Oh, no, no, I can’t fight it Even when I hate it, I’m still wanna like it
Еще одно движение, и связанное тело под ним перестает вырываться. Гулкий стон, сведенный в выдох, продолжается коротким рычанием. Голос сипит, но решимости не теряет. Взгляд красных очей мчится по обнаженному телу партнера, а руки держатся за соски, не желая отпускать, терять. — Я сопротивляюсь достаточно убедительно? — Фриск наклонил голову вперед, насколько позволяло положение, слегка коснувшись лбом затылка Чары. Голос звучал мягко. Чара буквально лежал на парне, головой опускаясь на грудь, а пальцами стискивая сосочки. Хоть башка и шла кругом, псих держал себя в руках. Ну, или пытался. Чуть ниже пояса хлюпнуло. Член вышел из сжимающегося кольца, отходя в сторону. Капли спермы тяжело падали на пол, образуя лужицу. — Н-ненавижу… Ненавижу! — вырвалось из дрожащих губ. В глазах Чары поплыло. — Спокойней…спокойней, — Фриск подавил нежеланный стон, почувствовав, как ствол вновь ворвался в очко. Он терпел, вот все это. Ну, или пытался. Грубыми движениями Чара вбивался внутрь паренька, глухо крича. Пацифист старался лежать молчком, изредка стеная. Между тем псих рванул вверх, потянув Фриска за собой. Стиснув зубы, тот зажмурился. Он ведь понимал — кричать нельзя. Это раззадорит приступ доминанта еще больше. Психа, доминанта…скорее больного.Call the doc, I must be sick Better get me my medicine
Чара страшно болен — болен обожанием. Обожанием и невозможной ненавистью. Ненавидит за то, что любит. За то, что не может сдерживаться. Ненавидит все это, ненавидит Фриска, но прежде всего — больше всего — он ненавидит себя. За что? За то. За то, что ненавидит. Фриск — и доктор, и лекарство. Он знает все чувства Чары. Он читает его, как открытую книгу. По глазам, переполненными яростью, поблескивающей решимостью. По улыбке сумасшедшего, бегающей по его лицу каждый раз, когда он пытается вырвать свою душу, захлебываясь истерическим смехом, в порыве нового приступа. По красному лицу, плывущему краской каждый раз, когда он подносит к носу цветок, утопая в разрывающем горло кашле. Такая смешная вещь — и наркотик, и аллергия. То же самое Чара может сказать о Фриске — гребанный пацифист — его наркотик. Его лекарство. И Чара всегда употребляет его сверх нормы. Псих потянул за ошейник. Так хорошо доминировать. Утопать. «Болеть». Но Фриск подчиняется не потому, что боится. Что осознает свое положение рядом с маньяком. Нет. Он хочет…помочь. Поддержать. Пережить приступы Чары, как должное. Не в роли жертвы…но в роли друга. — Я достаточно убедительно сопротивляюсь? — звучит в очередной раз. Чара хрипит, устав кричать в изнеможении. — Д-да… Вот так… Дыхание на секунды замирает. Фриск немного щурится, чувствуя, как веревка, плотно обвивающая его запястья, как змея, спадает вниз. Из уст Чары доносится облегченный выдох. — Ненавижу. Ненавижу! — Спокойнее…спокойнее. Легко-легко касаясь освобожденной ладонью плеча парня, Фриск склоняет голову над затылком Чары. Тот…не поднимает глаза. Что-то шепчет…непонятные для Фриска слова. Он улавливает колебание голоса, на секунду умолкшего.I’m so sick I think I might need another prescription
Пацифист старается вести фальшивую игру. Он понимает — это помогает Чаре сдерживать основную часть. Это помогает ему держаться. Он и врач, и лекарство — лекарство от этой ненависти и любви в одном. Он сам назначает препарат и дает справку к употреблению. Вот только Чаре не нужна справка. Он принимает medicine сразу. Снимает симптомы, и до следующего раза. И в следующий раз medicine вновь вынужден спасать своего «пациента».I’m so sick I think i might need another prescription
Фриск для Чары — как наркотик. Чем сильнее его ненавидишь, тем больше обожаешь. Одновременно, он - и врач, и лекарство, и сладостный спасительный яд. И Чара всегда употребляет его сверх нормы.