Русская шутка, выхода нет

Мне снился сон про наш «веселый» наворот: Что будто вновь кругом пятьсот, Ищу я выход из ворот, - Но нет его, есть только вход, и то - не тот. (с) В. Высоцкий

Это сон. Всего лишь только сон. Или по крайней мере Тони сильно на это надеется. Ряд криокамер - не страшных, обыденных, приглашающе раскрытых. И ряд тех, кого он знал, как Мстителей. Знал, потому что больше не узнает. Пусть лица все те же. Наташа, Клинт, Брюс, Ванда, Кэп и даже Тор. Они смотрят в пустоту пустыми глазами. А чуть поодаль - почему-то голосом Альтрона - что-то нудно и пафосно вещает с трибуны Росс - о жизнях посвященных служению, об идеалах и долге, безопасности родины и демократии. Сравнивает Мстителей с дружиной короля Артура, что спит укрытая туманами Авалона, ждет своего часа, чтобы вновь встать на защиту отечества. Обзывает Кэпа с сэром Галахадом - воплощенным идеалом, рыцарем без стаха и упрека, единственным достойным Грааля... Тони слушает вполуха - словно не впервой. Волнами накатывает муторная созерцательность, отрешенность. В руке неожиданно оказывается что-то твердое. Пальцы сами нашли его на гладкой столешнице и теперь рассеяно крутят. Раритетное перо - то самое - одно из пары... Эта мысль заставляет руку резко дернуться, и он понимает, что совершил ошибку, еще до того, как авторучка с негромким стуком касается полированного дерева и катится к краю стола. Госсекретарь все так же гонит свою вдохновенную пургу, Мстители не вздрагивают ни единой мышцей. Только их взгляды синхронно, как по команде, фокусируются на нем - на источнике неожиданного звука. Пять пар глаз - звериных - безмысленных и хищных пялятся на него. Он чувствует эти взгляды кожей и просто не может не смотреть в ответ. На разные, но одинаково застывшие лица. Сквозь глаза которых, как сквозь прорези маски, за ним цепко, но безразлично следит Зимний Солдат. Один на пятерых - мертвый, но живой. Живой, но мертвый. Под этим упятеренным взглядом накатывает болезненное оцепенение, и он замирает, как мелкий зверек под взглядом змеи или хищной птицы. Поверх призрачно плывет воспоминание той записи - черно-белой, некачественной, но вполне достаточно четкой. Смерть родителей проносится перед глазами - вся заново - увековеченная или буднично запечатленная - сначала на пленку, а теперь и в его сознании. Сердце ноет, немеет рука... И тут все резко заканчивается - как выстрелом в объектив. Увязнув в топях своей памяти, он явно умудрился выпасть из здесь и сейчас. Колючее давление бесстрастного чужого внимания уже почти не чувствуется. С мягки упятеренным звуком закрываются крышки гробов... криокамер. Стекла белесо мутнеют под почти неслышное шипение хладагента и сытое урчание компрессоров, а потом наступает ясность и тишина. И он как-то вдруг понимает, что и сам смотрит на мир через небольшое - стремительно индевеющее - овальное окошко. Что всем его существом овладевает чудовищный холод, а в груди, там где был раньше реактор, разверзается черная дыра. Что тьма и стужа ширятся, прочно врастая друг в друга, а тело и мысли становятся тяжелыми, хрупкими и какими-то чужими. Что он, кажется, таки дошел до конца, но, судя по всему, сильно не до того... Неудовлетворенность вдохом - вот, как это называется. Тони просыпается, задыхаясь. В голове пустота. Пульс грохочет в ней паническим эхом - от виска до виска. И в такт с ним - вывалившийся из неведомого закоулка памяти осколок дурацкого анекдота времен Холодной Войны: "Русская шутка – выхода нет!" А перед внутренним взором навязчиво мельтешит красная звезда на металлическом плече - куда ж без нее... Да и с ней - куда?