Записки лучшего друга

Состояние: крайне тяжёлое; на грани комы Ночью я снова рыдал, но от этого легко уснул и утром проснулся на удивление бодрым, хоть и несчастливым. Обычно мне очень тяжело заснуть ночью. Я начинаю мечтать о нём, составлять идеальные сценарии, представлять, как мы живём в небольшой квартире на главной улице как однополая семья с двумя собаками, кошкой и огромной любовью. Если честно, такие мысли даже хуже, чем сексуальные фантазии: как бы там ни было, секс у нас теоретически однажды может случиться, это то, что он может мне дать, а вот любовь — нет. Он никогда не сможет меня полюбить, и от осознания этого хочется вскрыть череп и достать эти чёртовы мечтания у себя из головы. Однако, мечтания — всё ещё не самое ужасное. Самое ужасное — это сны. Прекрасные, восхитительные сны, полные нежности, объятий, его голоса и улыбки. Он такой реальный, я чувствую его кожу, прикасаясь к нему, ощущаю его губы на своих, зарываюсь в его волосы, прижимаю к себе… А потом просыпаюсь. И ничего этого нет. Вот он, лежит рядом, на соседней кровати, но сон никогда не станет реальностью. Я не могу подойти к нему и просто обнять, раствориться в его руках, сказать, как сильно люблю. Мы не вместе и никогда не будем вместе. Когда я осознаю это, жалею, что проснулся. Сегодня не такое утро, я всё уже выплакал ночью. Мне больно, но терпимо. Это глухая боль, и она ещё хуже острой. От неё не хочется рыдать, сползая по стене, не хочется осушить бутылку чего покрепче, а потом разбить о стену, не хочется кричать. От неё ничего уже не хочется. Это сухая, тупая боль, так болят затянувшиеся шрамы. Это боль побеждённого, который уже устал бороться и теперь просто плывёт по течению. Лучше бы мне хотелось выть в истерике и выцарапать Уиксу глаза. Лучше бы мне хотелось чего-то хотеть. — Фак…- сонно пробормотал Бренни, потерев лицо руками.- Жесть, моя светлая голова… Мой котёночек, как бы я хотел сейчас погладить тебя по головке, поцеловать, напоить водичкой, и всё бы прошло. Всё бы прошло, если бы ты меня так же сильно любил. Я хочу только этого, но этого хотеть запрещено, поэтому мне не хочется больше ничего. Мне без него ничего не надо. Я не говорю «кроме него», потому что я не маньяк, который одержим только им одним и ходит за ним по пятам, хотя что-то от этого сталкера во мне есть. Всё же мы полноценные личности, мы живём каждый своей жизнью и наполняем её на свое усмотрение. В моей жизни множество вещей помимо него, и они все становятся в ряд и идеально функционируют, когда он рядом. Он вдохновляет меня, сразу хочется творить, делиться своими идеями с миром, наполнять его смыслом, которым он наполняет меня… Стоит ему исчезнуть, и всё тут же рушится. — Доброе утро, — произнёс я тихо, чтобы не раздражать его громкими звуками, и подал ему стакан воды. Он мило улыбнулся и в два глотка осушил его, после чего рухнул обратно на подушку. — Доброе, — сказал он в ответ, и на душе тут же запели птички, а слова сами начали складываться в стихотворные строки в голове.- Спасибо, чел. Всё снова имеет смысл. — Не за что, — ответил я, поправив волосы, и тут же мысленно отругал себя за нарушение правил. Сам не знаю, к чему эта терапия. Это ведь не путь, ведущий в определённом направлении — это просто хоть какая-то почва, по которой я иду в никуда, чтобы не полететь в бездонную пропасть. — Слава Богу, пятница! — обрадовался Бренни, лучисто улыбнувшись, и я ощутил освежающий прилив сил.- Идёшь на пары сегодня? Может, лучше пропасть?  — Не знаю, — я пожал плечами. Куда он, туда я. — Фак, немка же обещала что-то там дать! — вспомнил Би, схватившись за голову, и страдальчески застонал. — Не переживай, я хорошо подготовился, — успокоил его я, и он снова засиял. Ну что за чудо! Кстати, учёба — это часть терапии. Она отвлекает и мотивирует, хоть оценки никогда не сравнятся с его улыбкой. — Я уже говорил, что обожаю тебя? — спросил он, и я хихикнул, хотя в душе снова разрастается дыра. — Ты вчера сказал, что выйдешь за меня замуж, — напомнил я непонятно зачем, и он немного смутился, улыбнувшись ещё шире.- Даже фату пообещал надеть… — Чел, прости, я был в говно, — оправдался он, и я понимающе закивал, хотя на самом деле я устал вечно слышать опровержения.- Хотя, знаешь что? Такого страха и драйва я даже у кабинета стоматолога не испытывал! — Знаешь эту штуку, когда друзья выходят друг за друга, если не женятся до тридцати? — спросил он, и моё сердце чуть не выпрыгнуло из груди и не пробило стену напротив. Давно хотел ему это предложить, но потом осознал, что это самообман. — Хочешь попробовать? — уточнил я, и он закивал. Я уже готов на всё, включая самообман. Я и так им занимаюсь каждый день, что я теряю? Я иду по дну с кислородом на исходе. Это мои последние вздохи. Пусть я сделаю их полной грудью! Я протянул ему руку, он пожал её, и мы разбили спор. Словами не передать, что я чувствовал, просто взяв его за руку. Лучше я умру от сердечного приступа из-за переизбытка чувств, чем буду долго и мучительно жить, притворяясь лучшим другом. Лучше молниеносно сгореть, чем медленно угаснуть. — Ри, — обратился он ко мне, когда я заливал хлопья молоком.- Поехали сегодня в центр. Вдвоём. Вдвоём. — Почему вдвоём? — выпалил я, едва сумев вовремя остановиться, чтобы не пролить молоко на стол. Мне плевать, куда и зачем, я за ним хоть на край света, но почему именно вдвоём? Да брось, Ри, не тешь себя ложными надеждами — ты просто его самый близкий друг, с которым ему комфортно, но не более… — Не знаю, — он пожал плечами и задрал ногу, став махать ею в воздухе.- Ты против? — Нет, ты чего! — заверил его я, готовый сейчас же признаться ему в любви, а потом стать на одно колено и сделать предложение. Ладно, Ри, успокой себя тем, что у тебя нет кольца.- Поехали. — Супер! — обрадовался он, и мне ещё больше захотелось жить и заражать жизнью окружающих.- Куда ты хочешь? — Не знаю, — я пожал плечами и съел ложку хлопьев.- Думаю, на месте решу. — Окей, я тогда тоже, — сообщил он, и повисла тишина. Я пару секунд водил ложкой по тарелке, набирая и выливая молоко обратно, после чего выдохнул и сел на его кровать. — Бренни, мне это надоело, — выпалил я, встретившись с ним взглядом.- Я люблю тебя, безумно люблю, ещё со школы, я правда мечтаю выйти за тебя и жить вместе до конца жизни, ты представить не можешь, как много для меня значишь! Ты самый прекрасный человечек на планете, я люблю тебя, я готов повторять это каждый день по миллиону раз! Ты моё солнышко, ты самый добрый, самый милый, у меня от тебя всё расцветает внутри… Он с жалостью посмотрел на меня, погладил по коленке и опустил взгляд. — А я тебя не люблю, — он пожал плечами.- Прости, Ри. Ты мне как брат! Я люблю Сару, а с Даллоном я только потому, что хочу забыть её. Я хочу жениться на ней, Ри. Прости, но мы точно не можем быть вместе… — Фак! — я отбросил ложку в сторону и покачал головой. Это больно, зато действенно — больше у меня в голове не будут появляться глупые мысли. Такими теперь будут мои мечтания — реалистичными. Я не буду больше представлять, как после моего признания он плачет от счастья, крепко обнимает меня, целует и предлагает встречаться — это раззадоривает меня, вселяет надежду, мотивирует всё ему рассказать. В этом и заключается терапия — спуститься с небес на землю и посмотреть правде в глаза. Он не любит меня, и никогда не полюбит, каким бы прекрасным