— Марина! Марина! — весь дом сотрясался от крика разъярённой женщины. — Марина! Тьфу! Дрянная девчонка! Где она?!
— Я здесь, мама. Что-то случилось? — откликнулась девочка, едва прибежав на зов матери из своей комнаты.
Внезапно её дыхание перехватило, и сделать новый вдох оказалось тяжело, почти невозможно. Жадно пытаясь вдохнуть хоть глоток воздуха сквозь спазматически сжавшееся горло, девочка судорожно вытащила ингалятор из кармана и нажала на флакон. Это помогло унять приступ, в очередной раз быстро принося облегчение. Дышалось всё легче и легче с каждым мгновением. Марина прислонилась к косяку, стараясь скрыть слабость и выровнять дыхание. Вдох. Выдох. Дышать. Какое же это приятное действо! Мгновение — и прошло чувство, словно тебя душат.
— Что ты там делала? — спросила женщина, не обращая внимания на то, что дочь только использовала ингалятор, а после него нельзя было разговаривать некоторое время.
В ответ было молчание. Девочка смотрела на маму грустными, опустошёнными глазами. Словно она только опомнилась после удара по голове.
— Я тебя спрашиваю, глупая девчонка! Что ты делала?! Неужели ты меня не слышала?! — требовательная женщина сурово задавала вопросы быстрее, чем девочка успевала сформулировать ответы в мыслях, чтобы быстрее ответить. — Отвечай немедленно! — но мать не собиралась ждать этого момента и требовала ответа сиюминутно.
— Я была в своей комнате и слышала, что ты меня зовёшь. Но не думала, что это очень срочно, — наконец-то ответила немного глухо Марина, когда почувствовала, что ей можно говорить.
— Я знаю, что ты была в своей комнате! Я спрашиваю, что ты там делала?! — всё сильнее злилась мать, которую не устраивали ответы дочери.
«Неужели она у меня ещё и глухая? Вот родила на свою голову! Теперь мучайся с этой девчонкой!» — думала женщина, когда не услышала ответ на вопрос. Черты её лица искажались несдерживаемым презрением, от чего Марине хотелось плакать. Как же она не любила, когда мама смотрела на неё так, будто она не её дочь, будто она не человек.
— Я вышивала, — тихо выдохнула девочка, прикрывая глаза, чтобы не видеть взгляда матери. — Мы ведь скоро едем к бабушке в гости, и я подумала, что она обрадуется такому подарку, — ответила она виновато. В мыслях Марина винила себя за то, что не пришла сразу по зову. Она хорошо знала, что мама не любила ждать, и было лучше сразу бежать к ней, чем получить нагоняй за опоздание. Однако сейчас ей оставалось совсем чуть-чуть, буквально несколько стежков, и вышивка была бы готова, вот Марина и увлеклась, необдуманно решив, что мама немного подождёт. Это решение оказалось чреватым. И девочке пришлось бежать, рискуя здоровьем. Если бы не это, новый приступ не начался бы.
Мама смерила дочь недоверчивым взглядом: не верила она её виноватому голосу. И опять у девчонки на уме были одни глупости, на которые Марина тратила и своё, и её время.
— Значит так! Помой полы и вытри пыль везде, даже на шкафах! И сделай это до того, как я вернусь с твоим братом! — приказала женщина дочери, направляясь к двери.
— Мама, можно на шкафах ты вытрешь пыль, а я вымою полы? — робко спросила Марина, пряча взгляд. Она ведь знала, насколько опасна пыль для её хрупкого здоровья. Лучше вымыть полы шваброй, находясь относительно далеко от тряпки, чем стирать пыль со шкафа, находясь к ней очень близко и направляя её на себя.
— Глупая девочка! Неблагодарная! — разъярённо зашипела женщина, стоило ей только услышать вопрос. — Я и твой отец стараемся для тебя и брата, а ей лень пыль вытереть! Ишь ты! — фыркнула она.
— Но мама… — девочка не успела договорить совсем уж едва слышно.
— Не перечь старшим!!! — завопила взбешённая мать Марины так, что уши закладывало. — Я прекрасно знаю о твоей астме! Но если ты правнучка своей прабабушки, ты уже четыре месяца, как должна быть здорова! Ты же знаешь, что она тоже болела астмой, но в четырнадцать лет она выздоровела без всяких лекарств! А ты всё ещё болеешь! — от презрения в голосе женщины Марина совсем стушевалась. — Всё, разговор окончен! Вымоешь полы и сотрёшь пыль! Точка! — приказывала мать своей дочери.
