Мне жарко, Барри

POV Кейтлин Сноу. Знаешь, Барри, Савитар умеет улыбаться, как ты. По-доброму открыто и дружелюбно, отчего на миг кажется, что весь этот мир стоит того, чтобы за него боролись. Когда он улыбается так, я не вижу безобразных ожогов, морщинистой сеткой оплетающих правую сторону лица. Когда он улыбается так, я понимаю, что должна быть готовой к удару, но не могу. Он смотрит твоими глазами, двигается твоими жестами, говорит твоими словами, и я тону, захлебываюсь в пустоте. Он - это ты, Барри, знал? Конечно, нет. Савитару слишком нравится играть в Бога, и снять маску перед тобой означало бы признать себя человеком - тем самым ничтожеством, которым он считает тебя. Знаешь, у Савитара болезненная потребность прикасаться ко мне. Кажется, за то время, что он пробыл в заключении, его тактильные рецепторы обострились до предела, а я так близко... Он любит пугать таким образом, внезапно возникая за спиной и впечатывая моё ледяное тело в себя. Ему бы, наверно, тепла, но ему нравится мгновенная корка льда, что покрывает его руки, когда я пугаюсь, и мучительная отзывчивость, с которой я умираю в его руках. Савитар говорит, что я еще не слишком Киллер Фрост. Что это означает, я хочу спросить, но знаю - ответ мне точно не понравится. Он так улыбается - как ты, Барри, но мой мир наполняется кровью от его фраз, что будто когтями голубовато-стального костюма испещряют шрамами нагую душу. Ему это нравится, а я вдруг смеюсь вместе с ним, принимая его правила. Мне жарко, и Савитар это понимает. Знаешь, Барри, я словно заперта в некой игре, цель которой - не выжить, как обычно бывает в нашей жизни, а не сойти с ума. Не позволить самой себе упасть на дно, хотя я чувствую - нити, держащие мой разум под конролем, истончаются, вытягиваются и лопаются. Некоторые из них Савитар подрезает с особым удовольствием, с нетерпением ожидая меня где-то внизу. Некоторые подрезаю я. И я проигрываю, Барри, с катастрофическим счётом. И, знаешь, мне почти плевать, но какая-то мысль ещё держит меня на плаву. Появись ты здесь, ты бы не понял. Великий и сострадательный Барри Аллен бы умолял объяснить, сказать, что Савитар принуждает меня ко всему тому, что ты, а, значит, и я, никогда бы не совершил, убеждал вернуться домой... Появись ты в тот момент, когда он похитил меня, я бы тебя обняла. А, появись ты сейчас, - убила. Раздавила бы твой череп с хрустом замерзшего хрусталя... Хотя нет, не смогла бы. Пока не смогла, усмехнулся бы на это Савитар, целуя мою руку. Знаешь, я с ним, ведь, мой милый Барри, он - это ты, и я не могу ему противостоять. Хочу, но я так желаю того недозволенного, запертого на краю разрываемого на части сознания. Запретного во всех смыслах. То, что я сокрыла от всех, кроме самой себя. Той части, рисующей ажурные узоры на витринах и пробирающейся в нутро ледяными пальцами с зимней дымкой. Вот только, Барри, не вини себя - у тебя это становится болезненной привычкой. Снова, снова и снова ты прокручиваешь то, что уже прошло, словно в надежде таким образом все исправить. Наверно, это побочный эффект героизма, не знаю... А, может, ты болен, Барри? Как Стрела, Супергерл? Может, вас просто нужно вылечить и избавить от лихорадочной потребность спасать людей вопреки всему? А вина - это попытка трезвого рассудка достучаться до эго? Хоть это и была твоя блажь - цепочка событий, чьей точкой невозврата стал Флэшпойнт, однако в том, что сейчас я не рядом с тобой, а - против, нет твоей вины. Мне просто легче с ним. Прохладнее. Насыщеннее. Я устала. Знаешь, Барри, я устала очень и очень давно. Ещё в те времена, когда в ярости разбивала все фотографии Ронни, чтобы затем окровавленными ладонями собирать взорванное вместе с лабораторией сердце и рыдать над бесследно исчезнувшим телом жениха. Устала от апатии матери, что на похоронах сухо выдавила жалкое "мне жаль" и ушла по-английски, оставив опустошенную дочь среди могил, в одной из которых остывала её душа. А вспомнила она обо мне чересчур поздно, и то, лишь когда я была в слишком глубоком отчаянии и не знала, куда мне идти. Устала от череды бесконечного одиночества, пузырящейся в костях с каждым вздохом в квартире с несбывшимися мечтами, и кошмаров, преследующих во сне и наяву. Устала от мерзкого червя, грызущего не хуже Pygocentrus nattereri* и засевшего слишком крепко в голове, не пропускающего и секунды без упоминания того факта, что я не замечала (или не хотела замечать?) прохладный мрак, мягко обнимающий жар внутри, от ладоней Хантера и его альтер-эго. Или все было наоборот - ты понимаешь, насколько мне это неважно сейчас, Барри? Устала бороться с демонами внутри и в зеркале, когда изморось покрывала ванную комнату, и