Я помню тебя

Баки помнит Стива. Помнит, как серебрились его золотистые волосы под светом луны, проникающей сквозь тонкие занавески хлипкой бруклинской квартирки. Помнит, как тонкий худощавый Стиви сгибался от сильного кашля, задыхался от постоянных приступов астмы, и у Баки каждый раз сжималось сердце от страха. Он помнит, что должен был защищать Стива, быть с ним рядом. До самого конца. Стив уже не такой, сыворотка абсолютно изменила его тело, но Баки все еще смотрит в те самые ясно голубые глаза, не похожие на зимний лед. Они будто отражение теплого весеннего неба. Баки любит его глаза. Он любит его улыбку. Кроткую, слегка смущенную, словно он все еще мелкий бруклинский мальчишка несмотря на то, что является символом всей Америки. Любит вызывать ее легкими прикосновениями или шутками, с радостью даря ответную. Любит его объятия. Бруклинский Стив обнимал его костлявыми руками так мягко и крепко, утыкаясь носом куда-то в грудь. Сейчас Стив сжимает его тверже, но все по-прежнему нежно, зарываясь щекой в его волосы и вдыхая его запах. Он теперь выше, и Баки счастлив уткнуться в широкую грудь носом сам и прятать там осторожную улыбку. Баки нравится, как Стив пахнет. Раньше это был тонкий запах трав и лекарств, вперемешку с домашним уютом и теплом. Теперь Баки чувствует горький металл войны (он и сам пропах им изнутри), нотки приятного одеколона, и все то же тепло, которое имеет запах т о л ь к о у Стива. Баки не знает, как это описать, это, скорее, в его сердце. Баки помнит его губы. Помнит, что любил их когда-то до безумия. Ласковые и пухлые мальчишеские губы с легким вкусом мятной пасты и травяного чая. Вспоминает все это, когда наконец-то приникает к Стиву, наконец-то теряет контроль, и не жалеет об этом впервые за долгое время. Он узнает ту же мяту, и едва не плачет, потому что осознает, что действительно п о м н и т. Баки помнит о своей любви, то прожигающей насквозь желанием, то окатывающей теплой волной нежности, о близкой мечте, самой важной цели в своей жизни. «Я помню тебя, Стив».