другом я ни был, как бы он ни любил меня, как брата. В глубине души я понимаю, что он, скорее всего, всё ещё любит Сару, но боится с ней поговорить. Рано или поздно лёд растает, и они вновь сойдутся, а я потом буду шафером на их свадьбе. Буду считать, сколько секунд продлится их поцелуй, а потом рассказывать смешные истории из нашего детства. Все, включая его, будут над ними смеяться, и я тоже посмеюсь. Я не расскажу только одну историю, о том, как сильно и безответно я его любил, потому что она не смешная. Тогда мне будет уже всё равно — я допью своё шампанское и поеду после церемонии домой, где меня будет ждать пушистый кот и нелюбимый парень. Он спросит меня, почему я такой грустный, а я отвечу, что просто устал. Он будет флиртовать со мной, и мы займёмся жарким сексом, потому что вместо него я снова буду представлять моего, теперь уже женатого, лучшего друга. Я никому об этом не скажу, а себе совру, что я действительно устал и перенервничал. Он заснёт у меня на груди, и я поглажу его по голове, снова представляя себе своего женатого лучшего друга. Я буду жить нормальной человеческой жизнью безо всяких пустых надежд. — Ну всё, готовься к кутежу, в общем, — предупредил меня мой любимый мальчик лучший друг, и я с улыбкой кивнул. Терапия продолжается. хХх — Юху, отсоси у меня, Вегас! — орёт Бренни на всю центральную улицу, подняв руку с бутылкой вина. Он счастливо смеётся, а я снова любуюсь им, переполненный своей тупой нереалистичной безответной любовью. Прохожие оборачиваются на нас, некоторые возмущаются, но большинство заражаются смехом и радостью от маленькой ходячей зажигалочки. Конечно, он такое солнышко, как тут можно не заразиться?! Очень опасный вирус. — Всё, он уже на коленях, — пошутил я, и он широко мне улыбнулся, а потом отпил ещё немного. Передо мной сложная дилемма. С одной стороны, пить нельзя, потому что я утрачу контроль и могу сказать то, что говорить не должен был, а с другой, мне настолько паршиво, что хочется забыться и выпасть из жизни хотя бы на пару часов. — Хэй, зайдём в Уоллмарт? — предложил я. — Нужна бутылочка? — догадался Бренни, закивав. Я смущённо улыбнулся, и мы зашагали в сторону супермаркета.-Такими темпами скоро сопьемся! Я грустно хмыкнул, опустив взгляд. Меня очень беспокоит, что Бренни много пьёт. Более того, он работает барменом, что усугубляет ситуацию. Я боюсь, что это разрушит его тело, и мне больно, что в его душе есть дыры, которые нужно заливать спиртным. Он никогда не жалуется ни на что серьёзнее незачёта или порванной струны, поэтому я могу только гадать, что кроется за сияющей улыбкой. Пусть за ней кроется только ещё большее счастье. — Что возьмёшь, вискарь, винишко, — поинтересовался Бренни, прогуливаясь вдоль стеллажа с алкоголем, — водяру? — Не знаю, такой широкий выбор, — я пожал плечами, захихикав.- Глаза разбегаются… — Ты точно хочешь бухнуть? — уточнил Бренни, и его интонация меня насторожила — он будто пытается меня переубедить. — Ну, не знаю…- пробормотал я, разглядывая блестящие на свету ламп бутылки.- Наверное… О, да, я так хочу набухаться! В хлам, до утраты памяти и рассудка, хочу забыть, кто я и откуда, а самое главное, забыть, что я люблю Бренни и как я его люблю. — Идём? — обратился к нему я, схватив первую попавшуюся бутылку и направившись к кассе. Я не могу находиться с ним рядом. Я не могу смотреть на него, слышать его голос. Я теряю контроль. — О, чел, шоколадки с принцессами! — с улыбкой воскликнул Бренни, захлопав в ладоши. Другие покупатели покосились на него, а некоторые даже тихо засмеялись что неудивительно: взрослый стильный парень с татуировками по всему телу и бутылкой вина на продуктовой ленте радуется