У-лица

Это было так странно. Появление в его жизни человека на пятнадцать лет старше его самого. И, вроде, в отцы не годится, хоть и не воспитывает, но заботится, подсказывает. И для друга слишком взрослый, хотя обсудить с ним можно что угодно – от музыки до спорта, от политики до экологии. Любая тема становится интересной. Лишь бы с ним поговорить. А потом разговоров стало не хватать, точнее не их самих. Стало жалко их прерывать. А порой хотелось просто помолчать. Знаете как бывает? Такое многослойное молчание, разговор душ… Валентин был бы и рад перейти от слов к действиям, но слишком боялся того, что потеряет эти разговоры. Многословные и тихие. Обо всем и не о чем. Он был бы рад, но природная застенчивость и страх быть непонятым, показаться грязным, ненормальным, неправильным перебивал желание рискнуть. Признаться в том, что встречи с соседом, раньше просто соседом, но очень быстро другом, наставником, приятным собеседником и кем-то гораздо больше, стали для него смыслом жизни, моментами счастья, тем, что ему так не хватало, не мог никому. Даже матери. Особенно ей. Ведь не поймет. Отвернется. Скажет, что не так воспитывала. Будет плакать. А ему нет ничего хуже ее слез. Нет больнее. Валя тяжело вздохнул и попытался снова сосредоточиться на задании. Буквы уплывали, не хотели собираться в слова, проникать в сознание. Закрыв учебник, парень прислушался к окружающей тишине своей комнаты. Через дверь просочился свист чайника, мать по-прежнему предпочитала его, а не новый электрический. Спустя две минуты и несколько хлопков закрываемых дверей шкафчиков и холодильника - мало достать только чай, к нему обязательно нужно печенье и сливочное масло, услышал голос матери, зовущей его в кухню. Она не любила пить чай одна, если сын был дома. Поднявшись со стула, Валентин зачем-то бросил взгляд в зеркало. Гладкая поверхность отразила молодого человека – растрепанного, сонного, с русыми волосами и карими глазами. Невзрачный, как подумал обладатель этих волос и глаз. Кто на такого позарится? Точно не Захар – взрослый, высокий, статный, сильный. Ему бы жену подстать, яркую и живую, такую, чтобы родила ему троих детей (почему-то непременно троих) и любила до беспамятства. Так, как он любит. Только ответно. В кухне все было готово. Мама сидела на своем привычном месте у окна и уже делала первые осторожные глоточки из дымящей чашки. - Захарушка сегодня придет? Вот зачем она так? Без ножа режет. Вскрывает как консервную банку. - Не звонил. Действительно звонит реже, говорит, что не хочет мешать готовится к экзаменам. А Валя мается, не знает, верить или нет. Может быть просто наскучило ему их общение. Или появилась кто-то у него... В глазах темнело от этой мысли, кулаки сами сжимались и хотелось бить стены и орать во все горло. Нет. Не может появиться. Не сейчас. Самовнушение выравнивает дыхание. Валя осматривает кухню. Мать задумалась о чем-то, а потом словно кто-то резко выдернул ее из размышлений, принялась мазать печенье маслом. - Хороший он мужчина. Работящий. Ответственный. Тебе пример надо с него брать. Глядишь, тоже чего-то в жизни добьешься. Жаль только, что одиночество его гложет… Одиночество? Нет. Неправда. - Не говори ерунды. Он же с семьей живет. Квартиру отдельную не покупает, чтобы ближе к ним. – Недоуменно. Ведь не может такой человек как Захар быть один. И даже не в семье дело. Сам видел, как на него другие заглядываются. Взять хотя бы тетю Лену – соседку снизу. Только тот будто не замечает. Всегда вежливо, но отстраненно разговаривает. Не свысока, но на расстоянии. - Молод ты еще. Смотришь, а не видишь печали в глазах, тоски затаенной. А они там, на дне самом спрятаны. Не позволяет им выйти мужская гордость. И все же просачивается иногда. Когда думает, что никто не смотрит. А я вижу, подмечаю. Валя не знает, что ответить. Он был бы и рад залезть в голову другому человеку, но не может. Не умеет. Мать задумалась о чем-то снова, а затем внимательно посмотрела на сына. - Ничего ты не замечаешь, Валентинушка, а ведь он не ко мне в гости приходит, и чай может дома попить. Не хуже нашего явно. А мне так боязно, знаешь? Ведь сорвется когда-нибудь. Или он, или ты... Что смотришь на меня такими глазами? Я ведь единственный родной тебе человек. Валя отставляет чашку, руки трясутся, боится, что не удержит. - Мама... Слова застревают в горле, не вытащить щипцами. Он ведь даже и не догадывался о том, что мать все понимает. И при этом не корит. Вот что удивительно. - Я, наверно, виновата перед тобой, без отца рос, не хватало мужской руки, вот и вылилось. Наверно... - Мама! Что ты такое говоришь?! Это же не болезнь, это ведь даже... Мать машет рукой, призывая к тишине. - Знаю я. Знаю. Столько литературы перечитала, чтобы смириться что ли, терпимее стать. Я ведь так внуков хотела, знаешь? А теперь... Но мне твое счастье важнее моих желаний. Буду соседским деткам платишки да