busan end's

Лестничная клетка двадцать четвертого этажа двадцатипятиэтажного дома. Парень в маске и в капюшоне достает оборудование из сумки и настраивает. — Четвертый на месте, — хрипит он в небольшую рацию и достает снайперскую винтовку. Гладит холодный метал и можно с легкостью заметить, каким восторгом и любовью загораются его глаза. Парень улыбается, чего не видно за маской, и ставит винтовку в нужную позицию, ожидая приказа. — Начать через три, — раздается голос командира в ухе, и он с волнением устраивается поудобнее, заглядывая в прицел. Людей на улице не много, у него не самая лучшая точка на сегодня, но его это все равно будоражит, будто в первый раз. А ведь далеко не в первый, — два… один. Снайпер выбирает цель и целится в шею, после чего стреляет. Но, нет, никакой крови, криков, ужаса в лицах прохожих — ничего из этого. Это не обычная винтовка, а специальная разработка. Бесшумная, почти не оставляющая следов и далеко не для убийств. Ну, почти. Далекий прохожий проводит рукой по шее, поморщившись и идет дальше, ни на что не обращая внимания. — Один есть, командир, — снова в рацию и он уже выбирает следующую жертву. — Солдат Чон, твоя цель на сегодня — не менее трех сотен! Поторопись! — Будет сделано! — голос чуть громче и Чон ухмыляется, подстреливая новую цель. — Двадцать третий, как у тебя? — Сорок семь человек, командир. Чон давится завистью и злостью к этому двадцать третьему. Сквозь похвалы командира пытается справиться с гневом, палит, куда попало, и даже попадает в собаку. Та реагирует хуже и быстрее человека, поэтому сначала скулит от боли, а потом падает замертво, пока ее хозяин в панике не знает, что же предпринять. Парню жаль животное, но он не должен сожалеть об этом. Его родина должна им гордиться! — Солдаты, у нас новая цель. Кое-кто знает больше, чем ему нужно, вы должны сделать все тихо, — вещает командир и у Чона внутри зарождается надежда. Он переплюнет этого двадцать третьего, он станет лучшим! И к черту то, что только что истратил капсулу на какого-то пса, он докажет, что сможет! — Я сделаю это, командир, — он стреляет во всех, кого видит, уже на автомате, любовно оглаживая гладкий ствол оружия и ждет реакции. В ухе начинается какой-то шум, а потом голос командира, который подключился, видимо, именно к нему. — Хосок, мы поручим это дело более опытному солдату, и… — Я справлюсь, командир Чон. — Хосок, ты не готов, ты. — Отец, я справлюсь, позволь мне. Долгая пауза, и Хосок замечает, что у него кончились капсулы. Так быстро? — Я не хочу, чтоб ты пострадал. — Триста двадцать восемь, — шепчет парень и снова тишина. — Что? — Я заразил триста двадцать восемь человек, пап, за 12 минут. Позволь мне. — Наш правитель будет гордиться тобой, сынок, мы станем сверхдержавой! — Я знаю, отец. Скажи мне, кто моя цель и я выполню это задание так же быстро, как выполнил и это. Командир долго молчит, думает, как же ему быть, а потом подключается ко всем своим солдатам. — Это задание выполнит Четвертый. Четвертый, твоя цель — важный человек для мэра этого прогнившего города. Секретарь Ким, он узнал слишком много и продолжает копать. — Будет сделано, командир! Хосок уже собирается отключить рацию, но голос отца останавливает. — Ты должен убить его, солдат Чон, инсценировать несчастный случай… это приказ. Повисает гнетущая тишина и у Хосока дрожат руки. — Т-так точно, командир. Он отключает рацию и складывает все в сумку в какой-то прострации. Он никогда не убивал людей. *** У Юнги в голове мутно и каша. Такая густая и непонятная. Он почти ничего не видит и где-то внутри себя отчаянно борется с полной апатией и странным желанием… плоти. Он почти перестал чувствовать, его системы плохо работают, что очень не хорошо сказывается на организме в целом. Юнги разбит морально. Он не спит уже, сколько? Неделю? Может, больше? Вполне возможно. Мысли затуманены, сам он чувствует себя полностью разбитым и иногда, даже, желает, чтобы это все поскорее кончилось и пулю бы в лоб. Но вот мимо проходит кто-то, и потрясающий запах плоти рождает в нем желание. Есть. Жрать. Разрывать на куски. Ну же, схвати!.. Но его руки крепко связаны, а белая пелена перед глазами обретает очертания силуэта, когда к нему подходит кто-то. В нос ударяет запах свежего мяса, но мертвого. Что-то внутри Юнги хочет свежего, теплого, того, что стоит напротив, того, у которого на шее бьется жилка, и кровь циркулирует по венам так… сладко, а сердце, господи, его стук! Вгрызться бы в него зубами и проглотить за раз. Где-то глубоко внутри Юнги