Words

Мария никогда не умела влиять на людей простыми словами. Просто ей это было не дано. Она не умела навязывать кому-нибудь свое мнение, просто поговорив с ним. Именно так она оказалась на этой сиротливой дороге, после ссоры со своей семьей, которая началась с ее высказанной точки зрения, которая, каким-то образом, превратилась из мухи в слона. Отвергнутая и голодная. Тогда ей никто не помог. Она умоляла подать ей хотя бы крошечный кусочек чего-нибудь съестного, обещала все, что только приходило ей в голову, и все же они игнорировали ее. Все, кроме одного. Доктор… Как только она подумала, что она скоро умрет, пришел он. Теплые пальцы на ее холодном лице и обещание о пище. Разве она могла отказаться от такого? И он выполнил обещание, хоть она и оказалась за решеткой. Ее живот был полон впервые за несколько месяцев. Она даже не смела жаловаться. Он мог бы повесить ее за все, что ее заботило. По крайней мере, она бы не умерла от жестоких лап голода. Конечно, заметив там другого человека с ней. Страдающего. Она не могла сидеть, сложа руки. Впервые она обнаружила, что ее действия звучали громче, чем ничтожные слова. Она перевязала его своей рваной одеждой. И хоть ее старания почти никак не повлияли на него, облегчение боли заставило его поблагодарить ее слабым хриплым голосом. Она была счастлива, что смогла утешить его, но она стала еще счастливее, когда услышала похвалу доктора. Его предложение быть его ассистенткой было больше, чем ее мечтой. Вскоре она пополнела, и ее лицо утеряло болезненно-белый цвет. Она могла искренне улыбаться. Было понятно, что его семья не любила ее. Это было болезненно для нее, но она справлялась. Пока доктор был здесь, пока он заботился о ней, она была готова сталкиваться с презрением тысячу раз. В первый раз, когда она была прижата к стене, ее возлюбленный стянул с нее платье, которое он сам сшил, и бросил его на пол. Тогда она поняла, что ее внешность влияет на него. Его собственные слова прошептали ей об этом. Теплые комплименты о ее красоте и о ярком оттенке зеленых глаз. Пожалуй, это было неправильным. Он был женат. У него была дочка, маленькая девочка, которую он называл драгоценной госпожой. Не раз он давал понять, что никто не причинит ей вреда, что бы ни случилось. За эти годы ее слов стало меньше. Она ограничивалась лишь принятием приказов и иногда осторожно высказывала свое мнение. Больше всего она беспокоилась, что его семья узнает об их отношениях, хотя были и другие вещи для беспокойства. Как она была благодарна, как она обожала нежные ласки ночью, как звучал его голос, когда он был похож на мурлыканье. Она не думала, что наступит день, когда он сорвет свой гнев на нее. Это была ее вина, что она освободила девочку. Она подвела его, и он убедился, что она это знала. И опять она осталась на земле. Брошенная. Оставленная умирать от руки того, кому она больше всего доверяла. Она была вынуждена оказаться в такой ситуации, когда слова были единственной вещью, которые могли спасти ее, и, как всегда, они были коротки. Когда госпожа пришла и спасла ее, повторив то, что сделал ее отец, Мария не могла игнорировать эту доброту. В этот момент она поклялась, что, несмотря ни на что, доставит ребенка в безопасное место. Будто Вселенная хотела проверить эту верность, она оказалась перед выбором: ее прекрасный врач, в которого она влюбилась в тот день на улице, или маленькая госпожа, которая страдает от предательства, как и она. В конце концов, она выбрала то, что было больше на нее похоже. Ей было физически больно от броска ножей, от того, что вонзила холодный безжалостный металл в плоть любимого. Больше всего ей хотелось плакать при виде лужи крови вокруг его неподвижной фигуры. Увидев слезы в глазах хозяйки, она оттолкнула от себя желание плакать и попыталась придумать что-нибудь, чтобы облегчить боль. Это не было чем-то, что можно было просто перевязать. Слова всегда подводили ее. И девушка, очевидно, не заботилась о своем теле, независимо от того, насколько прекрасно она росла под опекой доктора. Тем не менее… она поняла, что в касании не было никакого умысла. Она могла использовать свое тело только в одной вещи. Взяв себя в руки, несмотря на слабость, которую она испытала от стресса и потери крови, она прижала хозяйку к себе. Ребенок плакал и всхлипывал в ее руках. Ее пальцы неприятно двигались в передней части платья. Мария не возражала, водя рукой вверх-вниз по спине девочки. Ногти слегка водили по ее позвоночнику. Доктору нравилось, когда она так делала, как и госпоже. Дрожащие сжатые мышцы медленно отмирали под ее прикосновением, оставляя только тихий поток жидкости из глаз, которая просочилась в ее ткань одежды. Тихонько она прижалась лицом к мягким черным волосам, специально дыша в них тяжелее, чтобы успокоить ее, что она была не одна, даже если ее папа и мама ушли. Они позабыли о защите. И когда бензопила зарычала еще один раз, все, что она смогла сделать, это обернуться вокруг хозяйки и надеяться, что этого будет достаточно, чтобы защитить ее от удара, который, несомненно, легко разрежет беззащитную плоть Марии. Боли не было, как и тогда, когда он порезал ее в наказание за непослушание. На мгновение она подумала, если она умрет, она присоединится к движущимся трупам, которые терзали некогда мирный дом. Потом раздался мокрый звук тела, которое ударилось об пол, и она знала, что доктор, наконец-то, скончался. Когда дом загорелся, она и ее госпожа сбежали в ту ночь. Хоть они и были физически свободны, обе оказались в ловушке прошлого. Несмотря на то, что Мария забронировала за небольшие деньги номер с двумя кроватями, вторую койку они не использовали. Каждую ночь они спали все ближе и ближе друг к другу. Ая залезала в защитные объятья Марии. Так было проще успокоить ее, когда она начинала хныкать во сне. Даже Снежку становилось комфортнее рядом с печальной девочкой. Мария прятала собственную печаль, выражая ее только тогда, когда была вне поля зрения своей спутницы. Если Ая увидит ее душевную боль, она точно расстроится. Даже тогда она не могла подобрать слова, которые бы сделали все лучше, но все и так было хорошо. Вместо этого, она могла тянуть пальцами длинные локоны девочки. Или привести их в порядок. Или еще что-нибудь. Ая не придиралась, пока ее держали на руках. Она была более или менее довольна. Иногда, когда госпожа была очень близко к ней, Мария задавалась вопросом, может ли это быть материнством. Она не могла вынашивать ребенка. Никто бы не позволил бездомной горничной удочерить ее. Однако… это было хорошо. Это было не то, что происходило у нее с доктором. Далеко не то. Но она была не одна. У нее была Ая… а у Аи была она. И на этот раз, думала она, ничто не изменит это.