Она часто упоминала прабабушку, её астму, и то, что та выздоровела, ставя её в пример Марине. Девочка и сама хотела выздороветь, отчаянно надеясь, что если болезнь пройдет — её будут любить и заботиться о ней, ведь она больше не будет семье обузой. Но болезнь всё никак не проходила, а мама Марины забывала, что её дочь была не похожа на прабабушку, что она была совсем другим человеком…
Дверь медленно закрылась, ключ щёлкнул в замке, и Марина осталась наедине с собой.
Намочив тряпку, девочка со вздохом подошла к первому шкафу…
Марина была старшим ребенком в семье. По словам её мамы: «Настоящим проклятием для семьи». Частично это было правдой. Родители очень хотели здорового мальчика. Покупали всё необходимое для ребенка. Врачи точно не могли определить, кто родится, и советовали брать вещи в цветах, которые подошли бы и мальчикам, и девочкам. Но, к несчастью родителей, родилась всё же девочка. Назвали в честь прабабушки, Мариной. Очень часто в младенчестве девочка болела бронхитом, но в пять лет им сказали, что у неё астма. Родители просто взбесились от этого диагноза, ведь приходилось покупать лекарства и отправлять дочь на дорогое лечение. Мать сразу заявила, что осмотра пульмонолога и ингаляторов хватит. Она надеялась, что астма у Марины, как у её собственной бабки, пройдёт, когда ей исполнится четырнадцать. Вот только после смерти прадедушки, прабабушка снова заболела астмой.
Когда Марине исполнилось девять лет, родился долгожданный родителями сын. Нелюбимая дочь и до рождения брата работала по дому. Убирала, вытирала пыль, мыла полы и посуду, вывешивала сушить вещи после стирки. А после рождения Толи она стала ещё и кем-то вроде няни для мальчика, что было непросто. Толя был крайне капризным и шустрым ребёнком, а когда он научился бегать — сидеть с ним и вовсе стало страшной пыткой. Марине приходилось всё время за ним бегать, от чего у девочки случались приступы. Один раз она даже чуть не умерла от удушья.
Тогда Марине пришлось сидеть с братом, пока мама готовила ужин. Мальчишка, заметив блестящую штучку в кармане сестры, которой был её ингалятор, выхватил её и убежал. Марина бросилась за братом и после двух кругов по комнате начала задыхаться. Ингалятора у неё не было, и девочка буквально умирала от удушья. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. В ушах шумело, перед глазами темнело, а в груди испуганной птицей отчаянно колотилось сердце. Ноги подкосились от слабости, и Марина рухнула на пол. Девочку волнами захлёстывало отчаяние пополам с паникой. Но, на её счастье, брат запнулся об одну из раскиданных игрушек и упал, выронив лекарство. Чудом оно долетело до чуть ли не теряющей сознание Марины, и тем же чудом она почти на ощупь нашла ингалятор и успела впрыснуть его в рот, пока окончательно не отключилась. Мама и папа тогда мгновенно прибежали на плач единственного сына, но, естественно, виноватой, по их мнению, оказалась дочь. Мол, побила ребенка из ревности, а теперь сидит и молчит. Девочка же ничего не могла сказать. На неё накричали, её наказали. Отец всыпал дочке ремнём и запер в комнате. Но так близко к смерти она прежде не была никогда. Конечно, она потом всё им рассказала, но мать в историю дочери не поверила, мол, только придумала сказку, чтобы простили. Хотя они, по своему мнению, прекрасно знали правду, видели, что произошло. Мать и дала девочке пощёчину, выкрикнув: «Чтобы больше не смела мне врать!!!»
После того случая Марина никогда им ни на что не жаловалась. Ни на боль, ни на издевательства одноклассников в школе. Да, в школе её часто дразнили и даже били за то, что ей по болезни разрешали выйти из класса до звонка с урока, если что, или сдать контрольную позже. Или прийти с домашней работой, выполненной не до конца, что другим не позволялось. На физкультуре её часто били, как боксёрскую грушу в отместку за эту «несправедливость». И всегда говорили: «Ничем ты не болеешь! Просто врёшь учителям и не краснеешь!». И часто добавляли: «Брехушка! Брешешь всем подряд!».
Девочка на это уже не обращала внимания. Просто смирилась, а потом привыкла. Даже учителям не говорила. Хотя они и узнавали об этом. Им говорили единственные подруги Марины: Ольга и Анна. Их единственных оскорбляло то, что над Мариной издеваются. Они всегда помогали Марине, если что-то случалось. Даже в драки вступали, чтобы ей помочь. Хотя особо это ни на что не влияло, потому что наказывали обычно всех участников драки. Только благодаря просьбам Марины, об этих драках не сообщали родителям. Учителя удивлялись, ведь обычно жертвы драк всегда рассказывали о произошедшем. Но Марина отвечала просто: «Пусть лучше за мою болезнь дразнят, чем за ябедничество».
