Образ в небе

Солнце медленно, но верно достигало своего зенита. День прощался с ночью, поднимая свои светлые могучие руки над землей и заставляя землю проснуться. Птицы, плавно перелетая с одних крыш зданий на другие, становились похожими на необыкновенные узоры. Где-то ещё поблескивали блики фонарей, хотя в них уже не было необходимости, так как нежное утро почти полностью накрыло город мягким одеялом. За тонким стеклом окна не было ни единой души, а на залитом солнцем песке и намека на человеческие следы. Теплые и ещё только рожденные новым днем лучи неяркого светила стали отражаться на красивом непривычно грустном лице. Обычно в такие моменты он, подобно свету, заливал окружающее пространство пением, не останавливался, пока не чувствовал, что в горле предательски запершило, а голосовые связки начинали надрываться. Но сейчас что-то мешало ему творить эту самую сказку для слуха, как будто он, будучи волшебником и мастером своего дела, потерял всякий смысл создавать и радовать. А может, просто что-то смогло оторвать его от земли, заставить с глухим треском уронить душу… Сейчас это привычное с рождения место напоминало ему чем-то улицы Парижа… Вон там птицы, исполняя свой элегантный танец, примостились на песок и, сбившийся в кучку, стали искать хоть малейший намек на пищу; где-то, по ощущениям совсем недалеко, но однако дальше, чем можно представить, солнце медленно и с пока едва заметной улыбкой поднималось, при этом обдавая легким призрачным жаром. Даже воздух как в Париже, какой-то цветочный, с нотками примеси романтики и пока ещё нераскрытых тайн. Брюно никогда бы не стал сравнивать Квебек и Париж. Для него это были два абсолютно разных города, с разными людьми, природой, зданиями. Он никогда бы не сказал, какой город лучше, а какой хуже, для него эти города были такими разными, но до потери памяти любимыми. Однако сейчас именно Париж пришел на ум и засел в голове, похоже, на длительное время. Из-за чего-то мужчина скучал по Парижу, хотел опять ходить голыми ногами по раскаленному асфальту, слышать крик детей, признания в любви счастливых парочек. Увидеть старых коллег, фанатов, выступить с любимыми песнями, да и просто порадоваться от души. Брюно посмотрел на небо. Густые, но в одно и то же время воздушные облака переливались от красных оттенков до оранжевых и розовых. Они просто плыли, не зная забот, не ставя целей, даже толком не понимая, куда же все-таки держат путь. Возможно, это была Франция, где Пельтье обычно выступал. Сузив глаза, как обычно любил это делать, он увидел такое родное и любимое лицо, нежное, но в то же время утонченное и волевое. Пару раз поморгав, видение исчезло, растворилось вместе с уже не так хорошо видным одним из облаков. Обладатель золотого голоса Канады вздрогнул, почувствовав у себя на плече чью-то невесомую руку. - Ты всю ночь не спал? – спросила Изабель, сочувственно смотря на супруга. Он вздохнул. Каково это, врать жене, которую даже не любишь? - Что-то случилось? А что могло случиться? Всё как обычно… исполнитель надевает маску, отдает людям свой подаренный Богом талант, получает что-то взамен, но не то, что хочет. - Не спалось, - нахмурился он, смотря лишь на одну точку – небо с копнами облаков. - Знаешь, - девушка присела рядом, - Несмотря на то, что ты прелестно сыграл Гренгуара, да и актерское мастерство у тебя блещет через край, я ещё могу отличить, когда ты говоришь правду, а когда что-то таишь и это больше похоже на ложь. А есть ли сейчас правда в её речах? Или это неосознанная ложь и она его вовсе не знает? - Завтра я улетаю в Париж. У меня там есть дела, да и пару концертов надо дать. - Дела, о которых я не знаю? – усмехнулась Изабель. - Об этих самых «делах» ты сейчас узнала первой, - монотонно ответил Брюно. - Ладно, извини, если что не так, - отвернулась девушка. - Ты поедешь? - Нет, извини. Нет ни сил, ни желания. Тем более, я уже привыкла как-то… У меня лишь один вопрос: когда же ждать твоего прибытия? - Конкретно не знаю, но думаю, что больше трех дней это не займет. *** Аэропорт. Множество людей с недовольными, уставшими лицами носятся от одного угла к другому, о чем-то голосят, толкают друг друга. Самолеты взлетают, приземляются, терпят крушение из-за неопытных и иногда даже пьяных пилотов. Чужие жизни угасают, новые не рождаются, судьба преподносит свои подарки. Выйдя на улицу, появилось чувство, как будто тебя уносит от обыкновенных деньков куда-то далеко, а душа уже находилась в