"О, ведьма, что ждешь ты?.."

      В центре площади перед собором одиноко виднеется фигура цыганки, привязанной к столбу и обложенной соломой. Белое платье, на талии подвязанное веревкой, в некоторых местах порвано. Обрывки ткани беспощадно треплет поднявшийся ветер. Голова опущена на грудь, пышный водопад растрепавшихся длинных волос цвета воронова крыла струится по плечам вниз. Зеленые глаза, взгляд которых притягивал, чаровал и опьянял, закрыты.       Эсмеральда осуждена за колдовство и приговорена к смерти через сожжение на костре. Сотни сочувственных взглядов горожан жадно ловят каждый вздох девушки. Судья Фролло, вынесший приговор, ее палач, ее погибель, стоит чуть поодаль, готовясь озвучить приговор и явно наслаждаясь зрелищем.        Ноющая боль в туго стянутых веревкой за спиной запястьях не проходит. Замутненное сознание с трудом воспринимает окружающую действительность. Изображение перед опухшими от слез глазами плывет. Приглушенный гул барабанов и бархатистый голос Фролло доносятся словно через пелену тумана:       — Подсудимая Эсмеральда признана виновной в колдовстве. Приговор — смерть!       Толпа негодует, пытаясь прорвать ряды стражи, выставленной у эшафота, но безрезультатно. Одно слово Фролло может нанести гораздо более ужасные последствия, чем недовольный народ. Стража и палач с факелом, ничуть не одобряющие приговор, но не имеющие возможности что-либо изменить, безразлично окидывают взглядами толпу и приговоренную.        Шаги. Где-то совсем близко тяжелая поступь судьи.        — Время пришло, цыганка, — голос его звучит в нескольких шагах от приговоренной, словно раскат грома, — Ты стоишь на самом краю пропасти…       Он подошел совсем близко. Но у Эсмеральды нет сил даже поднять голову. Фролло делает это за нее. Приподняв лицо цыганки за подбородок, судья обращается к девушке:       — Но даже сейчас еще не поздно, и я могу спасти тебя от пламени… Так что решай: ко мне… или в огонь!       В его глазах пылает самое настоящее пламя неразделенной страсти и безумия. В голосе решимость и непоколебимость. Загнав цыганку в тупик, поставив на грань между жизнью и смертью, Фролло все еще надеется на взаимность. Глупец. Ей не бывать его. И он это понимает, но продолжает надеяться.       Эсмеральда не сводит с него взгляда. В ее глазах страх и отчужденность. Девушка понимает, что от выбора зависит ее жизнь. Но страсть судьи, прорывающаяся наружу через его взгляд и длительное преследование, пугают цыганку. Молчание затягивается…       — Что ждешь ты, ведьма? — в голосе Фролло слышится нарастающий гнев. Цыганка отворачивает лицо, признав свое бессилие и преклоняясь перед безжалостным роком.       — Ну что ж, ты сама решила свою судьбу, — значительно тише произносит судья с оттенком обреченности и отходит, делая жест, означающий начало исполнения смертного приговора.        Лицо палача, частично скрытое сбившейся маской, не выражает ни единой эмоции. Привычным жестом бросив факел в кучу хвороста, он равнодушно стоит, скрестив руки на груди, и наблюдает за загоревшимися связками, сваленным у подножия столба, к которому привязана цыганка.        В глазах Фролло, стоящего напротив нее под эшафотом, Эсмеральда, мучаясь от усиливающегося жара, видит отражение приближающихся к ее ногам огненных ручейков. Пламя страсти, полыхавшее в его взгляде несколькими минутам ранее, заметно ослабло и уступило место сожалению.       Вот огонь, подгоняемый ветром, уже начинает лизать подножие столба, постепенно переходя на девушку, но цыганка все еще может не отвести взгляда от судьи, пристально смотрящего в ее глаза.        Стена пламени уже застилает все пространство эшафота, отрезая Эсмеральду от этого мира. Но, пытаясь проникнуть взглядом сквозь огненную пелену, девушка продолжает чувствовать направленное на нее сожаление судьи, сквозь которое проскальзывает запоздалое раскаяние.        Вот пламя полностью поглотило деревянный эшафот. Эсмеральду, корчащуюся в невыносимых муках, уже не видно, но Фролло кажется, что в завываниях пламени и ветра, он слышит ее последние слова, произнесенные из последних сил:       — Я люблю тебя…       А стоила ли ее гибель этого признания? Право же, судьба оказалась слишком жестокой к ним, чтобы допустить это…