сам себя безумно боится. — На, поешь, а то ты стал слишком бледным. Этот голос Юнги знает. Внутри него теплом жжет, греет и оживляет. Не оставил, не прошел мимо, не испугался. Где-то внутри он ликует и радуется, а снаружи… снаружи хрипит (не вылеченное воспаление легких) что-то, и вгрызается в холодный кусок мяса, что лежит на руках Живого. Юнги чувствует себя лучше. Как ни странно, сырое мясо не вызывает отвращения, даже у того самого Мина, что заперт внутри. Перед глазами начинают играть краски, все тело пульсирует от удовлетворения важнейшей его потребности. Он видит силуэт четче, и это все тот же самый парень, что накормил его на улице. — Твои глаза правда темнеют на время, вау, — восхищенно выдыхает парень, находясь к его лицу очень близко. Блондин вдыхает глубоко его запах и борется с желанием податься вперед и впиться в его шею зубами. — Не… еда, — свистящий шепот и это он себе говорит, никак не парню, пытаясь успокоиться. — Правильно, Юнги-я, я не еда, — парнишка улыбается, потянувшись к его волосам, но останавливает руку на полпути, просто засматриваясь. — Ты красивый, — задумчиво выдает он, и Юнги чувствует смятение и тепло где-то там, когда пальцы почти невесомо касаются его щеки. — Пойдем домой. — Последнее, что видит Мин — теплую улыбку и доверчивый взгляд, а потом его взгляд снова мутнеет, а разум отключается, и, почему-то, блондину кажется, что теперь ему будет намного сложнее выныривать из этого забытья. *** Чимин крепко держит в руках обе ладони Юнги и смотрит пристально в глаза. Пытается словить взгляд, но восставший не реагирует ни на что, но парень напряжен. Пак вздыхает и натягивает на блондина свою толстовку, надевая капюшон и надвигая его так сильно, что почти скрывает переносицу. — Только веди себя тихо, пожалуйста, — шепотом говорит Чимин, ведь Джин еще спит — на часах шесть пятнадцать утра. Комендантский час окончен, люди собираются и идут на работу, и это, кажется Чимину, идеальный вариант — затеряться в толпе и спокойно дойти до дома, чтобы там… чтобы там, черт возьми, что? Пак не имеет понятия. Ему просто не хочется отпускать Юнги и оставлять его одного, ведь он почти докопался до сути, почти понял, почти… — И веди себя естественно, пожалуйста, если нас поймают — нам обоим крышка. Ты же слышишь меня, понимаешь? — Чимин снова всматривается в его глаза и, возможно, ему просто кажется, но в глазах напротив он видит понимание. Он верит Юнги. На улицах редкие прохожие и затеряться особо не получается. Чимин ведет Юнги под руку медленно, для спешащего на работу человека, и вполне себе, для просто гуляющих друзей. Пак дышит размеренно, прислушиваясь к каждому звуку вокруг, пытаясь определить, слышно ли сквозь шум дорог и просыпающегося города хрипы и рычание Юнги. Мин напрягается еще сильнее, чем перед выходом, парень видит, как резко вздымается грудь Юнги от тяжелых вздохов, своей хваткой на его запястье чувствует, как у восставшего долбит пульс, и догадывается, что это от огромного количества запахов. Людских запахов. Плоти и крови. Чимину удивительно, как блондин держится и очень благодарен ему за все сейчас. Спокойно выдохнуть он может только в подъезде, прислоняясь к стене и стискивая запястье Юнги просто мертвой хваткой. — Ты молодец, хён, ты огромный молодец… Чимин стягивает с Юнги капюшон и пугается его глаз. Совсем мутный взгляд, не видно ничего, просто молочная пелена, а самого парня трясет мелкой дрожью, и дышит он через раз, явно еле сдерживаясь, чтобы не… — Черт, нет, хён, пожалуйста, подожди еще чуть-чуть, дома я дам тебе еду, я… — парень не успевает договорить, вскрикнув от неожиданности. Юнги, издав гортанный рык, прижимает Пака к стене и уже целится зубами в шею, даже несильно сжимает челюсть на коже, что Чимин уже начинает прощаться с жизнью, но тяжесть чужого тела пропадает, и брюнет, открыв глаза, пугается еще больше, не обнаружив Юнги напротив него. Ей богу, лучше бы убил, чем их обнаружат, или чем… Чимин находит Юнги у противоположной стены, забившегося в угол. Мин сжимает себя руками очень крепко, и прячет нос на своем же плече. Лишь бы запах не чувствовать. Лишь бы Чимина не чувствовать. Не хотеть его настолько. Настолько сильно… сожрать. — Хён, п…пойдем. Пойдем, пожалуйста… И, черт, опять этот парень прямо перед его лицом, Юнги косится на него, туда, где, как он думает, этот парень находится, а думает он правильно, и боится оторваться от своего плеча. Боится потерять контроль, потерять себя окончательно, но… Идет. Вперед, к лифту и, возможно, к своему спасению.