Удара в висок достаточно

Если стрела проткнет сердце Джейме в разгар боя, он по инерции сделает ещё как минимум один замах мечом. Если стрела будет выпущена с достаточной силой, а на Джейме не окажется стального доспеха, она пролетит насквозь — в первые несколько секунд он даже не заметит, что умирает. Если стрела пробьет Джейме лёгкое на глубоком вдохе, случится моментальный коллапс. Если отбивать удар рукой, в которой неудобно лежит рукоять, ломается запястье. Даже несильного удара в позвоночник достаточно, чтобы человек до конца своих дней не смог ходить. Шевелить руками. Шевелить чем-то, кроме рта. — Я видел такое, о чём лучше не беседовать лордам за накрытым столом, — безмятежно говорит Бронн, широкими махами натачивая лезвие меча. Одного удара в висок достаточно, чтобы человек упал тебе под ноги. Замертво. Джейме наблюдает за ним, прижав пальцы к губам. Он думает: как такое возможно? Убить стольких людей и не разучиться улыбаться. А Бронн улыбается. Улыбается всегда. Судьба наносит ему удар за ударом, наотмашь, и Бронн отвечает ей смехом. Это ненормально. — Если лорд слишком долго обещает нищему наемнику замок и жену, однажды этот лорд может проснуться с отрезанной башкой, — как бы между прочим вставляет в разговор Бронн. У него давно перестало получаться намекать. Теперь он говорит прямо, и с каждым разом Джейме верит ему всё меньше. — Буду иметь в виду, — отвечает он. Краем глаза видит, как Бронн закатывает глаза. Так сильно, что ему, должно быть, больно. У него руки в перчатках, расслаблено лежат на коленях. В них провисает узда — затертая кожа в затёртой коже. Кобыла послушно подчиняется движениям его бедер, хотя конюх предупредил, что она — дама с характером. «— Осторожнее, сир. Она уже четырех рыцарей с себя сбросила! Норовистых закупили. — Какая удача, у меня как раз есть опыт с норовистыми». И приходит очередь Джейме закатывать глаза. Если ежедневно добавлять в еду жертвы толченое стекло, никто никогда не определит, от чего наступила смерть. — Когда я не могу уснуть, то вспоминаю все способы убить человека с помощью винной кружки. Рассказать вам об этом? Джейме всегда отвечает: нет. Ему нет дела до всех этих разговоров, у него слишком много проблем и без этого. Королевская Гавань вот-вот разлетится на куски; Серсея снова смотрит холодно и безучастно, будто насквозь; солдаты теряют боевой дух, теряют веру, теряют себя во всей этой молотилке. Джейме чувствует, как его руки опускаются, как на плечи давит неподъемный пресс, настолько, что тошно становится от одного вида собственного отражения, ведь там снова этот уставший, изможденный, небритый несколько дней, стареющий человек. У этого человека нет сил даже на то, чтобы дойти до своей постели. Чтобы стащить с ног свои тяжелые сапоги. Чтобы подняться в свои покои. Иногда Джейме чувствует, как срываются пальцы, удерживающие его на краю бездонной пропасти. Он чувствует, как летит в нее, и не может — в ней невозможно — остановиться. Бронн замечает всё это с собачьей внимательностью. Бронн легко прикладывается жесткой перчаткой о плечо Джейме. Он говорит: — Заходят в таверну Ланнистер, Тирелл и Старк… И Джейме со вздохом качает головой, и губы растягиваются в усталой улыбке. И дышать становится почему-то значительно легче. Он слышал начало этого анекдота сотню раз, но Бронн никогда не рассказывает его до конца, поэтому Джейме сомневается, что такой анекдот вообще существует. Если нанести направленный удар в область кадыка, человек может задохнуться от спазма в глотке. — Когда я был мальцом, отец брал меня с собой на охоту, — громко начинает Бронн, если взгляд Джейме в очередной раз проваливается в глубину темнеющего неба, и эта темнота медленно перетекает на его лицо. Если Бронн убеждается, что Джейме переводит глаза на его лицо, он с широкой усмешкой продолжает: — Однажды мы даже подстрелили молодого кабана. Это был один из тех разочков, когда отец выпил меньше десяти кружек и сумел удержаться в седле… — Я хотел бы побыть один. — Я знаю, — просто отвечает Бронн. Он не перестает улыбаться, когда опускается рядом на холодную землю. Его улыбка неровная, видно клык и блестящие от кострового огня крепкие боковые зубы. — Это был лес, похожий на тот, что внизу. Вот под этой скалой. Послушайте только, история правда уморительная. И Джейме слушает. Ему больше ничего не остается. Когда Бронн начинает петь — это самое сложное. Ни с того, ни с сего. Впервые это происходит в Дорне: Бронн просто запрокидывает голову и голосит во всю глотку какую-то похабщину. Что-то о жене дорнийца, чьи поцелуи горячее солнца. Сначала Джейме бесится и скрипит зубами, затем чувствует, как губы растягиваются в улыбке — жест, похожий на «сдаюсь». — Да что из тебя за наёмник, — не выдерживает он. — Я взял от наёмников лучшее, — отвечает Бронн. — Жажду золота. И сокрушенно добавляет: — А ещё — судьбу вечного бедняка. Джейме качает головой и смеется: по крайней мере, он прекращает петь. Если нужно ослепить противника, достаточно повернуть его лицом к солнцу. Однажды, случайно, — этот момент так просто было бы упустить, — Джейме выходит в ночную прохладу из своего шатра и видит Бронна. Он видит Бронна без ухмылки — впервые. Спокойный взгляд, направленный в огонь. Уставшие, не спавшие несколько дней глаза. Тяжело опущенные уголки рта, сжатые челюсти, осунувшееся лицо. Бронн не рассказывает свой дурацкий анекдот, не протягивает ему фляжку с вином, не улыбается той улыбкой, которая показывает его белый клык и крепкие зубы. Он просто сидит, сжав в кулаке точильный камень. Джейме чувствует, как сердце пропускает удар и неприятно, холодно стягивает рёбра, потому что он в жизни не видел человека, печальнее Бронна, глядящего в костер. Даже из отражения зеркала на него глядел кто-то менее уставший, кто-то менее обессиленный. И от странной, болезненной, благодарной нежности у него отнимаются руки. Отнимаются легкие, отнимаются губы. На секунду становится по-настоящему страшно, хотя страшно не было даже когда медведь, вставший на задние лапы, ревёт ему в рожу, да так, что горячей слюной попадает в глаза. Джейме делает шаг к костру. Шаг к Бронну. Шаг к горькой печали на его лице. Когда опускается рядом, Бронн вздрагивает. Резко поворачивает голову. Смотрит. Ищет на лице свою привычную маску, но Джейме не смотрит на вернувшуюся улыбку, он смотрит в огонь. Говорит: — Заходят в таверну наёмник, солдат и бродяга... Бронн моргает. Джейме прикусывает верхнюю губу, морщит лоб. Сосредоточенно сверлит взглядом пылающее в костре бревно. Затем поворачивает голову и говорит: — Прости. Я не знаю ни одного анекдота. Но Бронн неожиданно улыбается ему. Запрокидывает голову и улыбается, глядя на звёзды над пиками голых стволов. Кажется, это впервые — по-настоящему. Если стрела проткнет сердце Джейме в разгар боя, он по инерции сделает ещё как минимум один замах мечом. И Бронн знает, кем будет тот, кто подставится под этот меч.