розовым шоколадкам с принцессами. Это самый прекрасный парень на свете. — Хочешь шоколадку? — спросил он, положив шоколадки рядом с моим вином, и посмотрел на меня таким добрым, бесхитростным и даже по-детски наивным взглядом, что я еле устоял на ногах, непроизвольно расплывшись в умиленной улыбке. О, Боже, какое же он сокровище, какая лапочка, какая прелесть! Если бы я мог, я бы носил его на руках и обнимал бы каждую секунду, неустанно повторяя, какое он чудо и как миру повезло, что в нём существует такой милый Бренни! Я готов прямо сейчас встать на одно колено, сделать ему предложение, вынести из магазина на руках и впредь до конца жизни оберегать его ото всех невзгод и неприятностей, потому что это чудо не должно с ними сталкиваться! — Хочу, — спокойно ответил я, кротко улыбнувшись, и отвёл взгляд, будто внутри меня не бушует буря, будто сердце не ушло в пятки, будто я просто лучший друг. Да, милый, шоколадки сладкие, но ты гораздо слаще! Ты самый сладкий мальчик на планете, ты моя конфеточка, моя шоколадочка, моя булочка с корицей! — Мам, вот, смотри, я про эту шоколадку говорила! — воскликнула маленькая девочка, проходящая с мамой мимо кассы. Бренни глянул на неё, понял, что речь идёт о нашей шоколадке, и отдал девочке половину сладких палочек в ярких розовых обёртках. — Это тебе Ариэль передала, — сообщил он, и девочка засияла от счастья, а её мама с благодарностью посмотрела на моего Принца.- Сказала, что ты самая умная и сильная принцесса на суше! Я стою с открытым ртом и молюсь, чтобы не заплакать. Сердце, кажется, превратилось в кровавую кашу, а способность дышать исчезла. Он слишком прекрасен. Слишком, слишком прекрасен! Я вяло улыбнулся ему и рванул к двери, чтобы поскорее вдохнуть свежий воздух: может, он не даст мне сойти с ума. Чёрт, вино, почему я взял грёбанное вино с долбанной пробкой, которую нужно будет выковыривать целую вечность?! — Ри, ты чего мучаешься? — мягко, я бы сказал, ласково произнёс Бренни, и я нервно засмеялся. Бренни принял этот смех за признак весёлого настроения и тоже засмеялся, вынув Штопор из кармана.- Дай профессионалу сделать своё дело! Он ловко открыл бутылку за считанные секунды, и я тут же выхватил её у него из рук и сделал большой глоток. Так-то лучше. — Ого, изголодался же ты! — воскликнул Бренни, и я закивал. Разумеется, мне не стало лучше, но эффект плацебо никто не отменял: я пообещал себе, что горький вкус спиртного заглушит мои мысли, значит, чем отчётливее я его ощущаю, тем легче мне становится. Да, я изголодался. По Бренни. — Пойдём? — предложил я, отпив ещё немного. — Куда? — поинтересовался Принц, и его улыбка ножом вошла в грудь. Вино обжигает горло, но я пью, не останавливаясь. — Куда-то, — я пожал плечами, и мы поплелись вверх по улице. Бренни снова щебечет, поедая шоколадки, его карие глазки сверкают, отражая огни ночного Вегаса, он как всегда счастливый, как всегда прекрасный. Я пью, пью, пью, надеясь, что сработает условный рефлекс, и с отвращением к вину придёт отвращение к самому любимому существу во Вселенной. Это как всегда иллюзия и самообман, но я ныряю в него, потому что, упав в пропасть, цепляешься за любой, даже самый короткий, выступ. — И я тогда набил эту татуху, помнишь? — спросил Бренни, указав на внутреннюю сторону локтя. На ней красуется рот с высунутым языком, приставленный к нему нож и надпись «следи за языком». Конечно, помню, мой мальчик, я всё помню! Помню, как ты пошёл к Нику и спонтанно набил понравившийся тебе эскиз, потратив почти всю зарплату. Ты такой спонтанный, и от этого такой живой, такой настоящий, такой искренний! Помню, как первые пару дней тебя мучили неприятные ощущения, и мне так