Она всегда любила уезжать в деревню к бабушке. Только там её действительно любили родные. Дети не смеялись над ней, а наоборот дружили и брали с собой в походы к лесу или на речку. Они помогали нести вещи, не торопили, когда она отставала, и многое другое. Если случался приступ, они молниеносно реагировали и пытались дать ингалятор. Бабушка её сильно не нагружала, старалась, чтобы внучка отдохнула от всего. Прабабушка прекрасно понимала Марину и всегда молилась, чтоб девочка выздоровела, избавилась от этой болезни.
Пока Марина убирала, время пролетело незаметно, и она пропустила момент, когда пришли родители. Всё было как всегда. Толя рассказывал, как прошёл день в садике, родители говорили про работу, а Марина молчала. В семье было негласное правило: пока родители разговаривают, их может перебивать только сын. И вообще, девочка не любила рассказывать, что было в школе.
Ужин прошел как обычно. Оставляя за собой горы посуды, родители куда-то собрались, а Толика оставили на Марину, как и посуду. Быстренько разобравшись с посудой, девочка пошла к брату, ведь скоро ему нужно было лечь спать.
«Родители меня не любят. Конечно же, да. Почему другим не приказывают что-то делать и не бьют за одну ошибку? Другие — здоровые дети, вот их и любят. А я? Я ведь больна. Родителям просто плевать на меня и моё здоровье. Нет! Я не должна так думать! Не должна!» — отчаянно и сокрушённо думала девочка, укладывая брата спать и направляясь в свою комнату.
Ночью Марина проснулась от сильного удушья. Она отчаянно искала ингалятор, но безуспешно. Он лежал на столе, относительно далеко от кровати. Осознав это, Марина просто… смирилась. Девочка собрала остатки своей воли в кулак, приподнялась, открыла блокнотик, и написала записку. И стоило только ей записку согнуть, как она упала на кровать, и больше Марина не встала никогда. Её жизнь очень рано оборвалась и очень печально. Родители утром нашли её уже холодную и бездыханную, но особо не опечалились, ведь у них был сын, которого они любили, и которого надо было воспитать. Об этом сообщили и учителям. И из всего класса только Оля и Аня были в печали и трауре.
Похороны были скромны и быстры. Родители даже не потратили денег на надгробие девочке. Им стал маленький знак с именем и двумя датами: рождения и смерти. Из всех приглашённых только они не рыдали. Их расстраивало только то, что теперь матери семейства придётся самой убирать и готовить. Также они не стали отпевать девочку, несмотря на то, что этого требовали остальные родные. Не говоря о том, что у девочки не было поминок вообще. После похорон они сняли траурные вещи и просто постарались забыть, что у них была дочь. Ольга и Аня решили пойти к ним домой, просто побыть в комнате их подруги, и с трудом уговорили пустить их. Оказавшись в комнате почившей подруги, они нашли на тумбочке короткую ёмкую записку:
«Я хочу, чтобы все Вы были счастливы. Простите и прощайте…
Ваша Мари…»
Послесловие
Как было сказано ранее, родители о Марине постарались забыть, не напоминая сыну, в надежде, что и он забудет сестру. Оля и Аня очень часто приходили к своей подруге и приводили её могилу в хорошее состояние. Там же они поклялись исполнить мечту Марины: стать врачами и помочь другим людям избавиться от астмы. Именно её смерть толкнула их к этому. Спустя годы они действительно стали отличными врачами. Ольга стала пульмонологом, а Анна — педиатром. И вместе они вылечили много детей от болезни, убившей их подругу. Бывало, что дети в их больнице отчаивались и не хотели лечиться, потому что думали, будто не смогут выздороветь. Тогда девушки рассказывали о Марине, о том, как та болела астмой, но верила, что выздоровеет и станет врачом. Заканчивали историю они всегда одинаково, с улыбками: «Марину не лечили родители, и не поддерживали. Твои же родители искренне хотят, чтобы ты жил(а), и был(а) здоров(а). И ты будешь здоров(а)! Я тебе обещаю». После этих слов дети снова начинали верить и продолжали лечение. Родители этих маленьких детей не знали, как реагировать на историю, по их мнению, это была просто история, которую они сами придумали. Но на деле это было не так…
Толя действительно забыл о сестре. Надежда родителей полностью оправдалась, и уже через полгода её словно и не было никогда.
Став старше, мальчишка стал готом и очень часто бродил по кладбищам. Так однажды он наткнулся на маленькую могилу, без всяких опознавательных знаков, но с сухим букетом цветов. Невдалеке была сторожка охранника, у которого мальчик спросил:
— Чья это могила?
