Not loser, but lover...

...Майк рванулся вперед, сунув руку в карман, вытащил перочинный ножик с одним лезвием, открыл его. И когда птица вновь попыталась подхватить Эдди, ударил ножиком по лапе. Ножик вошел глубоко. Брызнула кровь. Птица отлетела, а потом атаковала вновь, складывая крылья, превращаясь в пулю. Майк в последний момент отпрыгнул в сторону, ткнул ножиком. Промахнулся, и лапа птицы с такой силой ударила ему по запястью, что рука онемела (потом синяк протянулся до локтя). Перочинный ножик отлетел в темноту. Эдди слышал, как птица снова начинает пикировать, и почувствовал, как горло сжимается до размеров соломинки. По старой привычке, такой глупой в этот момент, он лихорадочно полез в карман и выудил ингалятор, вдохнул облачко тумана... и ощутил, что это уже не вода с капелькой масла для запаха (как объяснял мистер Кин), а кислота. Да, чёрт возьми, это соляная кислота, он верит в это, и он знает, что с ней делать. Резко, хоть и неуклюже, вскочив на ноги, Эдди развернулся прямо навстречу птице-монстру, вытянул вперёд руку и заорал: — Давай! Ну же, давай, долбанная тварь, я здесь! И, как только Оно приблизилось на расстояние пшика, Эдди выпустил длинную струю прямо ему в морду. Птица издала вопль боли. Эдди увидел, как глаза запузырились, разъедаемые отравой; увидел также, как птица взвилась, забилась в агонии и, прежде чем улететь в глубину тоннеля, в последний раз наудачу попыталась нанести удар. И не промахнулась. Эдди почувствовал, как по шее справа чиркнули птичьи когти. Кровь хлынула из раны, которая, казалось, не была столь глубокой, и Эдди смутно удивился, что из неё может так хлестать. Охнув, пребывая в болевом шоке, он выронил из здоровой руки ингалятор и медленно, словно во сне, осел на землю. Как в тумане увидел, что птица исчезла. Увидел, что друзья кинулись к нему: — Боже мой, Оно его ранило! — Эдди, ты как? — Прижми руку к ране! — Господи, да он же умрёт от потери крови! — Мы должны помочь ему! — воскликнула Беверли, и Эдди почудился её всхлип. — Нужно вывести его на поверхность! — К-как? — услышал он голос Билла (в минуты волнения он всегда заикался особенно сильно). — Мы нат-ткнёмся на Б-бауэрса, нам е-его не об-б-бойти! Да и Оно уйдё-ёт от нас! — Идите! — прошептал Эдди, и внимание тотчас заострилось на нём. — Идите вперёд, найдите Оно! Несколько секунд висело молчание. Наконец, Ричи, до этого находившийся в каком-то ступоре, произнёс: — Идите вперёд, Большой Билл. Я останусь с ним. Эдди почувствовал, как Ричи садится рядом, укладывает его к себе на колени, берет его руку и зажимает ею рану. — Т-ты уверен, Р-Ричи? — Да! — чуть ли не рявкнул Ричи. — Идите, чем скорее уйдёте, тем скорее вернётесь! Только, пожалуйста, — он резко сбавил тон, и Эдди показалось, что голос его дрожит, — вернитесь до того, как... что-то случится. И постарайтесь не передОхнуть там все. Раздался нервный смешок Бена. Билл долгим взглядом обвёл двоих друзей и, несколько раз сжав и разжав кулаки, выдавил: — П-пошли. Держись, Эдди. П-пожалуйста... Послышались удаляющиеся шаги. Несколько минут Эдди просто лежал головой на коленях у Ричи, хватая воздух ртом и зажимая дрожащей от нарастающей слабости рукой рваную рану на шее. Он всё ещё не мог понять, отчего ему трудно дышать: от раны, или от астмы. Птичьи когти трахею не задели, но прошлись где-то совсем рядом, и Эдди не мог определить, насколько