***
Нацу никогда не останавливался на полпути от чужого крика. Вот уже сколько лет он знал Грея, выучил наизусть его чертов голос благодаря своему чуткому слуху, но такого истошного и надрывного воя Фулбастера он не слышал никогда. Неживой, будто звериный вопль на секунду приковал к земле, и глаза мага распахнулись в неверии и зыбком страхе. Есть хотелось безумно, и Хэппи давно улетел вперед, в гильдию, но Драгнил развернулся и что есть сил побежал обратно к дому Люси. На них напали? Ограбили? Все предположения казались невероятно мизерными и незначительными по сравнению с надрывным, прерывистым криком, переходящим на хрип, который до сих пор звенел в ушах Нацу, заставляя морщиться и ускоряться. Чертова отмороженная ледышка, что же случилось?! Кулаки Драгнила объяло пламя, и он настойчиво гнал из головы назойливые мысли с самым худшим раскладом – с Люси ведь все хорошо, да? Она в порядке, верно? Верно?.. Дверь в квартиру заклинательницы не поддалась ни обычному удару кулака, ни даже тогда, когда Нацу попытался выбить ее телом. «Прости, Люси» – пронеслось в голове, и Драгнил спалил дверь полностью к чертовой матери, потому что крик Грея заставлял даже его сердце сжиматься и желать если не вырубить парня, то хотя бы успокоить его, что ли. Но это не помогло. Перед глазами был один лёд, сплошной и толстый, и убийца драконов оскалился, мгновенно пытаясь растопить его своей магией. Это все давило на нервы, сводило с ума: непрекращающийся вопль Фулбастера, стучащее в висках сердце, тревога, сжимающая свои щупальца у шеи, и глухие помехи незнания. А Нацу не любил чего-то не знать. Наконец, он смог ступить на пол или, вернее, на каток вместо пола. Грубый, неровный, с ледяными шипами по всей квартире, которая была слишком тёмной для середины дня. Крик остановился. Наверное, Грей все же услышал, как Нацу вошел, даже сквозь собственный хрип, рваными звуками молящий о том, чтобы его спасли. И Драгнил, боже, готов был его спасти – знать бы только, от чего. Убийца драконов осторожно подходил к гостиной: в дверном проеме он видел Грея, сидящего на коленях с запрокинутой головой и опущенными руками. Взгляд был устремлен в потолок, и губы слегка приоткрыты, будто в немом крике. Грудь вздымалась тяжело и часто, но на волшебнике не было ни капли крови, и Нацу шумно сглотнул, на секунду испугавшись переступать порог комнаты. Мерзкая дрожь пробила тело даже мага огня, и холод клыками впивался в щеки и оголенный торс. «Чего ты боишься, Нацу?» Драгнил зашел в комнату и посмотрел на стену. С силой закусил нижнюю губу, и клыки мгновенно разодрали ее до крови, но убийца драконов не чувствовал физической боли, лишь только что-то невидимое разрывало его изнутри, вынуждая ноги подкоситься. Нацу вспыхнул ярким рыжим пламенем, языками рябившим в пустых глазах Грея, и упал на колени рядом с другом, ни в силах произнести хоть слова. Лёд в квартире медленно начал таять. Люси висела перед ними в домашнем, черт возьми, халате. Нацу готов был поклясться, что он все еще пах тестом и сладкой корицей, несмотря на то, что все рецепторы затмевал до боли знакомый запах крови. Она была свежей, еще не успела остыть, и тело Люси тоже казалось слегка живым и теплым: будто нужно было всего лишь хорошенько вымыть его, поднять голову всеми любимой девушки двумя пальцами за подборок, и тогда Хартфилия точно улыбнется своим напарникам шоколадными глазами и потащит их в гильдию только ей присущей заводной энергией, причитая что-то про клубничный коктейль, который она так хотела попробовать. Нацу практически верил во все это. Грей перестал верить уже, казалось, давно. Розовый халат был мокр и изодран. Люси боролась, конечно же, это же их Люси. Никогда не сдающаяся, улыбающаяся даже сквозь сломанные кости и раздробленную веру в лучшее. Это же Люси Хартфилия. Она не умела принимать поражение без боя. Это было ее достоинством, это было ее сиянием и ее же погибелью. Ни Грей, ни Нацу не могли простить себе, что она оказалась в этот момент одна, и никто не мог представить, через что ей пришлось пройти. Драгнил хотел сказать вслух: «Она приняла поражение достойно», но прикусил язык и еле сдержался, чтобы не влепить себе пощечину, как когда-то делала разозленная Люси. О каком поражении идет речь, когда заклинательница была у себя дома в домашней одежде и ждала любимого человека с задания? О каком поражении идет речь, если это не бой, а безнадежное, жестокое убийство и провокация в дикой форме, кровью возлюбленной отпечатанная прямо над нею же? – Черт! По щекам Нацу стекали слезы, и он не мог найти в себе силы взглянуть на Грея, соленые полосы на лице которого то ли высохли, то ли застыли уже давно. Фулбастер не шевелился, прикованный к полу тяжестью и неспособностью осознания произошедшего, и Драгнил не мог представить себе все то, что творилось у друга внутри. Если самому Нацу сейчас было больно настолько, что хотелось взорвать всех врагов, то как чувствовал себя Грей? Был ли он одержим местью? Хотел ли он спрыгнуть с моста? Нацу, черт возьми, было страшно и боязно. Он потерял друга, товарища и замечательного напарника. Созидатель льда лишился любимого человека, той, что наполняла его жизнь красками и смыслом. Грею было больно настолько, что хотелось вырвать собственное еле бьющееся сердце и бережно вставить его в изодранную грудь Люси. Нацу нашел в себе силы подняться с колен и, слегка пошатываясь на ватных ногах, пошел вперед. Струйки крови на теле заклинательницы переплетались, сливаясь в единый лабиринт, и продолжали капать с подвешенного тела. Чем ближе подходил Нацу — тем сильнее звенело в ушах. Кап, кап. Грей не двигался с места и молча смотрел на друга. Тошнота все еще сидела в горле, и дышать было очень противно — интересно, этот ужас когда-нибудь кончится?.. Металлический запах заполнил собой подобие некогда ясной и уютной комнаты: кое-где тяжелыми осколками лежал лед, кое-где были лужи и чуть подгоревшие стены — Нацу сильно рассердился на чертову судьбу и жестокую несправедливость. Сердился до сих пор, если желание броситься на поиски чертового ублюдка, сделавшего подобное зверство с его подругой, вообще можно было так назвать. Подойдя к девушке вплотную, Драгнил на мгновение замер, шумно сглотнув. Рука потянулась вперед машинально, Нацу не отдавал отчет своим действиям, но вовремя одернул себя, услышав кашель за спиной. Грей хотел сделать все сам – это можно было понять, даже не оборачиваясь. И Нацу знал, что дело здесь не только в «хотел» — Фулбастер был обязан проститься с Люси первым. «Проститься… С Люси…» Эта мысль не укладывалась ни у кого в голове. Было больно, было страшно — все по-прежнему, но на этот раз еще и чертовски холодно в душе. Как и созидателю льда, так и огненному убийце драконов. Холодно, и все тут. Мысли в панике бегали вразнобой: любимые не должны умирать так рано. Грей смотрел вперед, но ничего не видел, только яркие блондинистые волосы сияли все еще живо и на ощупь казались не менее мягкими, чем три дня назад. Разве что локоны, ниспадающие на грудь, были запачканы кровью и слиплись. Грею нужно было посмотреть Люси в глаза. Грею это было необходимо, и он привстал, опершись рукой о собственное колено, и