выси. Такое безмятежное и вместе с тем эйфорическое чувство. Сегодня мужчина решил заказать обычное такси без всяких роскошей, от которых уже голова идет кругом. За окном проносились то одноэтажные домики, то высокие здания. Множество деревьев, которые как будто приветствовали певца, покачивались от малейшего дуновения ветерка. Если хоть немного приоткрыть окно машины, то в легкие обязательно ударит парижская прохлада… «Этот воздух…» Необыкновенный. Дурманящий, теплый и родной. «Прямо как она…» Всё тот же образ в голове, который находил, вживался, диктуя свои правила и не отпускал. Характерный лязг тормозов нарушил всю идиллию и мечтания, которые так тяжело и долго создавались. Выйдя из такси и ступая на твердую почву, одолевало странное головокружение, ноги подкашивались и не хотели идти. Брюно не падал только из-за собственной силы воли. Вроде бы, прошли всего два года с премьеры мюзикла «Notre Dame de Paris», но столько всего произошло, что в голове время переворачивалось, и складывалось ощущение, что прошли столетия. «А вот и аквариум…» Кажется, Дворец Конгрессов совсем не изменился, его не взяло даже время, хоть и маленькое, но все же время. Всё то же величие и уважение, которое внушало это огромное здание; тот же разительный наклонный фасад оригинальной архитектурной формы; все то же небо, как-то внимательно и уважительно смотрящее со своей высоты на великолепное здание, одно из гордынь Парижа. Даже машины, как будто рядовые солдаты, стояли все в том же строю, в том же порядке. А внутри… если зайти внутрь, то уже не нельзя будет дышать, лишь изумленно задерживать дыхание, видя всю красоту и изящество, что вобрало в себя это здание. Вот и Брюно не мог, потоки ностальгии отдавали импульсами в каждой клеточке тела, заставляя невольно дрожать. Мужчина быстрым шагом побрел неизвестно куда, стараясь не оглядываться и вообще не поднимать взор истерзанных глаз на окружающее пространство «аквариума». Было ли это из-за того, что смотря на эту громаду, он мог просто сойти с ума, или же лишь хотел поскорее увидеть ту, которая снилась ему короткими бессонными ночами и которая виделась ему в прекрасном небе. Интересно, что же было бы с ним, увидь он сам Собор Парижской Богоматери? Давно бы сбросил коньки или просто упал в обморок? Сейчас его поведение и мысли были на самом деле похожи на образ Гренгуара. Этот характер романтика, это шуточное, веселое поведение, даже изогнутые в немой насмешке брови. Остается только нанести грим и одеться в тряпье поэта и - вуаля, опять можно выступать на сцене, протяжно петь «Les temps des cathédrales» и «Lune». Вот только… премьера бывает всего один раз, остальное время – это просто концерты и вырезки из мюзикла. Осталось всего несколько шагов до зала, в котором должна встретиться вся труппа мюзикла. С каждым новым шагом сердце билось все быстрее и быстрее, норовясь в любой момент выпрыгнуть из груди. Оно становилось сумасшедшим, шалым… Оно просто выло от тоски… А душа… она в любой момент могла пасть ниц. Ещё один шаг и шесть пар заинтересованных глаз уставились на пришедшего мужчину, словно на пришельца, упавшего с неба. Но среди всех этих глаз он увидел только одни. Карие сверкающие глаза, вроде бы темные, но иногда отливавшие золотом. - Брюно, ты опоздал, - как всегда не мог не вставить свое слово Гару. - Пробки, - просто ответил он с улыбкой, еле как пряча взгляд от карих глаз. - Типичный ответ для типичного Брюно, - усмехнулся Патрик. Вроде бы прошло два года, но даже они не изменились. Всё тот же Даниэль с добрыми глазами и не менее добрым, красивым лицом. Всё тот же Патрик все с той же щетиной и кошачьим выражением лица. Гару, с огромными и смешными ушами и веселым характером. Малышка Жюли с детскими наивными глазенками и милыми светлыми кудряшками. Люк, в одно время простодушный, но с каким-то хитрым выражением лица, свойственным Клопену. Все та же красавица Элен, которая и была причиной многих запутавшихся мыслей Брюно. Вот только, знает ли она об этом? И даже если знает, то, что с того? Ничего. Он для неё был только кумиром, возможно, ей нравился его прелестный голос, внешность, песни… Но он для неё всего лишь кумир. Не больше, не меньше. Предмет восхищения, больше ничего. А ведь это был все тот же вечер. Труппа распевала все те же песни, она восхищалась все тем же человеком, но думала совершенно о другом… А он. А он пытался разобраться все в тех же запутавшихся мыслях. А в небе его встречал все тот же образ.