форме возмущался на их начальство. Сказать по правде, в тот день Уоттс впервые узнал о существовании такой кампании, как «Зигмунд». И сама идея, за которую она боролась, вызвала у него жуткий интерес. Отнюдь не от возможности копаться в грязных вещах людей с богатым жизненным опытом, но от банальной силы помочь умирающему отойти в мир иной с улыбкой на губах. Разумеется, это был своего рода обман, но зато какой! Ева, когда в их разговоре встал вопрос о совести и морали, очень сильно заступалась за ложь во благо, а ее напарник поддакивал и подливал себе заварки. На прощание доктора оставили ему визитку с названием, адресом и номером Зигмундского института. И настоятельно посоветовали обратиться туда как можно скорее, ибо по пришествию скорой популярности, институт запросто мог прекратить набор абитуриентов. Что Нил и сделал, как только закончились все труды с дедовскими похоронами. Имея весьма средние баллы за выпускные экзамены, Уоттс, тем не менее, вполне смог поступить на бюджетное место «Специалиста технической поддержки». Вот так простая случайность, в лице некомпетентности работников похоронного бюро и сломавшейся служебной машины, навсегда определила будущее одного отдельно взятого подростка. На протяжении всего обучения Ева как могла помогала незадачливому студенту, ибо с поступлением Нила в их стезю они начали видеться гораздо чаще. И нет, помощь происходила не в решении задач, потому что девушка ничего в тех не смыслила, но в беседах со знакомыми преподавателями, что значительно облегчало Уоттсу сдачу многих зачетов и экзаменов. А после первой же сессии Нил решился пригласить Еву в кинотеатр, на фильм ужасов — якобы в благодарность за веское снижение труда в его студенческой доле. Они пошли на ужастик поздним вечером, и весь сеанс Розалин закрывала глаза ладонями, как только с не по-нормальному шумных колонок начинала звучать волнующая музыка. Нил смеялся над ней и с удовольствием поглощал ее сладкий попкорн. А после сеанса смеялась Ева, ибо Уоттс умудрился потерять свои ключи от дома. И так как для слесарей время было уже позднее, им обоим пришлось ночевать в ее машине. Проблемой оказалось лишь то, что машина носила за собой звание служебной, поэтому Ева много причитала и еще больше ругалась на сего раздолбая. И ибо по логичным причинам Розалин не могла привести его к себе домой, потому что для этого казалось еще слишком рано, она решилась оставить ночевать друга на соседнем с ее кожаном кресле. Сейчас, вспоминая о той жутко неудобной, но от того не менее прекрасной ночи, Нил Уоттс ясно понимает, с чего именно началось их нынешнее партнерство. Крепкое и рушимое разве что катаклизмом минимум вселенского масштаба. Ну или на крайний случай ссоры из-за какого-нибудь сущего пустяка, масштабами не меньше. Завтра

Кто-то в сердце твоём что-то хочет найти, Своей тёплой рукой твоё держит запястье. Он бы мог просто встать, развернуться, уйти. Может, это и есть настоящее счастье. То, которое ты полжизни искала В людях,умирающих рядом с тобою, И тот, которого ты потеряла Слёзы вытирает бессильной рукою. (с)

Ночной город озарен тысячью фонарей и фар, за которыми не видно звезд. Через открытое настежь окно то и дело просачивается крепкий октябрьский сквозняк и доносится скрежет спешащих монорельсов. В комнате, освещаемой лишь блеклым светом ароматических свечей пахнет немного крепким алкоголем и много корицей, вперемешку с грушей и яблоком. Ева выходит из душа, облаченная в любимый махровый халат и, стараясь не споткнуться о беспорядочные одежные кочки, неспешно проходит к кровати, на которой дремлет Уоттс. Гад раскинулся на два места сразу и забрал себе все одеяло, поэтому Розалин приходится ткнуть его кулаком. Не больно, но достаточно ощутимо, чтобы тот подвинулся. - Тебе бы тоже не помешал душ, - наставительно советует Ева, укладываясь рядом. - Утром, - сонно отзывает Уоттс, крепче кутаясь в одеяло. Он явно не собирается его отдавать, поэтому Розалин вновь приходится вставать и идти к гардеробной, за вторым. Но случайно заметив через коридорный проход кухонный стол с недопитым на нем виски, она меняет свой маршрут. Еще один срыв удалось вылечить без последствий. Нет, Нил был необыкновенно близок к тому, чтобы больше никогда не жаловаться на свою жизнь. Но Еве удалось вытянуть его до того, как клиент окончательно ушел на страницы их рабочего портфолио. Впрочем, ничего удивительного — подобное всегда происходит в последний момент. Что с Нилом, что с самой Евой. И наверняка у других «зигмундских» точно также, только никто не желает признаваться во временной, но все же слабости. С другой стороны, подобные «проколы» имеют и положительную сторону. В конце концов, это одна из совершенно немногих возможностей сбросить стресс, что копится неделями. И совершенно законная причина взять отгул на денек-другой. Обычно специалисты работают почти без выходных, а это весьма пагубно сказывается на их психическом здоровье. К слову, часто парам удается просто уговорить друг друга не совершать глупостей, ибо многие из них обладают исключительным красноречием. Что же до них с Уоттсом... Нил просто научил ее работать с аппаратурой. И это вполне устроило обоих. Конечно, он не дал ей абсолютно всех знаний, коими полагалось обладать техникам, но научил самым основам, чего всегда оказывалось достаточно для предотвращения неисправимого. Ева возвращается в спальню спустя полчаса. И на этот раз плюхается прямо на Уоттса. Тот ухает, берет ее в захват и пытается сбросить с кровати, но в результате непродолжительной борьбы оказывается сброшен сам. Нил поднимается и презрительно хмыкает. Он говорит, что это очень некрасиво с ее стороны, и уверенным шагом направляется в сторону уборной. - Я еще вернусь, - грозно предупреждает Уоттс. - И месть моя... - Сбросит тебя еще раз, - заканчивает за него Ева. - Я готова бороться за твою жизнь, Уоттс. Но за теплую кровать после смены я готова убить. - Взаимно, Роз, - кивает напарник. - Поэтому готовься к кровавой битве. С этими словами он облачается в белое покрывало, как в греческую робу, и смотрит крайне надменно. А после оба смеются — громко и разряжено. Чувствуя, как вместе со смехом уходит все напряжение, скопившееся за этот долгий, долгий день.