постарался выпрямиться, выгнув спину. С места по-прежнему не двигался. Нацу понимал, что прежде, чем оставить друга наедине с его любимой, он должен убедиться в том, насколько пошатнулось его психологическое состояние. Разум твердил, что на все девяносто градусов, но Драгнил знал, что Фулбастер был безумно, чтоб его, сильным. И ему до боли хотелось верить в то, что волшебник способен пережить даже смерть самого важного человека в его жизни, несмотря на то, как жестоко и все еще неправильно это звучало. Нацу взял лицо Люси за подбородок большим и указательными пальцами и осторожно поднял его вверх. Волосы спали со лба, и Грею на долю секунды показалось, что Хартфилия посмотрела на него столь пронзительным взглядом, под натиском которого его ноги невольно отступили на шаг назад. «Чертов слабак». Он наконец-то видел ее глаза. Любимые, некогда теплые и нежные, а сейчас такие… мертвые. От взгляда мертвецов всегда бросает в дрожь. От взгляда мертвецов, которые совсем недавно спали и просыпались рядом, целовали на прощание и неустанно признавались в любви, неизбежно хочется вскрыться. Обычно безжизненные серые глаза Грея сейчас казались необъятно яркими по сравнению с тем стеклянным карим взором, с которым Люси смотрела вперед. Даже не на Грея, даже не сквозь него, а просто — смотрела. Ладони Фулбастера с силой сжались в кулаки, стоило только подумать, что этот взгляд был обращен на того, кто сделал с его Люси подобное. Это создание… было недостойно прикасаться к заклинательнице духов, смотреть на нее, драться с ней, желать ей смерти! Грей закипал, и короткие ногти впивались в мягкую кожу ладоней, грозясь проткнуть. Грей смотрел вперед, грудь вздымалась тяжело и часто, и слезы беспрерывно текли из живых глаз, падая на искривленные поджатые губы и дрожащую шею. Нацу хватило одного мимолетного взгляда на Люси, чтобы потом отвернуться в сторону и с минуту смотреть в пол. Это испытание было невыносимым, в разы сложнее заданий для волшебников «SS»-класса, и огненный убийца драконов не понимал, откуда в Грее было столько сил неотрывно разглядывать возлюбленную, каждую клеточку ее покалеченного тела. Драгнил не знал, что у Фулбастера вовсе не было каких-либо особых сил: не осталось, они испарились вместе со всей надеждой, стоило магу только ступить в эту злосчастную комнату. В Грее жило лишь отчаяние, теплилось, накаляясь с каждой секундой, и чем дольше Грей смотрел на Люси, тем больше ран открывалось в нем, вспаривая кожу и кровоточа. – Нацу, – созидатель льда наконец-то подал голос, охрипший и тяжелый, – иди в гильдию, сообщи остальным. Я… вымою Люси. Не хочу, чтобы другие видели ее такой. Грею было тяжело разговаривать — он никогда раньше не замечал, скольких усилий это требовало. А теперь, кажется, абсолютно на все будет смотреть по-новому, через монохромную призму собственной беспомощности. – Пожалуйста, – он добавил чуть тише, переведя затуманенный взгляд на друга. Нацу не знал, от чего его бросало в дрожь сильнее: от мертвого взора Люси или же от пустого взгляда Грея. Руки не разжимали кулаки, и Драгнил вздернул голову вверх, стараясь не показывать, как же страшно ему было. Грей сейчас безнадежно падал вниз, на дно одиночества, и Нацу не мог позволить себе сорваться с обрыва вместе с ним — сейчас он должен оставаться тем, кто спасет его, кто подаст руку помощи лучшему другу, а не упадёт от боли следом. На то и существуют друзья — чтобы казаться сильнее, чем они есть на самом деле. И Люси до последнего вздоха была такой же. – Хорошо, – наконец-то сумел ответить Драгнил, кладя руку на плечо Фулбастера. – Я скоро вернусь, так что даже думать не смей, что ты остался один, понял, отмороженный? И он выдавил из себя жалкое подобие улыбки, получив лишь легкий кивок в ответ. Убийца драконов поправил побледневшие розовые волосы и оставил друга в комнате, поспешив к входной двери. Только выйдя на улицу, Нацу позволил себе заплакать. Он понятия не имел, как расскажет друзьям о смерти Люси. И Грей остался один, вернее, наедине с Люси, которую даже у себя в мыслях не мог назвать просто «телом». Это была его девушка, его заклинательница духов, его вселенная, солнце в которой ярко вспыхнуло и взорвалось, разнеся ошметки планет во все стороны и оставив Грея одного парить в космосе, не в силах получить доступ к кислороду. Фулбастер смотрел на нее, такую родную и теперь безнадежно далекую, и ноги сами тянулись к ней ближе. Ледяной волшебник осторожно провел тыльной стороной ладони по щеке заклинательницы и мягко приподнял уголки губ, любуясь воспоминаниями о живой и такой любимой Люси. Он хотел сохранить в памяти ямочки на ее щеках, когда она улыбалась, каждую родинку на ее теле, которых она отчего-то стеснялась, каждую невесомую мелочь, которая была так мила Грею. Он помнил их, помнил Люси, и холодное тело задрожало сильнее прежнего. Фулбастер вздохнул глубоко и резко, выдохнул и ровно посмотрел вперед, расправив плечи. Поддев шляпки гвоздей толстым льдом, Грей с силой выдернул один за другим, и кровь, уже почти остывшая, хлынула из новообразовавшихся вскрытых ран. «Неужели это все происходит наяву?» Тело Люси упало вниз, но созидатель льда вовремя подхватил девушку и, спиной сползая по окровавленной стене, бережно уложил заклинательницу себе на колени. Пшеничные волосы растрепались, спадали вниз, кончиками касаясь пола, а Грей все смотрел на любимое бледное лицо, его аристократические черты лица, и руки мага задрожали, прижимая хрупкое тело к себе все крепче и слегка покачивая его. Грею казалось, что где-то глубоко в его подсознании играла колыбельная, будто Лира, обливаясь слезами, пела прощальную песню своей госпоже самым чистым ангельским голосом. И Грей сорвался. Поджатые дрожащие губы распахнулись, и крик вновь вырвался на волю, заполоняя собой все пространство. Грей рыдал, рычал, Грей бился в истерике и неустанно размазывал свои слезы со щек Люси. Они падали на волшебницу, смешивались с кровью на ее лице, превращаясь в мутные разводы, и Фулбастер бережно, но поспешно вытирал их с любимой, пачкая ее лицо еще сильнее. Он не отдавал отчета своим действиям, он не думал вообще, так как сердце бешено пульсировало в висках, топором раскалывая черепную коробку, и красные глаза стонали от боли, будто в них сразу воткнули несколько шприцов. – П-прости меня… Люси… – Грей захлебывался в собственных слезах, давился воздухом, которым не успевал насытиться, и дрожал всем ослабевшим телом, сдавливая девушку в своих неправильных объятиях. – Я так… люблю… тебя… Трудно представить боль сильнее, чем от потери родного человека: родителя, ребенка, друга, возлюбленного. Звезды в потерянных глазах мага нашептывали ему о том, что он больше не сможет нормально жить, нашептывали мягко, лаская уши самыми зверскими словами и мыслями, сводили Фулбастера с ума, смеясь и приговаривая: не сберёг, не сберёг… Товарищи Люси из гильдии не верили сказанным Нацу словам, боялись им верить, а Эрза бежала к дому заклинательницы с необузданной скоростью, готовясь разрезать хоть воздух своим мечом. Грей в глубине души мечтал о том, чтобы Титания разрезала его, а не воздух. Ледяной волшебник в итоге получил свой долгожданный поцелуй. Совсем не такой, каким он ему представлялся еще час назад, а холодный, до боли влажный от слез и крови и чертовски дрожащий. Поцелуй, склонившись над мертвой возлюбленной в невесомом и до хрипа долгом прикосновении к ее побледневшим губам. Самый горький поцелуй в жизни Грея. Самый прощальный.***