— Не знаю, парень. Два раза в месяц сюда приходят две девушки и приводят её в порядок. Больше к ней никто не ходит, — ответил сторож. Он стал охранником только несколько месяцев назад, а потому ещё не знал, кто и где похоронен. Но женщины приходили к этой могилке достаточно часто, и примелькались. — Знаешь, вечером, я уверен, они снова придут. Вот и спроси у них, чья это могила, — добавил он, глядя на заскучавшего мальчугана, не получившего интересующую его информацию. Но Толе было так интересно, что он решил подождать до вечера. Было в этой могиле что-то… знакомое.
Ближе к вечеру к могиле действительно пришли две женщины и начали убирать сорняки и всякий скопившийся мусор. Аккуратно подкравшись к ним, Толя просто смотрел на все, что делали девушки. Так и услышал их разговор:
— Если честно, Ань, я уже думала этот день не настанет, — вздохнула женщина. — Казалось, что прошла целая вечность после нашего последнего посещения.
— Да, Оля, ты права, — согласно кивнула другая женщина подруге, так же со вздохом, а затем повернулась к могиле, и начала с ней разговаривать: — Здравствуй, подруга. Как же нас давно здесь не было! — сокрушённо выдохнула она. — Прости, что долго не приходили. Без тебя здесь очень одиноко и грустно, Марина…
Стоило только пареньку услышать это, как его словно током ударило. Имя, что произнесла женщина, показалось ему жутко знакомым, привычным, даже родным, хоть он и сам не понял почему…
— Марина?! — переспросил Толя, глядя на девушек вопросительно.
— А? — обернулись удивившиеся девушки. В подошедшем пареньке, они быстро рассмотрели черты внешности их ушедшей из жизни подруги, и почти сразу поняли, что это был брат Марины. — Толя! — воскликнули они в унисон, удивлённо.
— Неужто пришел на могилку сестры? — спросила Оля, не понимая, что он тут делал.
— На могилу сестры? — отшатнулся парень. — Откуда вы знаете моё имя? О чем вы говорите? — изумился мальчуган словам девушки. — У меня никогда не было сестры! — воскликнул он.
— Как? Ты совсем не помнишь Марину? — удивились обе девушки его словам. Хотя, он ведь был маленьким тогда, мог и забыть…
— Родители, что, тебе не рассказывали о ней? — спросила Анна, осторожно, припоминая, как к Марине относились их с Толей родители.
— Да что Вы ко мне привязались?! — спрашивал Толя, истерично. В груди его непривычно громко колотилось сердце, будто бы зная что-то, о чём разум забыл. — Не было, нет, и не будет у меня сестры! Родители ничего не говорили о том, что у меня сестра здесь лежит! Они об этом совсем не говорили! — кричал Толя на все кладбище, не понимая, почему сообщение от незнакомых женщин о сестре так задело его, вызывая такие эмоции. Будто бы когда-то у него и правда была…
Но этого не могло быть!
— Жаль, что ты её не помнишь… — прошептала Оля, огорчённо качая головой. Подходя к могиле с пачкой семян красивых цветов, которые женщины хотели посадить, она добавила гораздо громче: — Марина была очень доброй и хорошей девочкой. Она всегда была полна надежды и веры. Её сердце всегда было полно добра и сострадания ко всем.
— У неё была чистая душа, — согласно кивнула Аня. — Она никогда и никому не желала зла, никого не ненавидела. Жаль, что она умерла так рано… Ей было всего четырнадцать лет.
— А от чего она умерла? — спросил Толя, гулко сглатывая: слишком уж ярко откликнулась в его душе эта могила.
— Астма, — коротко ответили женщины в один голос, тяжело вздыхая, — запущенная. Она жила только благодаря ингаляторам. Необходимого лечения она не получала.
И Толя растерянно замер на месте, от захвативших его чувств. Перед его внутренним взором маячил образ девочки, укладывавшей его спать, девочки, частенько задыхавшейся у него на глазах, нередко и по его вине. Образ Марины, его старшей сестры. То были старые-старые, детские воспоминания, словно галлюцинации или видения прошлого. Парень не мог им поверить. Не мог. Нет. Если бы у него была сестра он бы знал об этом. Родители сказали бы. Но они не говорили. Он не знал. Но тогда откуда были эти всплывавшие… воспоминания?!
Под взглядами Ольги и Анны парень пятился, отступая от могилы шаг за шагом. Его обуревало слишком много эмоций в тот миг, и… совладать он с ними не смог, бросившись бегом подальше и от женщин, и от могилы. А оказавшись дома, Толя, игнорируя родителей, закрылся в своей комнате, пытаясь понять, что с ним происходит, осознать свои воспоминания…
Спустя месяц после этого на могиле девочки Анна и Ольга нашли букет красивых цветов и записку:
«Сестре Мари…»