глубоко. — Больно? — тихо спросил Ричи. — Мгм... — выдавил из себя Эдди. Боль присутствовала, но она превратилась в тупую и закупоривала дыхание. — Блин, чел, ты меня чертовски напугал! — вдруг заявил Ричи, возвращаясь из того странного ступора к прежнему себе. — Это был совсем не смешной прикол! И не вздумай умереть! — Бип-бип, Ричи, — прохрипел Эдди, каким-то чудом выдавив улыбку. Он обнаружил, что говорить может только шёпотом. — Чего ты так свистишь? — встревоженно спросил Ричи. — Насколько сильно эта тварь тебя задела? Он пошарил вокруг себя и схватил фонарик. Тот уже едва работал от количества влаги, но всё ещё светил. Ричи поставил его на землю лампой вверх, соорудив жалкое подобие торшера. Затем снова повернулся к Эдди и не смог удержать всхлип ужаса. Вся шея Эдди была залита кровью; лицо его стало таким мертвенно-бледным, что карие глаза и тёмные волосы на его фоне казались чёрными. — Господи Иисусе, — прошептал Ричи. — Ты ещё живой? Эдди слабо улыбнулся. Дыхание его свистело. — Ты опять закипаешь, как чайник? Или это из-за раны? — Это астма, — прохрипел Эдди: дыхательные пути-соломинки он бы ни с чем не перепутал. — Но я потерял ингалятор... — Боже, Боже, Боже, — забормотал Ричи, дрожащей рукой забираясь в свой задний карман и доставая оттуда... ингалятор. Эдди распахнул глаза: — Но мой же валяется где-то там... — Вы круглый болван, мистер, — неподходяще дрожащим голосом ирландского копа проговорил Ричи. — Я всегда ношу с собой второй, — добавил он уже своим голосом, казалось, смущённым. Эдди посмотрел на него, облизнул пересохшие губы. Перед его глазами всё расплывалось, но большими стараниями можно было разглядеть бледные черты лица Ричи, веснушки, его огромные очки, спадающие на лоб чёрные кудри. И не менее чёрные глаза, кажущиеся под стёклами в два раза больше. Оттого, наверное, удваивалась и тревога, которую Эдди в них видел, и отчаяние, и слёзы. Ричи поднёс к его рту ингалятор, нажал на клапан, скомандовав: — Вдыхай! И Эдди вдохнул, и ощутил, как соломинки возвращаются к нормальным размерам, и почувствовал, что боль усилилась, одновременно прочищая мозги. Зажимающая шею рука становилась всё более липкой от крови. Рука Ричи, накрывающая эту ладонь Эдди, была в чуть более чистом состоянии. — И Эдди Каспбрэк вдыхает! — затараторил Ричи голосом спортивного комментатора, истерически хохотнув. — О да, он вдыхает, и команда астматиков снова выигрывает у команды мертвецов, потерявших свои ингаляторы! — Бип-... — Бип-бип, Ричи, я знаю, — перебил Тозиер. — Прости, просто я на пределе. Святые угодники, у меня на коленях умирает лучший друг, я нахожусь в блинской канализации и я по уши в дерьме, а остальные мои друзья пошли к грёбаному клоуну, который пожирает детей! — Знаешь, что говорит про тебя моя мама, Балабол? — прошептал Эдди, глядя на Ричи с таким трогательным обожанием, что тот смешался. — Она говорит, что у тебя помойка вместо рта. — Передайте сеньоритте моя искринняя блягодарность, — пробормотал Ричи, не решившись заглянуть Эдди в глаза. Они помолчали, прислушиваясь к звукам с другого конца туннеля. Всё было тихо. — Ричи? — Да? — Почему ты носишь с собой запасной ингалятор? Ричи растерялся. Он не знал, как ответить. Не знал, как сказать Эдди, что у него каждый раз останавливается сердце, когда тот начинает задыхаться; как сказать, что его беззащитность и храбрость заставляют