– Ты как? – самый ничтожный вопрос, который только можно было задать после похорон, но Нацу попросту больше не мог выносить эту удушающую тишину. За барной стойкой, как и во всей гильдии, было много народу. Это привычно для Фейри Тейл, которая сейчас принимала множество гостей, облаченных в черное, со всего Фиора, но тишина вовсе не была присуща вечно озорным товарищам. А сейчас все молчали, и если даже переговаривались между собой глухим шепотом, это разносилось по гильдии лишь легким шелестом осеннего ветра, увядающего за гранью досягаемости. Нацу это раздражало и злило, как и вся сложившаяся ситуация. – Мне тошно от происходящего, – Грей, скорее, констатировал факт, нежели отвечал на заданный вопрос, но Драгнила это вполне устроило: то, что Фулбастер чувствовал себя, «как дерьмо», было и без слов очевидно. – Мы так и не нашли никаких улик, хотя прошла уже неделя, – Нацу выдохнул и разложился на барной стойке, кладя голову на локти. – Никаких следов взлома, никаких следов тёмной магии… черти что творится, ни у кого нет ни малейших предположений. – Всего неделя… – Грей безучастно провожал взглядом кубики льда в стакане с недопитым виски. – А кажется, будто чертова вечность. Маг с силой сжал руку в кулак, и лёд растаял. Фулбастер залпом осушил стакан и отодвинул высокий стул, вытерев влажные губы рукавом пиджака. Как же все раздражало. – Я домой. – Грей! – никакой реакции на нервный оклик. – Да стой ты, отмороженный! Однако, Нацу не двигался с места, а Грей даже не думал останавливаться. Лица согильдийцев и гостей были розовыми, от слез и алкоголя, а земля на улице — до омерзения мокрой, промёрзлой и холодной. Скарлет заверяла, что это Джувия оплакивала заклинательницу. Грею было наплевать на все жалкие утешения и дружеские объятия. Ему по-прежнему хотелось вскрыться. Ветер трепал темные волосы, а ноги приходилось заново приучать к старому маршруту к себе домой, ведь Фулбастер не мог даже попросту гулять по набережной, где когда-то она шагала по парапету у реки, легко вскидывая ноги, как невесомый пух. Руки в карманы пиджака, который впервые не хотелось срывать, обнажая тело, и понурая голова с опущенным к земле взглядом: смотреть вперед больше не было нужно, прошлое неустанно тащило за собой назад. ~ – Грей! – заклинательница выкрикнула медовым голосом и обняла мага со спины прежде, чем тот успел обернуться и поприветствовать подругу. Ее мягкие пальцы переплелись на его груди, и сердце стучало неумолимо громко, отбиваясь в ритме: «Признаться, признаться, признаться…». Грею так хотелось наконец-то признаться в своих безнадежно глубоких чувствах к этой вечно улыбающейся волшебнице с самыми теплыми объятиями на свете. Уж лучше так: раз — и оборвать веревку груза внутри, чтобы все упало, разрушилось и больше не сковывало грудную клетку путами незнания. Фулбастеру хотелось ясности, как и многим другим влюбленным; он не привык любить, и потому находиться рядом с Люси Хартфилией было сущей пыткой. Она, казалось, просто существовала в том же мире, что и он, дышала тем же воздухом, и все равно приковывала к себе взгляд, сознание, забивала собой все мысли и бессовестно поселилась в ледяном сердце волшебника, сама того не зная. – Привет, – Грей слегка улыбнулся, не оборачиваясь. Люси дышала ему в шею, и от нее так приятно пахло клубникой, что Грей не торопил события — ему бы еще немножко вот так постоять, вдыхая приятный аромат и чувствуя чужое прикосновение к своему телу. И еще, и еще… – Ты мне нравишься, Грей, – тихо произнесла девушка, заставив мага распахнуть глаза от неожиданности. Люси обогнула Фулбастера и скованно посмотрела на него. – Вот, я наконец-то сказала. Она робко улыбалась, поглядывала по сторонам и неустанно заправляла за ухо выбивающуюся блондинистую прядь. Нервничала. Еще бы… Грей смотрел на нее и понимал, что он тот еще слабак — Люси и то умудрилась набраться смелости, чтобы признаться в своих чувствах, а он все еще неподвижно стоял напротив, не в силах произнести хоть что-нибудь. Заходящее солнце противно грело, и созидатель льда хотел было сорвать с себя рубашку, но вовремя остановился: перед ним была леди, и сейчас на нее, как никогда прежде, хотелось произвести непременно хорошее впечатление. Люси Хартфилию, на самом деле, не надо было впечатлять. Боже, ей бы только услышать ответ! Она знала Грея, знала, какой он, и любила его именно таким. Легким, серьезным, забавным, полным жизни и энергии… Фулбастер был таким разносторонним, а потому — особенным. Но Люси уже знатно хотелось повысить на него голос! Сколько еще он собирался просто разглядывать ее вместо того, чтобы произнести хоть что-нибудь?.. – Прости, – Грей, будто прочитав ее мысли, завел руку за голову и виновато улыбнулся. – Я задумался о том, какая же ты красивая. – Д-дурак! – Хартфилия не привыкла к неожиданным комплиментам, а потому мгновенно смутилась. Фулбастер уже тогда понял, что непременно будет вызывать подобную реакцию у заклинательницы как можно чаще. – Ох, ну что ж, теперь тебе придется жить с осознанием того, что твой парень — дурак, – и Грей невесомо поцеловал Люси в щеку, а после взял ее за руку, чтобы продолжить прогулку, под предлогом которой они и договорились сегодня встретиться. «Мой… парень?» ~ Дом встретил Грея все еще непривычной пустотой и той же сыростью, что была и на улице. В комнате было темно, и окно служило единственным источником света, обнажая перо, чернильницу и скомканные исписанные бумаги на столе — непривычные атрибуты для обители ледяного волшебника. Вокруг вырисовывалась скудная и мрачная картина, но даже она не могла сравниться с бледным лицом Грея и темными синяками под глазами от слез и бессонницы — маг вполне мог пугать прохожую детвору собственным морально истощенным видом. Фулбастер все это время писал письма в никуда — это помогало ему окончательно не сойти с ума. Ну… слегка помогало, так, на пару часиков, а потом послания нещадно разлетались во все стороны, отвергнутые яростью, и некоторые заканчивали то порванными в клочья на полу, то сожженными в голубом пламени. Грей никогда не был ни творческим человеком, ни хотя бы уравновешенным. Резкий стук в дверь вывел мага из полудремы. Кажется, он наконец-то проваливался в сон за этим злосчастным столом… Но его жизнь сейчас, похоже, не была готова к тайм-аутам, и чей-то кулак настойчиво продолжал барабанить по входной двери. Эрзе Грей не был рад. Он не был рад никому, но все никак не хотели оставить его в покое. Они слишком боялись, что парень не выдержит одиночества, а потому будто по очереди караулили его, «оберегая». Грей не удивился бы даже, если б они еще какой-нибудь график составили — кто и когда наблюдает за созидателем льда. Пусть побуждения у всех исключительно самые светлые, но волшебник морщился от своих мыслей — ребячество, да и только. – Это было не очень вежливо с твоей стороны — уйти с похорон, ни с кем не