штанишки шить, а ты... Пробуй, сынок. Не бойся ошибиться. Ведь не ошибается только тот, кто ничего не делает. А ты не такой. Тебе нужно общение с Захаром, его внимание, поддержка... Был бы на его месте кто другой, отговорила бы, а так... Валя не поднимает взгляда от остывшего чая. Не плачет. Согласна. И видно, что мать себя ломает, а все равно. Валя вскакивает с места и порывисто обнимает женщину. - Спасибо тебе, мамочка. Спасибо. Она гладит его по голове, как в детстве, целует в макушку. - Не могу поверить, что ты так вырос. Любовь уже узнал... - Так ведь безответно все, мам, бессмысленно. Он... Это он. А я - это я. - Глупости все, сынок. Все ерунда, если есть желание. А оно есть, поверь мне. Валя вздыхает, не верит, хочет верить. *** - Захар Тимофеевич, ну что? Разрешилось? Начальник ЧОПа удовлетворенно кивает головой. - Разрешилось. Попили крови моей, но уладилось. На сегодня все. Домой поеду. Захар застегивает пиджак и прощается с сотрудниками. Ему хочется зайти к Вале, но он гасит в себе это желание, помня о том, что ему нужно готовиться к экзаменам. Вот пройдет сессия, тогда... Надоело ходить вокруг да около. Себе долго признавался в чувствах, а ему так вообще. Страшно. Боится потерять то, что есть. Боится увидеть в любимых карих глазах отвращение и презрение. Боится ненависти, прекращения отношений. Слово-то какое. Отношения. Валентин относится к нему как к другу, советнику и не представляет даже, как этот друг остервенело дрочит после каждой их встречи. До боли. Раскладывает в мыслях его по-всякому. Захар садится в машину и трет руками лицо. Устал. И на работе, и притворяться. Не может больше. Смотреть и бояться дотронуться. Болеть и не получать лечения. Сгорать заживо в собственном огне, сдерживаемом, горячем. Устал разговаривать и не иметь возможности сказать главное. То, что просится на язык, готово вырваться из плена. Устал чувствовать одиночество. Даже в доме сестры ходить неприкаянным. И купленная недавно квартира не вызывает ощущения уюта и дома. Пусто там. Холодно. От того и живет до сих пор у сестры, греет его мысль, что Валя рядом. Пусть и через стены. Припарковав автомобиль, Захар входит в парадную и поднимается по лестнице. Проходит мимо нужного этажа, понимает это только когда жмёт звонок на двери квартиры выше. Поздно уже уходить. Дверь открывается. - Привет. Я думал, ты сегодня не заглянешь. Валентин смотрит на него своими чудесными глазами и улыбается. И есть в этой улыбке что-то такое, чего там раньше не было. Обещание. Захар сглатывает и заходит. Запирает дверь. - Сегодня был трудный день. Чаем угостишь? Валя кивает и уже направляется в кухню. - Для тебя всегда найдется чай и сладкое. Последнее слово вызывает ненужные ассоциации. Захар моет руки и проходит в кухню. - Мама уже легла, - отвечает на немой вопрос хозяин, - время уже, - кивает на настенные часы. - Черт! Я и не посмотрел...- гость расстроено трет шею. - А ты чего не спишь? - Готовился, - отвечает Валя, - как раз хотел сделать перерыв... Чай пахнет ароматно и тепло. Захар слушает последние новости, заставляет себя жевать, запивать и вставлять комментарии. Он рассматривает парня, впитывает в себя его образ на еще несколько дней. Знает, что не выдержит без встречи долго. Сорвется. Ноги сами принесут как сегодня. - Ты слушаешь? - А? Да. Очень интересно. - Не думаю, что тебе интересна информация о погоде в Новой Зеландии. - Что? - он вообще перестает соображать. - Я рассказывал тебе о погоде в Новой Зеландии в это время года. Валя улыбается, а Захар стыдливо и чуть обиженно сопит. - Прости. Заработался сегодня. - Это ты меня прости. Понятия не имею, что там за погода сейчас. Захар понимает, что больше не сможет продолжать разговор, сдерживать себя и свои желания. Хочется наказать Валю за его проделку. Впечатать в стену. Накрыть рот поцелуем. А потом... Захар встает, поправляя полы пиджака. - Мне, наверно, пора. Поздно уже. - Никогда не поздно, - преграждает ему путь Валентин. Смотрит неотрывно. Дыхание прерывистое. Глаза блестят. - Ты о чем? - осторожно спрашивает гость, боясь спугнуть появившийся вдруг Огонек надежды. - Об этом, - Валя наклоняется к мужчине, следит за его реакцией, не видит протеста и прикасается губами к его губам. Отстраняется. Краснеет пятнами до шеи. Опускает глаза. Ждет. Захар не верит, что это происходит наяву. Не сон. Касается пальцами своих губ, еще хранящихся тепло. - Валя? Парень вздрагивает, как от удара. Закрывается. - Прости меня. Это больше не повторится. Я обещаю. Только не прекращай наше общение. Я ведь уже не смогу... Захар делает то, о чем грезил долгое время. Выпускает себя. Притягивает парня. Затыкает рот самым действенным способом. Смакует. Исследует. Присваивает. Им перестает хватать дыхания. Приходится отстраниться. Дышат быстро, захватывая воздух большими глотками. Сердца находятся в бешенном ритме. Пульс зашкаливает. У обоих. В унисон.