Секач

      Стою у ажурной ограды и не могу двинуться с места: ни зайти, ни уйти не получается. Зачем я вообще попросила дядюшку Отто высадить меня здесь? Нужно было ехать прямиком к областному управлению, но я зачем-то решила взглянуть на академию.       Вот теперь стою перед ней, смотрю на высокое, праздничное здание, украшенное лепниной и скульптурами, смотрю на пёструю толпу студентов, что высыпает из широких дверей. Смотрю и завидую. Это пакостное чувство кошкой вцепилось в душу и не отодрать, не разжать кривых когтей.       Я должна быть там. Вон там — на лестнице, спускаться вместе со всеми, идти по аллее, болтать с однокурсниками и не знать ничего о секачах и тварях. Не знать!       Но из-за случайности, из-за нелепости, из-за придури одной магички, я теперь стою здесь, за оградой своей мечты, и просто смотрю на неё. Смотреть — это всё, что мне осталось.       Хочется разреветься. Тупо, постыдно разреветься. Но я стискиваю зубы и загоняю это желание назад, глубоко-глубоко.       Всё? Насмотрелась? Теперь пошла отсюда! — стегаю сама себя немым приказом, разворачиваюсь на пятках и иду.       Передо мной раскрывается центральный бульвар с ещё работающими аттракционами и бьющим вполсилы фонтаном, но мне всё это не интересно. Я на деревянных ногах двигаюсь к областному управлению министерства безопасности, и солидное трёхэтажное здание с помпезной мраморной отделкой и сияющим гербом приближается с каждым шагом. Интересно, а как я туда пройду? Меня вообще пустят? Я соплячка, а тут все такие серьёзные. Вот охранник в будке у ворот очень выразительно смотрит, ждёт чего-то. Наверное, документы ждёт. Хорошо, что они у меня с собой.       — К кому? — спрашивает охранник, изучая паспорт.       — К секачу, к Хелме Флечер, — чётко отвечаю я.       — По какому вопросу?       — По вопросу проведения защитного контура вокруг жилого дома, — вру я.       Зачем вру — непонятно. Хотя нет, понятно. Не хочу распинаться перед охраной и объяснять истинную причину.       — Пройдите под арку.       Замираю под ажурной конструкцией, и магические лучи невесомо скользят по мне, выискивая какие-нибудь запрещённые амулеты. Но на мне даже разрешённых нет. Амулет у меня только один — это моя коса. Мама рассказала, что, когда она впервые увидела меня после нападения твари, то я лежала вся бледная, как неживая, и мёртвой хваткой сжимала свою косу. Поначалу её даже вынуть не могли, так сильно стискивала. Потом правда врачи смогли разжать пальцы, но мама не выбросила косу, не стала забирать, а оставила рядом со мной, как талисман. И сейчас он со мной, лежит в поясной сумке. Зачем туда положила? Сама, если честно, не знаю.       Арка загорается нежно-зелёным светом, и охранник меня отпускает. Точно такую же процедуру прохожу ещё раз уже на входе в здание. На сей раз лучи просвечивают намного тщательнее, как будто бы у меня вот внезапно могли появиться амулеты или ещё что-нибудь. После двух минут стояния меня всё же отпускают, и я топаю к справочной. Благо, она тут есть. Понятия не имею о чём спрашивать и что просить, но раз уж дошла досюда, то нужно идти дальше.       Подхожу к справочному столу, за которым сидит немного растрёпанная дамочка лет тридцати с лишним, дожидаюсь, когда она договорит с полноватым мужчиной в мундире и очень вежливо здороваюсь. Дамочка поднимает на меня глаза, оценивает пару секунд, а потом просит немного подождать и куда-то убегает. Я стою и терпеливо жду. Мне не по себе, я чувствую себя не в своей тарелке, и все эти важные люди, что то и дело проходят мимо, и их косые взгляды нисколечко не добавляют уверенности. Хочется развернуться и уйти, но я жду. Глупо уходить, проделав такой путь.       Минут через десять дамочка — «Ж. Ройсс», как написано на табличке, — наконец, возвращается и садится что-то писать.       — Здравствуйте, — снова здороваюсь я.       Дамочка и ухом не ведёт.       Прикольно. Я тут типа стенки, что ли?       — Здравствуйте! — уже почти ору я и опираюсь на стол. — Мне нужна ваша помощь.       И когда Ройсс удивлённо отрывается от своих бумажек, продолжаю:       — Меня зовут Эрика Шторм, я из Ротбурга. Пять месяцев назад я стала жертвой твари. Хелма Флечер спасла меня. Она говорила, чтобы я подошла к...       — Флечер... понятно, — бормочет госпожа Ройсс и протягивает мне журнал записей. — Запишитесь на приём к её секретарю. Приёмный день среда, свободное время есть через три недели.       Буркнув это, Ройсс переключается на только что подошедшую женщину в погонах, очень мило с ней общается. Я стою, смотрю на журнал и понимаю, что начинаю свирепеть.       Приёмный день у секретаря через три недели? Они издеваются, что ли, бюрократы тварные! Да я ж просто пошлю их со всем секачеством тройным загибом в Заброшенные земли и пусть потом хоть заприглашаются в свой задрипанный институт — слать буду лесом.       — Извините, — вклиниваюсь я в разговор и снова налегаю на стол. — Здравствуйте ещё раз. Я — Эрика Шторм из Ротбурга. Пять месяцев назад я столкнулась с тварью и все эти пять месяцев провалялась в коме. Пришла в себя неделю назад, и господин Брайен Олдвуд — зам начальника управления проф подготовки секачей — сообщил мне, что я инициированный секач, — со стуком кладу на стол письмо. — А ещё он сказал связаться с Хелмой Флечер. И если вы, госпожа Ж. Ройсс, не поможете мне сейчас, то я пошлю секачей ко всем тварям, потому что мне оно вообще никуда не упёрлось!       Госпожа Ройсс хлопает на меня глазищами, дама в погонах недоумённо косится, да и вообще окружающие немного прифигели от такого выступления. Оно однозначно произвело эффект. Только, боюсь, меня сейчас турнут отсюда. Вон и охранники зашевелились.       А и фиг бы с ними. Турнут так турнут. Не очень-то и хотелось связываться с этой секаческой байдой, и уж в бюрократические игры точно играть не хочу.       — Шторм? — выкрикивает долговязый парень в сером костюме. — Вы сказали — Шторм?       Парень за пару секунд пересекает холл и останавливается возле меня.       — Вы Эрика Шторм? — спрашивает он.       Я растерянно киваю, а он уже трясёт мою руку и возбуждённо продолжает:       — Как здорово, что вы приехали сами, и какая удача, что мы с вами не разминулись! Я Кевин Уоллес — помощник секретаря госпожи Флечер. Пойдёмте-пойдёмте!       Говоря всё это, парень берёт меня под руку и шустро ведёт к лестнице, а потом наверх.       — Сегодня утром мы получили сообщение, что вас выписали из больницы, и я собирался наведаться к вам, как раз направлялся к мобилю, а тут вы сами приехали! Это просто замечательно!       Да уж, замечательнее некуда. То есть они бы и так приехали за мной, а я тут, значит, жизнь им облегчила, сама припёрлась. Дура инициативная.       — Госпожа Флечер сегодня на дежурстве, так что у вас есть реальный шанс её увидеть, — радостно сообщает Уоллес и заводит меня в кабинет.       Кабинет как кабинет. Небольшой такой и, в общем-то, уютненький. Широкие полки, заставленные папками, карты, какие-то диаграммы на стенах, дверь в другой кабинет и два стола, за одним из которых сидит низенькая полноватая женщина и что-то пишет. Это она, что ли, секач?       — Госпожа Кац, угадайте, кого я привёл! — кричит Уоллес.       Женщина поднимает голову, смотрит на меня сквозь стёкла очков, затем обращает взгляд на Уоллеса.       — Кевин, некогда мне в твои угадайки играть, — строго говорит она. — На мне ещё отчёт за прошлый месяц висит. Так что, если твоя гостья не дочка президента, то порядок ты знаешь.       — Это лучше, чем дочка президента!       О как. Я лучше дочки президента. Однако.       Смущённо здороваюсь с госпожой Кац, а она, прищурив глаза, внимательно смотрит на меня, потом рыскает что-то на столе, вглядывается, а затем снова поднимает на меня глаза.       — Эрика Шторм? — удивлённо спрашивает она. — Я не ошибаюсь?       Киваю, а Уоллес радостно кричит:       — Она самая!       — Но ты же только собирался ехать... Когда успел?       — Она сама приехала! Сама! Представляете? Никогда такого ответственного секача не видел.       Так я теперь ещё и «ответственный секач»? Убиться с тумбочки.       — Да уж, редкое качество, — улыбается госпожа Кац. — Обычно секачи по первости открещиваются от всего этого и даже, бывает, убегают, пытаются скрыться, а тут такая ответственность! Завидное качество.       