попрощавшись, – Скарлет сразу начала с наставлений, не давая Грею фору на бегство. Прошла внутрь и, отряхнув от пыли дряблый стул, села на него с недоверием. В гостях у Грея она бывала слишком редко, впрочем, как и остальные, а потому это место не было хорошо ей знакомо. Эрза смотрела на Фулбастера прямо и серьезно, и голос был тверд, как обычно — она все еще строила из себя самую сильную. Думала, что никто не замечает опухших красных глаз, царапин на правой щеке от собственных коротких ногтей – это нервное – и, разумеется, несвойственный Скарлет клубничный запах. Нет, это вовсе не парфюм, что постоянно использовала Люси. Нет, конечно же, нет. Это ни разу не лишнее напоминание о всеми любимой заклинательнице, согревающее безутешную оружейницу по ночам. Эрза же сильная. Эрзе нельзя показывать своей боли, ведь тогда остальные совсем расклеятся, и Грей в том числе. Эрза справится. – Невежливо было убивать мою девушку у нее же дома и приколачивать ее гвоздями к стене, – Грей облокотился на стол и не сводил с гостьи мутного взгляда. – А я просто ушел с похорон без лишних милостей. Это не преступление. Эрза тяжело вздохнула и сдвинула брови на переносице, покачав головой. С Фулбастером было невозможно разговаривать с того самого дня, когда новость о смерти Люси потрясла гильдию. Никто не хотел утягивать Грея в долгие диалоги, но хотя бы просто поговорить с ним пытался почти каждый, чтобы волшебник не был одинок и чувствовал, что он по-прежнему находится в кругу семьи. Но Фулбастер, напротив, не хотел ни с кем разговаривать, делиться своими эмоциями и переживаниями, избегал всех и зарывался в себе сильнее с каждым новым вымученным днем. Скарлет и Драгнил беспокоились за созидателя льда постоянно, но и им он не шел навстречу. Грей отдалялся от гильдии все сильнее. – Я твой друг, Грей, – Эрза встала легко и медленно подошла вплотную к волшебнику, положив руку ему на плечо. – И мне больно видеть тебя таким. – Я знаю. Тихий выдох понимания, и Грей положил свою руку поверх ладони Скарлет, ошпаривая ее болезненным холодом. Эрза поняла, что их разговор, как и это прикосновение, заморожен. – Хорошо, – она прошла к выходу так же быстро, как и ворвалась в дом мага, будто в ее визите и вовсе не было смысла. – Чтобы ты знал, мы прикладываем все усилия, чтобы найти убийцу. – Можете не утруждать себя, – Грей выпалил, не подумав, и тут же зажмурился, мысленно коря себя за несдержанность. – Ты что-то знаешь? Ну, естественно. Эрза была бы не Эрзой, если бы не заметила, если бы не зацепилась. Фулбастер молчал около пяти секунд. – Не больше вашего, – он махнул рукой, прощаясь, и Скралет закрыла за собой дверь, понимающе кивнув другу напоследок. У Грея болела голова, болели мышцы, болело сердце, а потому упасть на жесткий матрас кровати уже считалось благословением. В сознании витала целая чертова дюжина различных мыслей, предположений и догадок, но у мага попросту не было сил проверять их достоверность. Фулбастер не был одержим местью, наверное, лишь потому, что саморазрушение расползалось по нему в разы быстрее, чем он когда-либо мог предположить. И сейчас Грей четко понимал лишь одно: он сам докопается до истины, никого в это не вмешивая. Ему не нужна помощь. Друзьям не нужны проблемы и лишняя боль. А потому ни его мысли, ни предположения, ни догадки — ничего не покидало пределы лишь его головы. Ледяной волшебник закрыл глаза и осторожно провел тонкими пальцами по тёмно-синей простыни. Она была мягкой, и складки разглаживались под легкими узорами, которые бессознательно вычерчивал маг, освобождая свою голову от мыслей и видя перед закрытыми веками лишь золотисто-огненные вспышки, лучи недосягаемого сияния. Простынь все еще нежно пахла Люси… Или Грей просто внушал себе это, не желая мириться с тем, что забывает запах любимой заклинательницы духов. Фулбастер с силой сжал ткань, комкая ее и жмурясь. Ярко-желтые искры продолжали прожигать закрытые глаза. ~ Люси лежала на постели растрепанная, тяжело дышащая, и предатель румянец горел на щеках, пока карие глаза мутным взором, полным желания, пристально изучали черты лица нависающего над ней возлюбленного. Губы Хартфилии были чуть припухшими и искусанными жадными поцелуями, и грудь то и дело вздымалась — пальцы у Грея были до безобразия холодными, и он специально дразнил заклинательницу долгими, медленными поглаживаниями, блуждал подушечками по животу, вынуждая прогнуться в спине и томно вздохнуть. Мурашки бегали по затылку, переходили на позвоночник, и Люси слегка дрожала, вызывая у Грея самую широкую улыбку. Прелесть. Просто прелесть. Хотелось действовать немедленно, выплескивая все дни вязкого томления в ожидании этого момента, но Фулбастер не сводил взгляда с Хартфилии: она смотрела на него выжидающе и чересчур влюбленно, и Грей был готов ради нее повременить еще немного. Заклинательница духов не раз читала о моменте первой близости в романах, а потому строки из книг проплывали одна за другой в ее мыслях, пока она полностью растворялась во взгляде Грея. Эту сцену ей хотелось запомнить во всех красках, во всех малейших деталях, и она, будто во сне, прикоснулась теплой ладонью к скуле Фулбастера, любуясь столь милым ей лицом. Такое невозможно забыть. Грей перехватил руку Хартфилии, коварно ухмыльнулся и прежде, чем она широко распахнула свои шоколадные глаза, поцеловал ее в губы глубоко и настойчиво, попутно раздвигая дрожащие ноги девушки своим коленом. Ну, пожалуй, хватит с нее лицезрения, подумал Грей и перешел к долгожданным действиям. А то подобного невинного и соблазняющего взгляда волшебницы он точно долго бы не выдержал… *** – Что, было настолько больно? – Грей мучал заклинательницу однотипными вопросами вот уже несколько минут, пока она смеялась, куталась в белое одеяло и закрывала лицо от солнечного света, режущего прямо по глазам. Если бы Грей умел рисовать, он бы точно запечатлел на холсте столь завораживающую картину: лоснящиеся золотистые волосы, длинные и мягкие, ее обнаженное тело, слегка прикрытое белоснежным хлопком, розовые щеки, как у ребенка на морозе, и солнечные зайчики, прыгающие по жмурящемуся лицу. – Да… просто ужасно, – Хартфилия фыркнула и снова рассмеялась, но Фулбастер явно не разделял ее позитивного настроя. – И совсем не приятно? – волшебник упорно не хотел сдаваться и сидел на кровати слишком собранно, прожигая возлюбленную взглядом. – Ни капельки, – Люси была искренна и честна, но огорчать Грея все же не хотела, поэтому решила использовать тайное оружие, против которого Фулбастер просто не мог устоять — пронзительный и томный взгляд. – Ох, – ледяной волшебник и сам не заметил, когда уголки его губ приподнялись в улыбке — все же Люси, как ни крути, была слишком очаровательна. – Черт… А мне было так хорошо. Хартфилия снова вспыхнула — ее эмоциональные реакции уж очень нравились Грею. Всяко больше, чем мягкая подушка, запущенная в его лицо со всей силы... Но он все равно был уверен: это Люси сделала любя. – Фулбастер, если тебе так хорошо, то иди помогай мне печь булочки с корицей на завтрак! Но Грей все утро провалялся в кровати, не желая вставать с теплого места, которое пахло его любимой девушкой. Это был тот день, когда