хотелось тебя утешить, обработать тату, поцеловать раскрасневшуюся кожу, а потом нежно прижать тебя к себе и часами гладить по головке, играя с волосами и шепча на ушко, что скоро всё заживёт… — Как думаешь, та девочка из магазина рада? — спросил Бренни, и меня бросило в дрожь, когда мы встретились взглядом. Его глаза режут хлеще заточенных лезвий, сражая своей нежностью и добротой. Больше вина, ещё больше вина… — Сто процентов, — заверил его я и отметил, что язык уже заплетается, а слова не хотят становиться в ряд. Конечно, рада, милый, ты кого угодно сделаешь счастливым! У тебя пять сестричек, для которых ты был, есть и всегда будешь самым лучшим братиком, а однажды ты станешь самым лучшим папой, если захочешь. — Она так мило мне улыбнулась, и, о, боже, эти пухлые щёчки! — умилённо щебечет мой мальчик, а я пьяно ему улыбаюсь, не желая признаваться себе в том, что кровавая каша в груди никуда не исчезла. — Из тебя выйдет заботливый папка, — пробормотал я, спотыкаясь о каждую букву. Бренни рассмеялся и легонько толкнул меня. Знаю, мой сладкий, ты чайлдфри, хоть и обожаешь детей: детство и юность в многодетной семье оставили свой отпечаток, тем более, ты концентрируешься на саморазвитии и самовыражении через таланты, а не через детей. Я полностью разделяю твои взгляды, солнышко, но иногда в порядке бреда представляю, как мы ведём наших близняшек в садик или смотрим мультики, забравшись под одеяло все вместе. Я тут же качаю головой и морщу нос, потому что не представляю нас родителями, и тогда близняшки исчезают, но мы с тобой под одеялком перед экраном с мультиками остаёмся, мои руки, обёрнутые вокруг твоей талии, остаются, твои губки на моей шее остаются, и я ничего не могу с этим поделать… — Ладно-ладно, шучу, — оправдался я, выставив руки перед собой. Бренни дал мне пять и улыбнулся ещё шире, зашагав в сторону пресловутой вегасовской свадебной часовни, куда сломя голову бегут подвыпившие туристы. — Идём глянем, чё там, — предложил Принц, и я поплёлся за ним.- Говорят, там очень крутой бар… За тобой — хоть на край света, малыш! Я бы так хотел проводить с тобой дни напролёт, просыпаться рядом, будить тебя поцелуями, нести в душ на руках, перебирая твои мягкие каштановые пряди. Ты бы повис на мне, как маленькая сонная коала, а я бы прижимал тебя к себе, умиляясь следам от мятой ткани на твоих щёчках. Мы бы готовили завтрак вместе, и наши тосты постоянно подгорали бы, потому что мы отвлекались на поцелуи. Потом мы бы пошли в универ, держась за руки, и болтали бы обо всём и ни о чём по дороге к метро. В вагоне мы бы смущённо оглядывались по сторонам и украдкой смотрели бы друг на друга глазами, полными любви, потом ты накрыл бы мою руку своей, а я бы широко тебе улыбнулся и чмокнул бы тебя в щёчку. К концу маршрута ты бы оказался у меня на коленях, или я бы обхватил твои бёдра ногами, и мы сидели бы в обнимку, не желая выходить на своей станции… — Ри, хэй, ты как будто не со мной…- озадаченно пробормотал Бренни, положив ладошку мне на плечо. Я улыбнулся ему в знак того, что всё в порядке, и он расслабился.- Ого, смотри, говорил же, крутой бар! Потом мы бы пели друг другу песни, или смотрели бы мультики, или бегали бы друг за другом по стадиону около общаги, или сделали бы макияж в виде скелета и пугали бы студентов, снова взявшись за руки, или накурились бы прямо у машины копов, а потом рванули бы оттуда, смеясь, или сели бы на любой автобус и поехали бы неизвестно куда, обнимаясь где-то на заднем сидении, или занялись бы любовью… Я бы был бесконечно счастлив, что бы мы ни делали, и я бы каждый день, каждую секунду делал бы счастливым тебя. — Ну всё, сейчас я осушу здесь всё нахрен! — воскликнул Бренни, и все присутствующие зааплодировали.