Судья

Капли дождя падали на землю, разбиваясь о жесткую и пропитанную кровью землю. Над такими местами всегда плачет природа, стараясь смыть с едва пробившейся после зимы травы алые капли. И у нее иногда получается, зачастую – в час перед рассветом, когда все вокруг сгущается в непроглядном мраке, когда становится особенно темно и надежда гаснет. Легендарные Чертоги так далеки от Эндорэ, точно неприступная крепость, принимающая в свои объятия усталых путников. Чаще всего – навечно. Именно тех, кто слег в подобных битвах. Бесчисленные множества одних из прекраснейших создний Эру лежали на выжженной траве, а воздух пропах гарью. Намо стоял посреди бывшего поля боя. Черный Вестник, принесший с собой воронье и покой. Его фигура возвышалась над всеми: над раненными, которые устало оттирали свои мечи от крови. Над выжившими, которые переносили своих погибших собратьев, чтобы потом проститься с ними. Над телами, чьи души он бережно собрал, касаясь каждой самыми кончиками пальцев. Тогда Мандос, покинувший свою обитель, походил не на строгого Судию, а скорее на заботливого покровителя, утешающего одним смертельным поцелуем. Его гордую осанку невозможно спутать с иной: так стоят только те, кто знают каждый вздох. Свой или чужой – не важно, они просто видят нити мироздания даже более тех, кто напрямую связан с самим Создателям. Такие обречены видеть все, скользить по тонким нитям, как по струнам. Ему ничего не переиграть, зато можно прочувствовать, как текут они между тонкими пальцами, как от них ускользает кончик, теряясь во мраке. Такие обречены на память. Каждое событие оставляет след на его беспристрастном лице, будто выточенном из мрамора. Бескровные губы, что улыбаются так редко, оставляют в воздухе приговор. Страшный, суровый, но всегда истинно верный. Говорят, что Смерть не знает сострадания, а Намо уже давно и забыл названия чувств, что вспыхивают так ярко в других. Они обречены на одиночество. Молчание тяготит над ними, оставляя печать запрета на губах. Бремя слишком тяжелое для одного, но для двоих оно будет еще тяжелее, рухнув на плечи и придавив к земле. Оно лишает крыльев, выдирая черное оперение и раздирая в клочья. Потому Намо и идет по земле, позволяя игривому ветру развевать его серебряные, полностью седые волосы и черный плащ за спиной, каждый взмах которого приносил гибель. Такие обречены на страх. Каждый боится его: кто тихо, кто явно, даже сам Моргот, проведший в его темницах три сотни лет, не смел дерзить, смотря в холодные и почти пустые глаза Мандоса. Там он был обвинителем и палачом. Сам выносил вердикт, сам же и опускал меч, смотря на застывший ужас во взгляде. Говорят, что Мандос не знает жалости, а Намо никак не может вспомнить, что означает это слово. Они подвластны забвению. Постепенно уходит память о том, кем он был прежде, чем ступил на холодную и едва рожденную землю Арды, уже зная о своем предназначении и видя, как эта прекрасная земля умирает, исчезает. Наверное, он когда-то мог чувствовать ярче, был теплее и снисходительнее, но длинные века вковали в его сердце камень, имя которому Предназначение. Намо играл своими обликами, как Манвэ – ветром, но за этим смертельным танцем ролей не помнил настоящего себя. Какая из его ролей – истинная? Та, что он играет на троне в Чертогах, та, кем он становится рядом с близкими? Или, быть может, та, которую он принимает на себя именно в этот час перед рассветом?.. Что для Судьи жалость? Лишь ненужная память о том, чего никогда не случится. Он не помнил, как прежде горечь оседала на его губах от осознания того, что те светлые души, попавшие в его объятия, оказались в плену бесконечных стен. Что для палача тихие мольбы? Раны на исполосованном сердце, которые никогда не заживут. Лишь потому что Намо не может не опустить свой меч, не имеет права. Что для Владыки Мертвых жизнь? Далекое чувство, непонятное и сложное. Для него не существует морских брызгов, сияния солнца и неповторимого запаха весны. Он никогда не узнает о том, горек ли на вкус шоколод и терпкое ли послевкусие у вина. Ему не почувствовать нежного касания, не увидеть своими глазами всех красок. Удел Мандоса – холод и строгость, решительная и твердая поступь, гордая посадка головы и сложенные руки. Что для бессмертного вечность? Долгий срок, величайшее наказание. Иногда, в плену этой жестокой и холодной бесконечности Мандос видит яркий огонек. Но не знает, что тот принадлежит его холодной и скованной льдом душе.