Люси чуть не спалила всю кухню. ~ Фулбастер вскочил с постели с резким и хриплым вдохом — так просыпаются от самых живых кошмаров, не в силах вернуться в реальность. Грей к подобным пробуждениям уже привык, а потому просто сидел на кровати, не двигаясь, около двух минут, пытаясь успокоить не на шутку разогнавшееся сердце. Взяв с прикроватной тумбочки стакан воды, созидатель льда залпом осушил его. Слегка полегчало. Надо же, он сегодня и правда спал. Он не помнил, что ему снилось, но рад был хотя бы тому, что бессонница не задержалась надолго — она мешала трезво мыслить и знатно тормозила процесс поисков, а Грею уже так давно хотелось как можно скорее со всем покончить. Раз и навсегда. Возвращаться в квартиру Люси не хотелось, но пришлось — черта с два Грей бы позволил подонку, положившему руку на его девушку, просто раствориться, оставшись безнаказанным. Грей пробыл там целый день, и глаза нещадно щипало от сдерживаемых слез: Фулбастер дал себе слово, что не позволит собственным эмоциям вырваться наружу, пока не поймает того, кто занимал все его мысли днями. По ночам же туда приходила Люси, аккуратно садилась на стул у подоконника в одном лишь халате, пила свой крепкий кофе, смотря на восходящее солнце, кутаясь в лучах вдохновения и зовя Грея за собой: «Милый, милый, подойди сюда! Здесь так красиво!». И Грей приходил. Садился рядом и тоже любовался, вот только не всеобщим солнцем, а своим персональным — оно светило определенно ярче и теплее, по крайней мере, для него. И ледяной волшебник грел о девушку свои руки, касался пальцами ее острых оголенных плеч и явно чувствовал, как они эфемерно ускользают от него и снова тают, из раза в раз. После этого Грей обычно просыпался, пил воду и садился за перо — письмо хотелось уже закончить, наконец. Сейчас бы ему совсем не помешала хотя бы маленькая частичка писательского таланта Люси. Последующие несколько дней протекали рвано и без особого режима. Грей то днями запирал себя в стенах собственной комнаты, то гулял по осеннему парку, не жалея обуви в грязи, то приходил в гильдию, пил, пытался извиняться перед теми, кого, возможно, задел своей резкостью ранее, и общался с товарищами, компенсируя их прошлые безрезультатные старания. Эрза была несказанно счастлива даже подобному частичному возвращению друга и, не сдержавшись, крепко обняла его, грозясь сломать под тяжестью своих доспехов. Но Фулбастер, к счастью, не сломался, а Скарлет, наконец, поняла, что иногда давать волю эмоциям можно даже и самой Титании. Грей даже подрался с Нацу, и Фейри Тейл впервые была этому рада — ущерб всегда можно подсчитать позже, сфокусировав все внимание в данный момент на воссоединении двух лучших друзей. В движениях убийцы драконов и созидателя льда чувствовалось что-то трагичное, но в то же время такое теплое и родное, что невозможно было оторвать взгляда. И все смотрели, кричали, болели, взмахивали вверх кружки с любимым градусным напитком, пока Макаров все же не растащил горе-волшебников по разным углам. В тот день Грей вернулся домой с улыбкой на лице. Заправил постель, облизнул края самодельного конверта, вложил в него письмо и сунул его в карман брюк. Дописал. Наконец-то. Вышел из дома, окинув его сострадательным взглядом напоследок, и размеренным шагом пошел вперед — письмо само себя не доставит. Дождь барабанил по окнам домов, но Фулбастер не придавал ему большого значения, за последние недели порядком привыкнув к разгневанным небесам Магнолии. Ему не было ни мокро, ни холодно, ни мерзко, ни противно — Грей ничего не чувствовал, кроме четкого осознания почти выполненной миссии, отбивающегося в висках где-то на уровне подсознания. Он шел вперед уверенно, не смотря по сторонам и ни о чем особо не думая. В душе доживало свои последние минуты равнодушие, объятое лишь тонкой пленкой теплых воспоминаний, вот-вот готовой порваться. Так же, как и терпение Грея. ~ – Грей, а Грей, – Люси подсела к созидателю льда у барной стойки и, подперев миниатюрным кулаком щеку, выжидающе посмотрела на парня. Фулбастер знал, что от этого взгляда добра не жди — Хартфилия либо что-то хотела, либо что-то натворила, либо и то, и другое сразу. Иногда Грей недоумевал, как инфантильная сторона характера заклинательницы духов вообще может быть ему столь симпатична, и из раза в раз говорил себе быть мужиком, как Эльфман, и не попадаться в сети ее очарования, но, увы или же к счастью, Люси всегда добивалась своего. – Что-то случилось? – спросил Грей, делая глоток охлаждающего напитка. Костяшки пальцев слегка болели — очередная драка с Нацу не прошла бесследно, а потому прижимать их к холодному бокалу было проще, чем создавать кубики льда и охлаждаться самому. Нужно же было волшебнику хоть иногда делать что-то по-обычному просто. – Мы ведь уже давно вместе, – Люси смотрела испытующе, не сводя взгляда с темных глаз возлюбленного, и Грею немножко стало не по себе: подобное начало явно вело к серьезному разговору, а посреди гильдии в разгар буднего дня ледяной волшебник к нему явно был не готов. – Может, нам уже пора задуматься о детях? Грей поперхнулся своим напитком, выпучил глаза и судорожно начал стучать кулаком себе по груди. Что она сейчас сказала, простите?! – О детях? – Фулбастер изо всех сил старался придать своему голосу как можно больше невозмутимости, надеясь, что Хартфилия перестанет смотреть на него с удивлением: ну, а какой реакции она от него ожидала, заговорив о мелких карапузах столь неожиданно? Нельзя же так пугать… – Да, о них, – Люси настороженно улыбнулась. – Они бы у нас такие красивые получились! Заклинательница активно жестикулировала и говорила громко, привлекая внимание некоторых особo чутких согильдийцев. Мира уже давно навострила ушки, протирая стакан рядом с беседующей парочкой, и Хэппи незаметно ютился сверху, порхая крыльями и коварно хихикая. – Люси, тише, – Грей обреченно огляделся по сторонам, цокнув. Его лицо было красным от недавнего инцидента с нехваткой воздуха и от неловкости сложившейся ситуации — вот о чем, а о детях он точно не задумывался. Во-первых, ему рано еще, а, во-вторых… Люси, заметив растерянность возлюбленного, понурила голову и слегка обиженно надула губы. С самого детства она мечтала создать семью, выйдя замуж за прекрасного волшебника, которого она бы любила всем сердцем. Подобная мечта жила в головах у многих принцесс, но Хартфилия была уверена в том, что в ее жизни именно так все и сложится. Когда они с Греем начали встречаться, мечта стала планом, и спустя год заклинательница все же решила поделиться им со своим парнем, но, похоже, выбрала не совсем подходящий момент. – Хей, – Грей слегка приподнял лицо Люси за подбородок двумя пальцами и развернул его к себе. Хартфилия смотрела грустным взглядом на светлую улыбку мага льда и была растеряна из-за подобной резкой смены его настроения. – Я хочу всегда быть с тобой и делать тебя счастливой. Если ты хочешь семью и детей — давай сделаем это, ты только скажи! Но, пожалуйста, не грусти. Я все сделаю для того, чтобы ты всегда сияла и не знала никаких проблем. Хорошо? Люси с секунду еще удивленно хлопала ресницами, а потом поспешно обняла волшебника, немного повиснув у него на шее и бодро кивая: «Хорошо, хорошо!». Грей, улыбнувшись вновь, снисходительно похлопал девушку по спине. Ну и коварная особа ему попалась! Впрочем, он ведь совсем не был против детишек — у них с Люси целая жизнь была впереди, и ее непременно нужно было с кем-нибудь разделить. – Но в следующий раз давай поговорим об этом дома наедине, а не на глазах у всей гильдии! И Люси довольно засмеялась. ~***