нереальный, потусторонний, шепот наполнял стены и мои жилы, по которым текла кровь мета-человека с предрасположенностью к убийствам. И, в конечном итоге, я так устала бороться с окрыляюще-болезненной любовью к тебе, Барри Аллен. Знаешь, мне сложно сказать, когда именно пробились ростки особой нежности, которую я начала испытывать к тебе. Стоит признать, прошла целая вечность, что я прожила, каждый день собственноручно приглушая пламя, робко тянувшееся к предмету желания. Кажется, для меня, безумно чувствительной к теплу, это стало пыткой, наполненной слабостью новых чувств и страданий невыраженной души. Я так старалась вырвать эти чувства, заморозить к чертям, что почти не заметила, как осколки, тщетно собираемые мной всю жизнь, вдруг обернулись против меня. И в них отразилось то, кем я могу стать, отпустив бесконечную усталость и борьбу. Ты сказал бы, что я - доктор, и сумела бы вытащить стекло из сердца... и оказался бы прав. Я могла бы, но просыпаться всякий раз с болью, засыпать в мучениях и жить в агонии предопределённости, в которой мне нет места подле тебя - слишком. Просто слишком, Барри, прости. Знаешь, я ведь совсем не такая сильная, как ты думал. Ты не поймёшь, потому что Флэшпойнт подарил тебе Айрис на блюдечке. Ты был так счастлив, воодушевлен и мил, источая радужный свет, что он меня ослеплял. Выжигал руны и пиктограммы, ломал внутренне настолько, что единственное, что мне хотелось больше всего - забиться в далекую, темную и холодную нору, зализывая ожоги третьей и четвёртой степени. А лицемерить, улыбаясь Айрис, становилось все проще, когда кулон на моей груди чудесным образом отключался. Когда Савитар похитил меня, я считала, что он будет меня пытать, и эти мучения показывать тебе, Барри, чтобы не забывал, кто здесь Бог Скорости. Вот только твой двойник оказался намного, в сотни раз изощреннее, чем я могла себе вообразить. Ведь наиболее выверенный удар по тебе нанесут не мои страдания или пытки, а тот факт, что мои волосы посеребрятся белым пеплом. И я буду смотреть тебе в глаза, не испытывая ничего, кроме освобождающего холода. Сейчас я гадаю: мог ли он предположить, что все примет такой исход? Думаю, да, частично. Знал ли он о моей ядовитой любви? Я спросила его однажды, получив в ответ удивленный взгляд, тут же сменившийся улыбкой. Но эта улыбка была другой - жестокой, опасной, греховной. А затем он засмеялся. Прости, Барри, я почти убила свою привязанность к тебе. Я накинулась на него, поцеловала, как тебя тогда, отпуская лёд, скапливающийся где-то под сердцем, на волю. Но тогда ты мне позволил это сделать, а Савитара мой поступок только раззадорил. Знаешь, иногда я его ненавижу. За то, что он - ты, и этим даже так я не могу от тебя избавиться. Ты словно пустил невыносимо длинные корни по моему позвоночнику, и все, что мне остаётся - это совершить подмену, надеясь, что я выдержу и не сломаюсь. Савитар умеет убеждать и ненавидит, когда его зовут Барри. Я тоже, потому что он - это ты, но будто разные стороны одной личности. Будто Джекил и Хайд, сошедшие со страниц. Иногда мне становится слишком жарко, и я срываюсь на нем. Ему словно плевать на холод и чернильные разводы, расплывающиеся под моими прикосновениями, он лишь жадно всматривается в глубину моей ярости и даёт мне свободу выпустить пар. Падать в его тьму мне чересчур нравится. Там так спокойно, Барри, знал бы ты... Знаешь, странно, но, кажется, Савитару я нравлюсь любой. И Кейтлин Сноу, рассыпающейся на куски, и Киллер Фрост, возрождающейся из пепла. Это довольно иронично, учитывая, что я сама впускаю снежную бурю и протягиваю руку своей спасительнице. Как только ей надоест играть в прятки, со едким смехом ускользая из пальцев, мне станет проще. Поймёшь ли ты, Барри, моё желание исправить неисправимое в моей жизни? Конечно, поймёшь. Для тебя это обернулось одной большой ошибкой, тянущей за собой множество других. Поймёшь, но не примешь, так ведь? Но мне жарко, Барри, словно я пылаю в лихорадке. И я хочу остыть. Прости за эту слабость. За то, что хоть так могу находиться рядом с тобой -лишь таким образом. Савитар умеет давить на жизненно важные органы, выпуская сгустки разложения, скопившиеся в грудной клетке. И заполняя пустоты ледянящим душу крионом. Осколки того мира, чистого и опаляющего, уже давно подбирались к моему сердцу, но не могли дотянуться. Ты мешал, хотя тебя рядом и не было. Одним своим присутствием в моих мыслях разрушал малейшее подобие прохладной тени. Ты - тот самый свет, а я ведь так устала покорно позволять себе тлеть под твоими лучами. Так позволь мне помочь самой себе. Чтобы больше никогда не было больно. Отпусти меня. К нему... Мой милый и тошнотворно сладкий Барри.