Я не успеваю возразить и объяснить, что никакая это не ответственность, а дурость моя, потому что полноватая и с виду неуклюжая госпожа Кац грациозно и очень быстро усаживает меня в кресло, вручает чашку с медвежонком, подсовывает поднос с печеньем и даже уже наливает чай. Как она всё это умудрилась проделать так, что я не заметила, не понимаю. Наверное, это особая магия секретарей.       — Я Ида Кац, — говорит она, усаживаясь напротив, — секретарь госпожи Флечер. Сама госпожа Флечер сейчас на оперативном задании, но скоро должна вернуться. Так что подождите её. И если есть какие-то вопросы, на которые я могу ответить, смело задавайте.       И не дав мне и рта раскрыть, продолжает сама:       — Всё же как здорово встретить такого юного и такого обязательного секача. И к тому же в нашем регионе! Это большая удача. Вы простите мне мою радость, просто действительно редко секач, только что прошедший инициацию, не прячется, не убегает, а принимает своё звание и большую ответственность. И я очень-очень надеюсь, что, спустя три года, вас распределят к нам...       Я слушаю, как госпожа Кац разливается соловьём, и мне хочется немножечко провалиться сквозь землю, потому что я ведь тоже всерьёз думала над тем, а не сбежать ли мне от секачества куда подальше. Значит, не одна я такая. Значит, большинство, если не все, кто становился секачами, переживали тоже самое, что и я. Ведь не может человек обрадоваться тому, что ему теперь всю жизнь придётся тварей косить. Нет, есть, наверное, и такие, кто обрадуется, но их единицы. И почему я только сейчас это поняла? Ведь целую неделю над этим размышляла. Тормоз несчастный. Ну и какой из меня к тварям секач?       — Может, у вас есть какие-нибудь вопросы? — спрашивает госпожа Кац. — Наверняка же есть. Я хоть и не секач, но в курсе многих тонкостей, так что спрашивайте, спрашивайте, дорогая Эрика.       Я киваю и пытаюсь собрать мысли в кучу. Вопросов у меня, разумеется, уйма, но что-то они все разбежались, рассыпались шариками в голове и не собираются никак. Самым первым делом я хотела выяснить про инициацию. Я до сих пор не верю, что она на самом деле произошла, и приехала сюда убедиться в своей правоте. Но все эти люди ни капли не сомневаются в том, что я стала секачом, и как-то глупо спрашивать у них, а точно ли я секач и не могло ли произойти ошибки. Глупо, но если не спрошу, будет ещё глупее.       Я отхлёбываю чай, шумно выдыхаю и ставлю кружку на стол.       — А скажите, — начинаю я, — не могло ли произойти ошибки? Ну в смысле, кто-то же определил, что я... м-м... инициирована. Не мог ли он ошибиться?       Улыбка госпожи Кац становится сочувственно-понимающей. Она вздыхает и тепло продолжает:       — Нет, Эрика, ошибки быть не может. То, что вы прошли инициацию, определила сама госпожа Флечер, а секача в этом невозможно обмануть. Они не ошибаются.       Не ошибаются... Значит, точка. Значит, всё. Не отвертеться.       Хотя вопросов по-прежнему море, не знаю, о чём говорить, о чём спрашивать. Мысли путаются. Чтобы как-то оправдать паузу, шарю глазами по столу. Так натыкаюсь на рассыпавшуюся стопку фламоскриптов, на которых запечатлён обгоревший труп: чёрное, обуглившееся тело, по которому красными, светящимися прожилками идёт причудливый узор. Снизу написаны координаты и дата. Тот самый день, когда на меня напала тварь. Значит это — та самая девица, что разрушила защитный контур? Жуткая смерть. Но девицу мне всё равно не жаль.       Отвожу взгляд, беру кружку обеими руками и тут слышу в коридоре быстрые шаги. Дверь распахивается, и в кабинет врывается высокая, поджарая женщина, затянутая в чёрную форму.       — Ида, кофе! Живо! — кричит она.       Промчавшись вихрем, женщина скрывается за второй дверью. Госпожа Кац и Уоллес подрываются и начинают хлопотать, а я робко заглядываю в соседний кабинет.       Хелма Флечер — а в этом нет никаких сомнений, — сбросив куртку прямо на пол, падает в большое чёрное кресло.       — Я сегодня умру... — стонет она.       — Не умрёте, вам нельзя. Вот кофе с бальзамом, взбодритесь, — тараторит госпожа Кац, ставя на стол поднос с ароматным кофе и принимаясь массировать госпоже Флечер плечи.       — Девять, Ида. Девять случаев за тридцать часов! У этих тварей что, сезонное обострение? Когда уже закончится эта адова смена?       Хелма Флечер делает несколько глотков из кружки и опускает её на стол.       — На меня уже и магические стимуляторы не действуют. Я полностью выжата. Мне нужен сон. Нормальный человеческий сон! А впереди ещё целых восемнадцать часов...       — Будем надеяться, что за эти восемнадцать часов ничего больше не случится, — успокаивает госпожа Кац, продолжая массаж. — В любом случае можно связаться с господином Парсоном.       — Парсон? — усмехается Хелма Флечер. — Чтобы он да в свой личный выходной попёрся на работу? Такого не случится, даже если разом рухнут все охранные контуры и твари массово ворвутся в города.       — Ну... здесь вы преувеличиваете, — возражает Ида Кац. — Господин Парсон, конечно, не образчик отзывчивости, но не до такой же степени...       Девять случаев за тридцать часов... Это что же, значит, и мне такое предстоит? И я точно так же буду срываться по первому сигналу и гнать фиг знает куда, за тысячи километров, чтобы уничтожить тварь? И в мороз, и в ночь, и в выходной — всем всё равно, ноги в руки и беги. А интересно, отпуска у секачей вообще бывают? Сколько их тут работает? Госпожа Флечер, Парсон и? Кто ещё? Больше фамилий не прозвучало, выходит, двое? Двое?       Это же убиться можно!       — У меня хорошие новости, — продолжает меж тем Ида Кац. — Помните неделю назад я говорила, что та девочка, Эрика Шторм очнулась?..       — Так это она там сидит? — перебивает Флечер. — То-то я смотрю лицо знакомое... Эрика, заходи сюда, не стесняйся! — кричит она уже мне.       И я, здороваясь, вхожу в кабинет секача.       Он меньше, чем секретарский, в нём почти нет стеллажей с документами, а вместо графиков на стенах висят карты. Особо в глаза бросается одна — карта нашей области в мельчайших подробностях, которая занимает всю стену. Перед ней сидит Хелма Флечер и разглядывает меня, а я разглядываю её.       На вид ей лет пятьдесят, может, чуть меньше. Смуглая сухая кожа покрыта тонкими морщинками, а кое-где и шрамами, под глазами залегли непроходящие синяки, но сами глаза невероятно живые и цепкие. Хелма Флечер расплывается в улыбке.       — Рада видеть тебя среди живых, девочка, — говорит она. — Проходи, садись. Кофе будешь?       — Спасибо, — присаживаюсь я на неизвестно откуда взявшийся стул. — У меня тут чай...       — К тварям чай! Ида, сваргань кофейку.       У меня из рук тут же исчезает кружка с чаем и медвежонком и через несколько секунд появляется другая — с кофе и оленем.       — Спасибо вам огромное, госпожа Флечер, что спасли нас тогда... — бормочу я.       А она машет рукой.       — Да пожалуйста, не стоит благодарностей. И если уж начистоту, то тебя они должны благодарить. Если бы не ты, я бы не успела спасти всех. Тот пацан точно бы умер.       «Тот пацан»? Это она о Дине? Но... Каким образом я-то ей помогла? Чем?       — Меня благодарить? — переспрашиваю я. — А что я такого сделала?       — Что сделала?       Госпожа Флечер почему-то смеётся. Потом резко обрывает смех и внимательно смотрит на меня.       — Ну да, ты, наверное, и не поняла ничего. Каким-то образом тебе удалось остановить тварь, заставить её замереть. На считанные минуты, но... в нашем деле минуты порой решают всё. А иногда и вовсе секунды.       Остановить? Я смогла её остановить? Ничего не помню.       — Ты смогла её остановить, — говорит Флечер. — А потом ещё смогла вернуться после пяти месяцев зависания. Это небывалый случай. Скажи, ты что-нибудь помнишь?       Я-то помню всё отлично, но вот описать это будет сложно, потому что бредом попахивает. Но Флечер ждёт, и я киваю.       — Тьму, — бормочу. — Она была плотная.       — Тебе, наверное, было страшно? — спрашивает она.       — Нет, — мотаю головой. — Страшно не было. Скорее странно. А страшно... ну... разве что в самом начале и совсем чуть-чуть.       Госпожа Флечер удивлённо смотрит на меня и что-то бормочет.       — Расскажи, пожалуйста, всё, что помнишь, — просит она.       Я хмурюсь и отхлёбываю горячий кофе, пытаясь сосредоточиться.       — Ну... сначала я просто висела в темноте, пыталась понять хоть что-нибудь, звала на помощь, а потом видимо, чтобы совсем не потеряться, начала вспоминать себя, — бурчу еле слышно и прячусь за кружкой.       Как же глупо об этом говорить, чувствую себя какой-то дурочкой. Но госпожа Флечер и не думает улыбаться, она внимательно слушает. Поэтому, набравшись храбрости, продолжаю:       — А потом я решила, что просто висеть и ждать помощи, это на меня не похоже, и начала двигаться, прорубать ходы.       Чуть не лапаю: «лепить фигуры».       Госпожа Флечер и госпожа Кац переглядываются.       — И тебе совсем-совсем не было страшно? — аккуратно спрашивает Флечер.       — Нет, — почему-то смущаюсь я. — Мне было интересно, даже увлекательно. Но потом я услышала мамин плач, она говорила, что меня отключат от блока...       Замечаю, как округляются глаза у госпожи Флечер и замолкаю.       — Ты слышала свою мать? — медленно спрашивает она.       — Да. Я и до этого слышала голоса отсюда, из внешнего мира. Нечасто, какими-то урывками, но слышала...       — Девочка, — шепчет Флечер, — ты не представляешь, какую новость ты сейчас сообщила, какое открытие сделала... Выходит, что даже спустя пять месяцев анима может вернуться на место. И слышать! В состоянии итис можно слышать, а значит всем инициированным, которые по несчастью застряли в нём, затерялись, им можно сказать, подсказать, направить... Это потрясающая новость!       Анима? Итис? Что это? Но госпожа Флечер не спешит объяснять, напротив, она вцепляется в меня взглядом и требует продолжать:       — Потом! Что было потом? Как ты смогла выбраться? Рассказывай всё!       — Ну... — окончательно смущаюсь я, — после того, как услышала мамин плач, я остановилась и рассердилась на себя за то, что занимаюсь какой-то ерундой. Я разозлилась, и тьма вокруг почему-то начала кипеть...       — Так. Стоп! — останавливает меня госпожа Флечер. — Разозлилась? Злость? Злость, а не страх? Так?       Я непонимающе киваю.       — Так вот в чём дело — нестандартный некс! — хлопает она себе по колену и тут же требует: — Расскажи о столкновении с тварью. Всё, что помнишь.       Выдыхаю.       Да блин! Почему я должна всё рассказывать? Почему бы этим умникам сперва не объяснить мне хотя бы, что значат эти загадочные слова: итис, некс, анима? Но Флечер смотрит требовательно и больше похожа сейчас на коршуна, чем на человека. Спорить с ней не хочется совершенно.       — В тот день я была вздрючена, — начинаю я. — И пошла на тренировку, чтобы немного выпустить пар. Во время спарринга заметила тварь.       — Так. С этого момента подробнее: что ты чувствовала?       — Шок, оцепенение. Я не помню, — мотаю головой. — Но меня почему-то вынесло в медитацию.       — В медитацию? — переспрашивает Флечер.       — У меня родители маги, и маме очень хотелось, чтобы я тоже была магом, поэтому она нанимала учителей и те занимались со мной, в частности медитацией для раскрытия канала.       — И тебя вынесло в это состояние.       — Ну да, наверное, защитная реакция организма. Но когда я это осознала, то разозлилась.       — На что разозлилась?       — Да на всё. Не помню я. Мне тогда казалось, что лучше помирать от страха перед тварью, чем висеть в этом созерцательном состоянии и наблюдать, как меня жрут. Ну я и разозлилась, и рухнула в себя обратно. А потом вообще что-то непонятное началось. Смутно помню какое-то жерло вулкана, лаву, как прорубаюсь туда, а потом меня выносит обратно, и я ору на тварь, долблю её косой. Да бред, короче, полный, — тихо заканчиваю я.       Несколько долгих минут госпожа Флечер моча смотрит на меня. Внимательно смотрит. Серьёзно, пристально. А потом качает головой.       — Нет, Эрика, девочка моя, это не бред. Именно из-за этого у тебя совершенно без подготовки получилось задержать тварь. И именно из-за этого ты пять месяцев не могла выбраться наружу. Нестандартный некс.       — Что такое некс? — тихо спрашиваю я.       Госпожа Флечер хмыкает, потирает руки и откидывается в кресле.       — Та плотная тьма, про которую ты говорила, — это вигор, твоя внутренняя сила, жизненная энергия, которая есть у каждого человека. Она находится в бездне итиса. Есть анима — это центр нашей души, самосознание, наше «я». Это тот самый островок разума, который пять месяцев бродил во тьме. Анима связана с итисом каналами-нексами. Именно по этим каналам маги с помощью концентрации анимы выкачивают вигор во вне и строят канал с внешним миром. Но у некоторых людей нексы бывают очень тонкими, а вигор очень плотным, он не может пройти по тонкому нексу. Так устроена ты. Так устроена я. Так устроено ещё много людей, которые неспособны быть магами. И вот, при встрече с тварью, человек испытывает жутчайший стресс, сильнейший ужас. Ужас, который порой заставляет людей творить невозможное. Ужас, который способен погнать аниму через некс в глубины итиса за вигором, за силами для противостояния неизбежному. И когда анима опускается в бездну итиса, та становится бесконечностью атиса. Та самая бурлящая лава и расширение — это и есть состояние атиса. В этом состоянии пробуждаются все те глубинные силы, которые скрыты во тьме покоя. В этом состоянии мы расширяемся, мы становимся больше, сильнее, выносливее. И в этом, только в этом состоянии мы можем одолеть тварь. Увы, но состояние атис не может длиться долго. Как анима магов не может постоянно быть в сиянии, так и анима секачей не может постоянно находиться в атисе. Аниме нужно обязательно возвращаться на место. И вернуться она должна именно через тот некс, через который вошла в итис. Обычно... Да что там «обычно»? Всегда! Всегда этим нексом оказывался страх. У меня, у Парсона, у сотни других секачей, у всех: рабочий некс — это страх. Это понятно, это логично, это естественно. Что ещё может испытывать человек при столкновении с тварью? Только ужас. Поэтому, даже если инициированный потеряет сознание до того, как анима выйдет из атиса, и затеряется в итисе, отпустит некс, потеряет его, даже тогда есть большой шанс, что он может выбраться, вернуться. Потому что он испугается, и некс найдётся сам. Так было со мной. Я провалялась в бессознанке три дня, хотя для меня время шло по-другому, я совершенно его не ощущала. Но в конце концов я испугалась и выбралась. С тобой же всё не так. Твой некс не страх, твой некс — злость, агрессия, атака, нападение. Именно поэтому тебе и удалось при инициации задержать тварь, потому что тобой двигал не страх, который заставляет нас уходить в защиту. Тобой двигала ярость — мощное, разрушающее оружие. Обычно новоиспечённым секачам приходится учиться атаковать из состояния защиты, приходится обуздывать свой страх. Тебе же, наоборот, придётся учиться защищаться в состоянии атаки. Ох и интересный ты человечек, Эрика! — заканчивает госпожа Флечер с улыбкой.       А я сижу загруженная потоком информации и пытаюсь переварить все эти нексы с вигорами, да итисы с атисами. В чём вообще между ними разница? И где ж таки всё это находится? У меня внутри, что ли? И как она там поместилась-то, бесконечность эта фигова? Ну вот реально — как? Сейчас я задам вопрос. Сейчас-сейчас. Только с мыслями соберусь и задам.       Но только открываю рот, как слышу резкий, тревожный сигнал, и на карте, рядом с Линцигом вспыхивает красная искра.       — Десятый! — стонет Флечер и вскакивает. — Держи! — она швыряет мне свою куртку. — Надевай. Со мной поедешь.       Что? Куда? С ней?! Она с ума сошла?       Но не успеваю ничего сказать, ничего возразить, меня хватают и тащат за собой вниз по лестнице.       — Парни! — орёт Флечер, забегая в гараж. — Краснокрыл готов?       — Да кого там готов? — начинают возмущаться трое магов, что толпятся у мобиля. — Наполовину только зарядили... А что, опять вызов?       — Наполовину, так наполовину, главное долететь.       Госпожа Флечер тянет меня вглубь гаража, и я наконец вижу то, что заряжают маги. Нет, это не просто мобиль, это аэромобиль! Редчайшая и дорогущая штука. Может, сотни две их по всему миру. И это рабочий транспорт секачей? Вы что, серьёзно? И я на этом сейчас полечу?..       Кажется, реально полечу. Флечер не шутит, подсаживает, и я на деревянных ногах забираюсь в одноместную кабину краснокрылого аэромоба. Флечер запрыгивает следом.       — Куртку-то надень, — говорит она. — И застегнись. Защита только так активируется.       