– Черт. Черт, черт, черт, черт! Дождь лил, не переставая, — за последние две недели он успел стать постоянным гостем Магнолии, наведывающимся если не каждый день, то через день точно. Эта осень, кажется, была самой холодной из всех, что пережили волшебники Фейри Тейл. Самой холодной и самой болезненной. Нацу стоял поодаль от большого скопления людей — все собрались вокруг свежей могилы полукругом, и Эрза ревела в голос, закрывая лицо руками. Плакали Леви, Венди, впрочем, все девушки гильдии — Нацу сбился со счета. Парни в свою очередь держались, вернее, старались держаться: Гажилу это почему-то удавалось особенно плохо, и даже издалека было видно, как дрожали его плечи. Что за ирония. Драгнил не мог стоять среди них, не мог спокойно слушать отпевальную песню Миры, смотреть на взъерошенную землю и на промокшие гвоздики, которые уже давно перестали приятно пахнуть. Вместо душистого аромата ноздри заполнил запах сырости и гнили. Нацу тошнило. – Они хотели создать семью, черт возьми, – он говорил сам с собой, опустив голову, и неустанно ударял кулаком ствол рядом стоящего дерева: Драгнилу хотелось верить, что это помогало ему не сорваться и не сжечь всё и всех к чертовой матери. Очень. Хотелось. Верить. – А сейчас их двоих не стало. И это, боже, ненормально! Грея нашли вчера утром у дверей гильдии. Со сквозной раной в груди — дырой, через которую Нацу видел лишь огромное пятно темно-бордового отчаяния, поглотившего его, накрывшего с головой и забившегося в легкие. Мастер сказал, что Фулбастера пронзила его же магия созидания льда. Отмороженный придурок сдался, бросил их одних, не позаботившись о чувствах друзей. И от осознания этого становилось в разы больнее. «Подло, Грей, как же это подло». Сзади послышались шаги, но Нацу даже не думал оборачиваться. Мысли гудели наперебой, охрипший голос устал кричать от несправедливости и сожаления, а, впрочем, не нужно было даже иметь драконий нюх, чтобы догадаться, кто медленно шлепал по грязи, приближаясь все ближе, и о чей розовый зонтик неустанно разбивались капли сильного дождя. Тот, кто официально не пришел ни на первые, ни на вторые похороны. Тот, кто виноват в бушующих погодных условиях. – Я ухожу из гильдии, Нацу, – поравнявшись с огненным волшебником, но не смотря на него, твердо произнесла Джувия. Без лишних эмоций, без бесполезных прелюдий. Ее голос был холодным, как лед, и резал так же остро, разрушая барабанные перепонки своей резкостью и безразличием: быстро и без колебаний. – Нам всем тяжело, – губы Нацу дрожали, и сдавленные в кулаки руки грозились все же сломать несчастное дерево. – Два моих товарища умерли, и я, как никто другой, понимаю, каково тебе, но твой “уход” сейчас абсолютно не к месту. Пойми это. Локсар молчала. Синее пальто и темные локоны отчетливо отражали прошлое — образ девушки сейчас был точно такой же, как и в первую ее встречу с Фейри Тейл. Нацу думал, что ей просто-напросто очень больно: потерять любимого человека — это в буквальном смысле убийственно, Драгнил видел своими глазами. Нацу думал, что Джувия молчала, потому что обдумывала его слова о том, что не нужно делать поспешных решений, не нужно причинять согильдийцам еще больше страданий. За эту холодную осень хвостатые феи уж больно ярко распробовали вкус потери, вынужденно и обреченно. Но маг воды вовсе не думала ни о чем подобном. В ее голове все уже было давно решено, и раз уж расстаться друзьями не получилось, придется действовать именно так, как просил или, вернее, предсказывал он. Рука невольно сжалась на груди, но только на секунду — больше медлить не было времени и вовсе не хотелось, а окончательно разбитое сердце жалеть уж точно не стоило. Сама виновата. Сама. Джувия достала письмо из кармана своего пальто и взглянула на него в последний раз. Нераспечатанный конверт слегка промок, но его содержимое было в порядке – Локсар позаботилась о том, чтобы чернила не расплылись и донесли до адресата всю истину. Грустная улыбка тронула губы. Пора прощаться с счастьем. – Это тебе, – она вновь не смотрела Нацу в глаза, и конверт в протянутой руке уперся волшебнику в грудь. – Грей просил передать. Сердце пробило удар, и глаза машинально распахнулись. Драгнил инстинктивно выхватил письмо из пальцев девушки и в неверии изучал слегка помятую и мокрую бумагу. – Грей? – Да, – вновь блеклое безразличие. – Он пришел ко мне той ночью. Попросил передать тебе это письмо. Не желая слышать что-либо еще, Нацу несдержанно разорвал конверт и, несмотря на дрожащие руки, судорожно стал бегать глазами по коряво написанным строкам, принадлежащим его лучшему другу. Джувия отвела руку с зонтиком в сторону и запрокинула голову назад, устремив тусклый взгляд прямиком на пасмурное серое небо. Холодные капли били по лбу, щекам, ручьями стекая на шею. Она закрыла веки и вслушивалась в размеренные всхлипы Эрзы – остатки несдержанной истерики, в тяжелое дыхание Нацу, свирепеющего буквально на глазах от прочитанного, в шуршание лепестков гвоздики на ветру и понимала, что, кажется, ее больше ничего здесь не держало. ~ – Привет. Джувия узнала этот голос сразу: холодный, до боли знакомый и вечно далекий. Грею потребовалось много времени, чтобы связать ниточки воедино и прийти к ней домой, но, кажется, сегодня они наконец во всем разберутся. Локсар, пожалуй, ради этого момента и переехала из милого общежития, Холмов Фей, в съемную квартиру, чтобы они смогли побыть наедине хоть какое-то мизерное количество времени. Ожидание не окупалось, но волшебница ни о чем не жалела. Все так, как и должно было быть. Маг воды обернулась и махнула рукой, поприветствовав Грея. Тот потянулся, чтобы закрыть за собой дверь, но она захлопнулась сама — сильный поток воды разбился о деревянную поверхность, затем растворившись и не оставив после себя ни единого мокрого пятнышка. Фулбастер хмыкнул. Локсар стояла напротив, и друг от друга их разделяло приличное расстояние, но созидатель льда даже и не думал подходить ближе. Руки в карманах пиджака, и пальцы сами собой нервно теребили письмо, которое было слишком дорого. Грей шумно выдохнул, привлекая к себе внимание. Он пришел сюда по делу, а не ради бессмысленного молчания не в самой лучшей компании. – Грей-сама, вы наконец-то явились, – Джувия улыбнулась и распахнула руки в стороны. Фальшивая радость резала взор, и Фулбастер свел брови на переносице, явно давая понять, что не собирается оценивать уровень таланта этой заезженной актерской игры. Локсар опустила руки. Тем не менее, уголки ее губ все еще были приподняты в подобии милой улыбки, ведь невозможно было не улыбаться, достигнув своей долгожданной цели. Это все же больше напоминало нервный тик: натянутая кожа щек дрожала, и темные круги под глазами подчеркивали воспаленный взгляд темно-синих глаз, лишенных сна явно на