внутренности совершать невиданные кульбиты; как сказать, что все раздражающие привычки чистюли Каспбрэка лучше всех самых дурацких привычек на свете; как сказать, какое удовольствие приносило закрашивание буквы "S" буквой "V" в слове "Loser" на его гипсе; в конце концов, как сказать, какие потрясные веснушки у него на носу... Эти мысли пронеслись у Ричи в голове со скоростью молнии. Моргнув, он поправил немного съехавшие с носа очки и прошептал: — Не знаю, Эдс. Просто ношу, и всё. Он не хотел признавать то, что было очевидно. Все вокруг говорили, что это неправильно – быть другим, и Ричи не хотел, чтобы о нём думали, как о гомике. Чтобы узнать общественное мнение о таких людях, достаточно было заглянуть под Мост Поцелуев и ознакомится там с настенными письменами. И всё же обстоятельства заставляли вновь об этом задуматься и решить: а не наплевать ли на всех, пока не поздно? Пока друг лежит у него на коленях на последнем издыхании, но всё же, чёрт подери, ещё живой? — Ты же знаешь, я ненавижу, когда ты называешь меня Эдс. Эдди соображал смутно. Точнее, не смутно, а как-то отстранённо. Кровотечение уменьшилось, но это скорее означало, что течь было почти нечему. И в это же время он ощущал такую светлость, отрезвляющую лёгкость (наверное, из-за недостатка жидкости в организме), и хотел поделиться ею с Ричи. Он не желал видеть Балабола таким встревоженным, трясущимся, наполовину усмехающимся, наполовину плачущим. — Ты знаешь, я... я... Эдди запнулся. Как сообщить Ричи... всё? Как сообщить то, о чём Соня Каспбрэк говорила с самым большим отвращением, на которое только была способна; то, что осуждают все поголовно; то, что, возможно, не понравится самому Ричи, и он уйдёт от него, оставит здесь умирать, потому что такие, как Эдди, не должны такого чувствовать? ЧТО ЕМУ, ЧЁРТ ВОЗЬМИ, ДЕЛАТЬ? — Я рад, что со мной остался ты... — наконец прошептал он. Эдди, наверное, не догадывался, как выглядели в этот момент его глаза, но Ричи ясно их видел: широко раскрытые, огромные, шоколадные, с таким страхом и нежностью взирающие на него, что Тозиеру стало не по себе. Дыхание в груди спёрло, и у Ричи появилось желание воспользоваться ингалятором. Неужели, Эдди тоже... Эдди несколько раз кашлянул, и на губах его появилось немного крови. Каким-то внутренним чутьём он понимал, что времени остаётся мало. Либо говорить, либо... — Эй, Эдди, что это? — дрожащим голосом проговорил Ричи. — Эдди, не вздумай умирать! Слышишь? Скоро все придут, и мы выведем тебя отсюда! Тебя отвезут в больницу, заштопают, примчится твоя мамочка! ДА ГДЕ ОНИ ТАМ, ЧЁРТ ВОЗЬМИ?! Ричи истерично завертел головой, высматривая кого-нибудь из Неудачников, хоть какой-то признак их присутствия, прижал посильнее руку к ладони Эдди, зажимающей рану. Второй рукой он нашёл пальцы Каспбрэка, торчащие из гипса, сжал и их тоже. — Я вытащу тебя отсюда, я вытащу тебя прямо сейчас! — заявил Ричи, глотая подступающие слёзы. — Я... — Ричи... Тозиер жадно впился глазами в лицо Эдди, выискивая в нём надежду. — Не надо... Уже поздновато, — выдохнул Эдди. Он вдруг ощутил прилив такого расслабления, какого ещё не испытывал: ему теперь хотелось лежать на коленях у Ричи, не двигаться и говорить, говорить, пока... — Эдди... Эдс... Мистер ингалятор, прошу тебя, заткнись! — взмолился Ричи. — Давай я вытащу тебя... — Ричи... Бип-бип, Ричи... Мне надо успеть сказать... — Господи, да заткнись, придурок! — почти взвыл Ричи, уткнувшись губами в лоб Эдди. — Прекрати! Ты не умрёшь! Эдди словно почувствовал слабый электрический разряд в том месте, которого коснулись губы Ричи. С трудом приподняв руку в гипсе (скорее, казалось, в свинце), он провёл белыми пальцами по щеке Тозиера. — В общем, времени мало: я хочу сказать... — Прекрати повторять это! — Ричи накрыл, почти вцепился в руку Эдди, водящую по его щеке. — Идиот, да ты не понимаешь, что ли, что я... — ...