Смотрю на чёрную куртку, которая скорее всего напичкана всевозможными охранными заклинаниями, и быстро надеваю, застёгиваю на все пуговицы. Это моя единственная защита! А госпожа Флечер в это время задраивает кабину, падает в кресло и запускает двигательный кристалл.       — Садись и пристегнись, — кивает она куда-то позади себя. — Бригада из Линцига прибудет на место через сорок минут, нам нужно быть раньше.       И я, скрючившись, пробираюсь в багажное отделение, устраиваюсь на запасном сидении, пристёгиваюсь и, стиснув зубы, вцепляюсь в кресло пилота.       Блин! Что происходит? Что я тут делаю? Я же приехала сюда только вопросы задать. Только вопросы и больше ничего! Почему же сейчас я в кабине аэромоба и лечу на зачистку тварей? Как так получилось? Хочу домой. Я неделю назад очнулась и не хочу опять умирать!       Но аэромоб начинает гудеть, и я не замечаю, как оказываюсь в воздухе. С моего положения видно только небо. Серое, холодное, однообразное. Вообще, я могу высунуть голову из-за спинки кресла пилота и осмотреться, но я не хочу. Не хочу я высовываться. Я исчезнуть отсюда хочу! Исчезнуть!       Не успеваю толком успокоиться, а аэромоб уже идёт на посадку. И как-то резко он на неё идёт. Прямо-таки стремительно!       — Эрика, держись! — кричит Флечер. — Зарядка на нуле. Посадка будет не мягкой.       Я это уже и сама понимаю, потому что меня неумолимо тянет вверх, и если бы не ремни, то распласталась бы по потолку кабины. А ещё к горлу подступают чай и кофе. Закрываю глаза и глубоко дышу. Поскорей бы это закончилось. Уже неважно чем, главное, чтобы закончилось.       Резкий удар выбивает из меня воздух, и я прикладываюсь головой об потолок. Но зато больше не трясёт, никуда не тянет и не летит.       Всё. Приземлились.       Дрожащими руками отстёгиваюсь, выползаю вслед за госпожой Флечер из заглохшего аэромоба, оглядываюсь.       Мы в поле. И похоже это поле на границе с Заброшенными землями, потому что трава мне здесь по пояс, обычная сорная трава, то есть это поле не используют для выращивания культур.       Мило.       А вот интересно, тот лесочек вдалеке - это, случаем, не Заброшенные ли земли уже? А? Что-то уж больно дикий он какой-то, и волосы у меня на затылке шевелиться начинают от одного взгляда на него.       — Далеко от меня не отходи, — предупреждает Флечер. — Здесь на границе что угодно может вылезти.       То есть это всё-таки Заброшенные земли. И меня от них отделяют какие-то считанные километры да полоска защитного контура. А аэромоб сдох.       Можно я сразу умру? Чтобы без мучений?       Какого фига она меня вообще сюда притащила? Даже если я инициированный секач, даже если у меня каким-то чудом получилось задержать тварь, я всё равно ничегошеньки не умею! У меня ни знаний, ни оружия, ничего у меня нет! Флечер, зараза, какого рожна ты это творишь?       А она тем временем сжимает в руке палку, как-то по особенному её дёргает, и та одним рывком разворачивается в косу. В острейшую хищную косу из чёрного металла — оружие секача. Где-то я читала, что для этих кос используется какой-то особенный сплав, название только из головы вылетело. Я тогда вообще не верила, что их оружие — это коса. Мне казалось это нелепостью. Да мне и сейчас так кажется. Но вот она стоит передо мной — немолодая, уставшая женщина — и держит настоящую косу. Косу, которая пресекает жизнь тварям, которая рассекает их.       — Среагировал на движение сигнальный знак, а не контур границы, — говорит госпожа Флечер, — значит, контур не повреждён, и тварь скорее всего класса А — недавно сформированный, малоподвижный и уязвимый мимикрим. Смотри в оба!       Я смотрю. Ничего не понимаю, но смотрю.       — Не так смотришь. Войди в состояние атис.       — Чего? — не выдерживаю я. — Вы надо мной издеваетесь? Думаете я знаю, как это сделать?       — Вспоминай, как встретилась с тварью в первый раз, — бросает через плечо Флечер, обшаривая взглядом поле и медленно двигаясь вперёд. — Поймай свой некс, активизируй его, разозлись и двигайся по нему.       Разозлиться? Да я, тварь тебя заешь, уже злая! Только никакого некса я не чувствую. И не хочу! Что это за учения такие на полигончике, у тварей под боком? Они так всех новобранцев тестируют, что ли? Не удивительно, что после такого живых секачей почти нет. Тупо не выживают!       — Хватай свою злость, бери её за горло — и вперёд! Погружайся в себя, — командует Флечер. — Представь, что спускаешься вниз по верёвке или... О чём ты там говорила? О тоннеле? О жерле вулкана? Представляй его и падай. Ну! Живо!       Крик Флечер как пинок. Я ощущаю его почти физически, и тоннель, который я прорубала пять месяцев назад, встаёт перед моим внутренним взором. Бред снова оживает, и я проваливаюсь в него с головой, лечу по искрящемуся огнём проходу куда-то вглубь, а когда оказываюсь во вскипающей магме, то начинаю расширятся, увеличиваться.       Нет, на самом деле я не увеличиваюсь. Тело моё не меняется. Трава не уменьшается, не сгорает от моего дыхания — всё, как было. Но я всё равно ощущаю себя больше, шире, сильнее. Это совершенно нереальное чувство. Оно не помещается во мне. Я сама в себе не помещаюсь!       Абсурд, но так есть.       А ещё я чувствую Флечер. Не вижу, а именно чувствую. Она огромна. Она так велика, что непроизвольно хочется задрать голову, но незачем, потому что вся она каким-то невероятным образом умещается в крохотном теле.       Твари вас забери! Что вообще происходит? Это что, и есть состояние атис? Серьёзно?       — Отлично, — слышу я довольное хмыканье. — А теперь смотри. Видишь?       Я скольжу взглядом туда, куда Флечер указывает косой, и буквально в десяти метрах от нас действительно вижу кружащийся вихрь. Ещё совсем маленький, но уже опасный. Он очень похож на простой вихрь, но не колышет травы, не закручивает лепестки цветов и семена. Он будто бы не здесь, не в этом мире, но очень хочет оказаться в нём, прорасти. И я даже вижу нити-корни, которыми он цепляется за местный воздух. Цепляется...       — Тварь, тип 2, класс А, род воздушные мимикримы, вид вихровые — говорит Флечер, медленно двигаясь к крутящемуся на одном месте вихрю. — Видишь его нити? Именно их мы и должны сечь.       На последних словах госпожа Флечер прыгает прямо к вихрю, лезвие одним косым ударом проходит по дрожащим нитям, и вихрь рассыпается, раскручивается. Исчезает.       И это что, всё? Самая опасная на свете фигня побеждена? А почему это нельзя сделать магией?       Но тут я вспоминаю про состояние атис и понимаю, что магам оно недоступно. Потому-то ни один маг и не может с тварями ничего сделать. Вот оно как.       Госпожа Флечер утирает со лба пот и опирается о косу, а я, не чувствуя опасности, уже по-новому оглядываю поле, рассматриваю полосу далёкого леса, стелющееся море травы, одинокую птицу, чистый воздух. Воздух, который в одном месте странным образом уплотнился. Возвращаюсь туда взглядом, всматриваюсь.       Нет. Ничего похожего на тварь я не вижу, но что-то там есть это точно.       Госпожа Флечер прослеживает мой взгляд и тоже напрягается, а потом срывается с места и бежит. Я бросаюсь за ней. В нескольких шагах от странного места она останавливается.       — Это невероятно... — шепчет Флечер. — Ты её заметила!       — Что это? — спрашиваю я почему-то тоже шёпотом.       — Это тварь типа 1. Тварь, ещё не имеющая формы, невыявленная. Она почти неопасна и неподвижна, но заметить её практически не реально. Сигнальные знаки на неё не срабатывают, уловить можно только зрением секача.       Короткий замах — и чёрный металл рассекает сгустившийся воздух, после чего густота рассеивается.       — Хорошая работа, Эрика, — оборачивается Флечер ко мне. — Ещё немного, и эта зараза выросла бы в мимикрима, и мне бы пришлось отдельно лететь и искать её.       Я хлопаю глазами и... и непроизвольно расправляю плечи от гордости. Сама Флечер не заметила, а я заметила! Круто!       — И знаешь, что? — прищуривает глаза госпожа Флечер, разглядывая меня. — Тебе нечего делать на первом курсе. Так что я напишу письмо, чтобы тебя сразу зачислили на второй.       Второй? Почему на второй? По какому праву? Я же ещё согласия не давала! Что за?.. Что за фигня-то вообще, а? Опять я инициативу проявила не вовремя? Дура несчастная... Уй!       Я рычу и иду за Флечер, колотя от злости руками траву.       Я влипла. И это серьёзно.