несколько суток. Грей насторожился пуще прежнего. Подобный вид мага воды не внушал уверенности в ее уравновешенном эмоциональном или психическом состоянии. – Как же Грей-сама предпочтет убить Джувию? Фулбастер скривился, и кончики пальцев объял ледяной пар. Вдох, выдох… Волшебник должен был себя контролировать. Сердце бешено стучало в груди, болью окутывая все тело и душу — молча страдать уже было привычно, но необъятная ярость при малейшем взгляде на Джувию захватывала собой все сознание, и сдерживаться с каждым мгновением было все сложнее. – Не называй меня так, – процедил сквозь плотно сжатые зубы. – И я не собираюсь тебя трогать. Можешь расслабиться. Тут уже Джувия насторожилась. Этого момента наедине с любимым она ждала столь долго, а теперь, получается, он даже не будет ей… мстить? Девушка смахнула спавшие на глаза синие локоны и вздернула подбородок вверх — что ж, придется ей расставить все точки над «i», чтобы Фулбастер подумал дважды и изменил свой план действий. – Я пришла к Люси тем утром, прямо перед твоим возвращением с задания, – твердый голос и фривольное обращение на «ты» — Джувии больше нечего было терять, и образ безобидной влюбленной девушки рассыпался уже давно, тем самым злополучным утром, когда терпение окончательно взорвалось, и ярость, перемешанная с необузданной обидой, заполнила собой все мысли волшебницы. – Я знаю, – Грей был максимально спокоен. Казалось, все эмоции высосали из него жизнь за эти четырнадцать дней бесконечных американских горок, то и дело переезжающих по собственным чувствам. – У нас нет врагов, которым взбрело бы в голову покуситься на Люси. Да и она явно открыла входную дверь сама, а значит, тому, от кого не ожидала подвоха. Фейри Тейл это тоже поняли, но не думали, что кто-то в гильдии способен на подобную драму, даже не предполагали, что кто-либо из товарищей Хартфилии мог поступить с ней так до унижения жестоко. Слишком спокойно сбросили тебя со счетов. Джувия закипала от истеричного возбуждения: ее милый Грей наконец-то стоял напротив, свободный и не обремененный отношениями, но его равнодушие и спокойствие сводило мага воды с ума, заставляя тяжело дышать и терять контроль над собственным проработанным от и до планом. Она хотела, ждала и молча требовала от созидателя льда эмоций, всепоглощающего отчаяния, точно такого же, которое испытывала все это время она, издалека наблюдая за счастьем заклинательницы духов и по ночам втыкая все больше и больше острых игл в плюшевую игрушку с золотистыми волосами. Джувия хотела драться, хотела умереть от рук Фулбастера и думала, что сделала все, чтобы заполучить его бесценное внимание. Но ледяной волшебник по-прежнему не смотрел на нее, а будто глядел сквозь, не придавая ее существованию никакого значения. Локсар сердилась, и губы дрожали от негодования: в идеальном плане не было вероятностей осечек, но что-то неисправимо уже шло не так, и волшебница понятия не имела, как вернуть себе контроль над ситуацией. – Ты прав, зря они это сделали, – делая вид, что ей ни капли не страшно от незнания намерений Грея, прошипела девушка, шумно сглотнув. – Что же ты тогда им всем не рассказал о том, что тот, кого они все проклинали, оплакивая любимую заклинательницу духов, – это я? Грей рассмеялся. Сначала слегка, еле слышно, а потом сорвался и заполнил собственным смехом всю узкую комнату, запрокинув голову назад, скривившись в широкой улыбке и неустанно приподнимая плечи на рефлексах. Джувию бросило в дрожь от этого зрелища. – Рассказать остальным? Ты серьезно? Они и без того страдают, узнали бы про тебя — не смогли бы прийти в нормальное состояние еще очень долго. А в твоем безупречном плане ведь не было пункта «Причинить боль всем товарищам», не так ли? Ты хотела отыграться лишь на мне. Слова резали слух правдой, и Локсар на мгновение растерялась, не имея понятия, что же делать дальше. Грей знал все, абсолютно все, заблокировав все выходы и поставив пат. Джувия не собиралась сдаваться. Она изначально шла на смерть и не боялась подставить под удар своего короля. – Она, знаешь, сражалась в пол силы, – маг воды произнесла медленно, растягивая гласные и не называя раздражающего ее имени. Обошла рядом стоящий стул, уперлась руками о спинку и посмотрела Грею в глаза, радуясь хотя бы тому, что его руки машинально сжимались в кулаки, когда речь заходила о том несчастном дне и о его мёртвой возлюбленной. – До последнего верила, что я не смогу ее убить. И, как ни странно, я тоже верила в это. А потом увидела ваши совместные фотографии на стене и представила вашу семью. Очаровательных детей у тебя на плечах, ее ясную улыбку и то, как ты ее целуешь. И мне самой захотелось умереть, но убить ее и лишить светлого будущего ровно так, как она лишила меня — ещё сильнее. Грей молчал. Губы дрожали, и пережать глотку магу воды хотелось до неприличия сильно, чтобы она закрыла свой рот и больше не произносила ни звука. Но Фулбастер не двигался с места, а Локсар продолжала медленно вскрывать затянувшиеся раны волшебника, одну за другой, вызывая внутреннее кровоизлияние. – И я сделала это — она все равно сильно не сопротивлялась моим водяным ножам и улыбалась столь противно искренне, до последнего надеясь, что я одумаюсь, – Джувия цокнула, а Грей держался из последних сил, мысленно умоляя себя не сорваться и думать о благополучии товарищей. – А знаешь, какими были ее последние слова, м? Локсар смотрела испытующе, и округлая линия ее улыбки выводила созидателя льда из себя, но он не мог позволить себе отвести взгляда от обезумевших глаз волшебницы. Грею было необходимо знать, что в тот день сказала Люси. Ему было стыдно и страшно подумать о том, что она могла буквально молить его о скорейшем возвращении домой в последние минуты жизни, но Фулбастер этих молитв не слышал, не отозвался на ее просьбы, оставив девушку один на один со своей слепой верой в дружбу и любовь. Оставил и потерял возможность впредь еще хоть раз услышать ее голос. Оставил и так и не узнал, что она произнесла прежде, чем перестать дышать. – Ох, ну не делай такое лицо, Грей-сама! – Джувия схватилась обеими руками за щеки и по-актерски сочувствующе покачала головой из стороны в сторону. – Это были всего два слова, но они вовсе не к тебе обращались. Хах, она даже тогда смогла лишить меня самоконтроля, заставив еще пару раз вонзить водяные лезвия в уже бездыханное тело! Ну так вот… Своим нежным, но охрипшим от подступающей к горлу крови голоском она проскулила: «Прости… меня…». Представляешь! «Прости меня»! Она извинилась передо мной прежде, чем выплюнуть багровый сгусток и умереть. Как драматично… Это чертово извинение с тех пор каждый день снилось мне в кошмарах. Она все равно нашла способ портить мне жизнь, ну что за ирония. Грею было тяжело дышать, и кровь, казалось, подступала к глазам от сожаления, злости и негодования. Он хотел прокричать столько слов, но ни одно из них не было способно сформироваться в цельное предложение или хотя бы фразу. Лед то и дело созидался и испарялся на пальцах, подстраиваясь под быстрое дыхание волшебника. С этой сценой никчемной исповеди хотелось покончить как можно скорее. – Люси никогда не хотела портить тебе жизнь, – наконец