Молодость, наглость, злость

— Да мне по приколу. — Дурачок. Руслан думает, что треснет пополам. От злости, наглости и кипящей по венам нефтью юности. На носках черным по белому писано, Насте даже смешно — ты серьезно натянул это себе на ноги? Руслан, невозмутимо фыркая, подтягивает их ещё выше. Настя смыкает прозрачные веки над умилительно-розовыми радужками линз и выдыхает. Как в трубу, господи, если он есть. — Хочешь, можешь всю мою кожу себе забрать, — Руслан невозмутимо щёлкает по невидимой пыли на колене. Дыра на джинсах такая модная, аж тошно. — Вообще всю, мне не жалко. Настя молчит, открыв рот. Солнце пролезает сквозь пряди, красный отсвечивает кровавой кашей, и Руслан прикладывает ко лбу ладонь. Чтобы не ослепнуть, ага. Злости много, девать некуда, только щеки прокусывать и кожу на собственных запястьях. Стукаться лбом в Настины колени и материться. Ей и смешно, и плакать хочется. Руки у неё тонкие, как веточки, Руслан уже с ума поехал, пытаясь до них добраться так, чтобы Настя не пищала на каждое движение «щекотно!». — Не надо, — Настя морщится, отклеивая ладонь от его лба, закрывая собой солнце. — Знаешь, песню про три полоски на кедах? — Ну. — Ты неправильный. У тебя три полоски на штанах. Юность не остынет, замрёт, спрятавшись под юбочки линз да под черноту рисунков, плывущих по коже от пальцев Руслана и выше. В Насте ни злости, ни наглости, лишь разжиженная юность, которой у неё никогда не было. Сначала одиночество, потом щупальца акне, после непонимание окружающих, общество-глухая-стенка. Никому не нужен был пластилин. — И что, я же всё равно лучше всех. Руслан такой каменный, черепами кидается, кетчупом сблевывает в камеру и класть ему на всё. На всё-ё-ё. Кроме махонькой детальки. Совсем маленькой. — Ну, куда ж без этого, — Настя расправляет закрутившийся шнурок с его худи. — Куда мне твоя кожа? Я не хочу кусок рисунка с твоей руки на своём носу. — Она ещё и нос воротит, — Руслан закатывает глаза подальше. Настя хихикает. Каламбуры всё одно отскакивают, как детские пули от стенки. Руслан бы всю кожу с себя содрал. И ей отдал. Вообще не жалко, оно потом само как-нибудь разрулится. В детали — около метра пятидесяти. У неё красные волосы и торчащие косточки. Идеально же. Настя отпускает шнурок, чуть морщит лоб. Руслан такой каменный, надменный и ядом плюющийся. Но все равно самый лучший, и почему так, вообще не ясно.