люблю тебя... — они произнесли это одновременно: один – чуть ли не криком, второй – шёпотом. И оба замолчали, приоткрыв рты. Эдди шумно, поверхностно дышал. Ричи, наконец справившись с собой, запустил руку в волосы Каспбрэка. Приблизился, засомневался... Эдди приподнялся буквально сантиметра на три, слегка прикоснулся к губам Ричи... Потом замер, прикрыл глаза, и голова его упала обратно на колени Тозиера. На губах мальчика витала улыбка. Но глаза больше не открылись. Несколько секунд Ричи смотрел на него, отходя от шока. Потом дрожащими руками обхватил его лицо, легонько встряхнул. Реакции не последовало: только припавшая к шее рука обмякла и съехала на грудь. Ричи не знал, сколько просидел в этом тоннеле, тупо смотря в лицо Эдди. В глубине души его теплилась надежда, что друг... нет, любовник – так гласит надпись на гипсе – всё-таки пошевелится, но этого не происходило. Ричи не обращал внимания на текущие по щекам слёзы. Лишь когда они капали с его подбородка на лицо Эдди, он торопливо их стирал. Ричи не знал, что его так и подмывает сделать: взвыть, заорать как следует, или кинуться к остальным, врезать Оно изо всех сил, убить его к херам собачьим... Только Ричи ощутил прилив ярости, только собрался осуществить этот план, как услышал позади голоса: — Молоток, Билли! — Ты сделал это, Большой Билл! — Но как – как ты ни разу не заикнулся? — Эй, Р-Ричи, Эдди! Вы з-здесь? Это был Билл. Ричи вдруг обнаружил, что лишился голоса. Звуки изо рта не выходили – только хрипоподобное бульканье. Чтобы сообщить о своём присутствии, он кашлянул. Остальные это услышали: — Ричи, вы здесь? Как Эдди? Имя друга хлестнуло Ричи по ушам. И, неожиданно, голос вернулся: парень просипел: — Вы убили Оно? — Да, — сказал Бен. — Наверное, — с сомнением сказала Беверли. — Это Билл сделал. — По к-крайней мере, Оно т-тяжело ранено и не в-вернётся ещё д-долго, — поправил Билл. Они подошли. — Ричи, как Эдди? — спросил Майк, приблизившись к всё ещё сидящему на коленях Ричи. — Что с ним? — сипло ахнул Стэнли, резко отшатнувшись. — Он потерял сознание? — непривычно тонким голосом предположила Беверли, в отличии от Стэна, подошедшая ближе. — Нам нужно срочно вынести его наверх, отвезти в больницу! Его мама... — Незачем, — глухо отрезал Ричи. Только теперь все заметили, что его глаза опухли от слёз, а лицо Эдди стало неестественно белым, хотя на его приоткрытых губах осталась тень улыбки. — Б-боже мой, Ричи... — прошептал Билл, переводя взгляд с мертвеца на друга. И Ричи не выдержал. Он зарыдал так громко, как только мог себе позволить, уткнувшись в волосы Эдди, прижимая его к себе. Остальные сели рядом с ним – и каждый обнял его. В такой странной куче они и сидели, сидели долго. — Он будет с нами, дружище, — проговорил Майк. — Он всегда будет с нами в клубе Неудачников. — Он не неудачник, — прошептал Ричи, сжав руку Эдди в гипсе, которую держал. — Он любовник.