- За тебя, чел! Сейчас я молодой, пьяный, несчастливый и безумно любящий. Терапия не помогает и вряд ли поможет, я тону в карих глазах и в море собственного отчаяния. Всё моё существо пронизано огромной, гигантской, всепоглощающей гейской любовью, и она уже начала убивать меня изнутри. Это будто нейтральное вещество, которое стало бы панацеей от всех болезней, если бы я выпустил его наружу, но оно заперто внутри, там, глубоко в грудной клетке, поэтому превратилось в ядовитый токсин, разрушающий меня клетка за клеткой. — За вас, девчонки! — прокричал Бренни двум невестам в джинсовых шортах и топах со стразами, и они поцеловались, помахав ему руками. Не буду врать, я представляю нашу свадьбу по сто раз на день, от того момента, как я предлагаю ему руку, сердце и вообще всего себя, до медового месяца. Я рисую в воображении наши костюмы, торт с фигурками двух женихов, Спенсера с лентой шафера и Бесси в качестве нашей общей подружки, церемонию с нежным поцелуем в конце, банкет в ресторане, первую брачную ночь… Мне хочется биться головой об стену от того, насколько это тупо, наивно и до жути больно, но всё продолжаю раз за разом это представлять, как конченый мазохист. — Ри, ты идёшь? — счастливый Бренни улыбается мне, и я улыбаюсь ему в ответ, готовый пойти за ним куда угодно. Не будет этого всего, Райан, не будет, очнись, он тебя не любит, он тебя не любит, он тебя не любит! А я его люблю. Я молодой, пьяный, несчастливый и безумно любящий, и мне уже плевать. Терапия бессмысленна, как и существование без него, токсин скоро меня убьёт. Я даю себе ровно пятьдесят шесть дней до Нового года и право любить моего Принца до последней секунды срока. Новый год сотрёт все нереалистичные фантазии и глупые наивные мечтания, мне больше не надо будет сдерживаться и бояться взболтнуть лишнего. Это потом, а пока у меня есть пятьдесят шесть дней без терапии и битых розовых стёкол. хХх Кто я, где я, какой сейчас год? Где мой Бренни? — Би…- хрипло пробормотал я и поморщился от боли в висках. Бренни слабо улыбнулся мне, и, осмотревшись, я осознал, что мы спим рядом на диване у бара. Бренни…я так люблю тебя, Бренни! — Ты как? — поинтересовался он, протянув мне бутылку воды. Я махнул рукой в знак того, что ему нужнее — пусть пьёт первый и как можно больше. Мой мальчик, у него так гудят виски, ещё и тошнит, наверное! — Жив, цел, орёл, — заверил его я, выдавив из себя улыбку.- А ты? — А я кукушка, — пробормотал Бренни, и мы захихикали, тут же скривившись от резкой боли.- Что было? Я ни черта не помню… — Понятия не имею, — прохрипел я, прикрыв глаза.- Чётко погуляли… — Как мы умеем, — с улыбкой произнёс Бренни, и я кивнул, поправив волосы. Чёрт, даже в таком состоянии я поддаюсь этой дурацкой привычке! — Твою мать, Ри…- ошеломлённо пролепетал Принц, глянув на мою руку. Я пару секунд непонимающе пялился на него, потом перевёл взгляд на свою ладонь, и похмелье как рукой сняло. — Охренеть можно! — воскликнул я, не обратив внимания на боль, пронзавшую лоб и виски.- Я чё, женился?! Улыбка сошла с лица Бренни, и ужас в любимых карих глазках вызвал у меня панику. — Нет, чел…- дрожащим голосом пробормотал Бренни и поднял ладошку с таким же дешёвым кольцом на пальчике.- Ты вышел замуж… Я не кричу от восторга, я не утратил дар речи от шока, я не пытаюсь ничего вспомнить. Я и так помню самое важное: у меня есть пятьдесят шесть дней до Нового Года, который всё сотрёт. Мне не нужно больше ничего вспоминать, потому что я замужем за любовью всей моей жизни, что идеально вписывается в иллюзию счастья, которую я буду хранить до последней секунды пятьдесят шестого дня.