произнес Фулбастер, в последний раз успокаивая разбушевавшиеся нервы. – Я знаю. Она считалась с моими чувствами, в отличие от тебя, – Джувия пожала плечами. – Именно поэтому я решила оставить тебе нежное послание на стене, отпраздновав твое возвращение домой. Неужели тебе не понравился мой сюрприз, Грей-сама? – Нет, – Грей отрезал слишком быстро, и Локсар, казалось, проглотила очередное напоминание о том дне: сейчас это было единственным, что давало ей преимущество, но, похоже, Фулбастер больше не поддавался на ее провокации. – Передай это Нацу. Желательно, чтобы другие не видели этого, разве что Эрза. Ледяной волшебник кинул конверт прямиком в руки Джувии, слегка заморозив два уголка, чтобы письмо достигло цели. Маг воды поймала послание и прежде, чем успела спросить, каким образом она передаст его, если Грей сейчас уничтожит ее, увидела, как руки Фулбастера объял лед, наконец-то формируясь во что-то осязаемое. Глаза волшебницы вмиг засияли, и все мысли разом испарились: еще чуть-чуть, и ее цель достигнута! Милый Грей ее заметит! Но у созидателя льда были другие планы. Он от своих слов не отказывался и по-прежнему не собирался причинять вреда Джувии — благосостояние его любимых товарищей по гильдии было основным приоритетом, отходить от которого он не собирался. Ледяной меч, острый, но легкий и удобный в маневрировании, появился в правой руке Фулбастера, и Локсар сияла маниакальной улыбкой, окончательно потеряв контроль над собой. Ее психика не выдержала собственных ужасных поступков, страницы правильности разорвались, и все, о чем могла сейчас бредить девушка, было необъятное желание заполучить все внимание ледяного волшебника, целиком и без остатка. – Скорее! Убей же меня наконец, Грей-сама! И Грей улыбнулся. Опустил взгляд в пол и перед глазами появился образ любимой Люси, тоска по которой доводила волшебника до отчаянного безумия. Он скучал, безмерно скучал по заклинательнице, и тяжелый груз, сковывающий его душу, потихоньку начал ослабевать. Фулбастер передал письмо друзьям, посмотрел в глаза человеку, который забрал его смысл жизни, и больше не хотел отягощать свою голову, ноющую от боли, ничем другим. Грей занес меч над головой двумя руками, и нервный смех Джувии заполнил собой все помещение. Резкое движение — и остриё оружия уже смотрело на волшебника, отражаясь сиянием в глазах полных слез. – Я иду к тебе, Люси, – нежно прошептал Грей, и в следующую секунду ледяной меч пронзил его давно разбитое сердце, врезаясь в уши Локсар противным звуком разрывающейся плоти. Глаза мага воды распахнулись в немом ужасе. Крик был не в состоянии покинуть горло. ~ Нацу дочитал письмо Грея, и ему казалось, что все произошедшее — это какой-то самых дикий кошмар, воплотившийся в реальность по чьей-то глупой ошибке. Но двое его лучших друзей были мертвы, а один из товарищей оказался предателем, сломавшимся под эмоциональным натиском безответных чувств. Джувия все еще стояла рядом, но Нацу не смотрел на нее, боясь, что сорвется и испортит похороны. Нацу не смотрел на нее, и в его голове творился ужас, мысли бились в агонии, не в состоянии смириться с жестокими реалиями, не щадящими никого. В жизни огненного убийцы драконов не было ничего важнее друзей, заменивших ему семью, и сейчас эта семья с треском раскололась на части у него на глазах. – Поэтому я и ухожу. Не потому, что мне одной больно, а потому, что мое присутствие в гильдии будет ее осквернять, – Джувия смотрела вперед, на могилы, и разум ее был яснее, чем когда-либо. – Он поступил так же, как поступила я с ним, правда, он снова был на шаг впереди. Он не тронул меня, опровергая все мои предположения, но все равно отомстил. Он убил себя. Человека, которого я люблю больше всего на свете. Убил прямо у меня на глазах с этой безумной, отчаянной улыбкой. И ушел к ней. Как и всегда. – Ни слова больше, – Нацу объял огонь, и глаза, опущенные к земле, горели особой злобой. Он не хотел больше слышать этот голос, не хотел больше думать о смерти и переживать ее через себя. Нацу хотелось снова научиться нормально дышать. Вот бы это было осуществимо. – У тебя десять минут, чтобы исчезнуть. Потом за себя не ручаюсь. Джувия кивнула, и легкая улыбка тронула ее губы. – Прощай, Нацу, – все же произнесла она и, развернувшись, ушла так же тихо, как и появилась несколько минут назад. Ливень никак не хотел прекращаться, но хвостатые феи не обращали на него внимания, продолжая стоять напротив двух соседних могил и оплакивать дорогих сердцу товарищей. Вечерело. Драгнил вновь взглянул на письмо, на котором появлялось все больше разводов с каждой упавшей каплей. Тем не менее, текст, столь остро врезавшийся Нацу в сознание, все еще был читабельным. «Привет. Люси часто говорила, что одна и та же фраза используется в криминальных романах слишком часто, но она все равно нравилась ей своей силой и мощностью. И мне тоже казалась забавной, а потому я не могу не воспользоваться возможностью произнести ее, за себя и за Люси. Так что, если ты читаешь это, значит, я уже мертв. Звучит реально круто, правда же? Пусть и обидно в какой-то степени. Прости, что не говорю этого лично, но ты бы не дал сделать мне в одиночку то, что сделать я был просто обязан. Я тоже до последнего не хотел верить в правду, ведь она оказалась горькой, как никогда прежде. Я не думал, что Джувия способна на подобное. Я не думал, что когда-нибудь поплачусь за собственную трусость объясниться перед ней и за то, что избегал ее вместо того, чтобы просто-напросто поговорить. Но я поплатился и, прости, но не знаю, как мне жить дальше. Как жить дальше без Люси. Это невыносимо, и обычной памяти о ней мне недостаточно. Я должен быть с ней, должен быть рядом, если не в этом мире, то в другом, если не в этой вселенной, то в одной из тысячи других, но точно — рядом. И я буду. Не нужно держать зла на Джувию, она уже поплатилась. Я ее отпустил, отпусти и ты. И не рассказывай об этом другим — пусть живут счастливо в неведении, которое сейчас должно пойти всем на пользу. Оно ради их же блага, а тебе я доверяю слишком сильно и не могу оставить без ответов на неизбежные вопросы. Именно так, придурок, и не думай даже улыбаться сейчас. Просто пойми меня. Мы ведь друзья, верно? Спасибо за все. — Грей». Нацу сжал письмо в руке и убрал в карман, понимая, что сохранить послание просто обязан. К глазам подступали слезы, и Драгнил позволил себе заплакать, понимая друга и то, что, боже, он так по нему скучает. По нему и по Люси. И это все еще казалось самым плохим сном в его жизни. – Какой же ты дурак, Грей. Слова искренние и невероятно теплые, пропитанные горечью потери и скорбью. Ветер трепал розовые волосы, смахивая капли слез с щек, и убийца драконов несдержанно вытер их кулаком, размазывая по опухшим глазам. Нацу не знал, как будет жить дальше, не знал, что говорить мастеру, Эрзе и остальным ребятам, но понимал, что сейчас он просто обязан быть рядом с ними. Как друг, как поддержка, как человек, разделяющий все их невысказанные чувства. И Драгнил поспешил к товарищам, мысленно проклиная этот чертов непрекращающийся дождь и сильный ветер, бьющий в лицо. Этой осенью Фейри Тейл потеряла трех замечательных волшебников.