Стальная хватка

Холодное подвальное помещение, заполненное прелым запахом гари и машинного масла, озарилось блеклым желтоватым свечением старой лампы накаливания. Многочисленные чертежи, занявшие все свободное пространство на столе, успели покрыться рыхлым от влаги слоем пыли. Заготовки для механизмов беспорядочно раскатились по полу. Мастерская сохранилась точно в таком виде, какой и была оставлена несколько дней назад, когда я в спешке покинул ее, отправляясь на очередное задание. Чемодан с глухим стуком опустился на деревянный пол. Теперь он был легче, нежели перед началом боя – многие материалы пришлось оставить за непригодностью для повторного использования, так что я, без особых натуг, сумел донести его до базы. Плотно прикрыв дверь, я включил старое, испытанное долгими годами службы техасское радио и сел за усеянный бумагами стол, аккуратно положив на него свою неестественно вывернутую в локте правую руку. Резиновая перчатка легко соскользнула, оголив уродливый, испачканный кровью механический протез. Опорные стержни были переломлены, два пальца – безымянный и мизинец – почти полностью вырваны. Эта рука не справлялась с теми нагрузками, что я для нее уготовил. Малоэффективно. Такого результата мне недостаточно. Чертежи моего деда работали безотказно. Все. Это просто невероятно. Я знал, что мой предок был гением в своем ремесле, но столь великое число успешных разработок за одну лишь человеческую жизнь кажется мне необъяснимым чудом. Однако далеко не все из них оказались на практике так же хороши, как на простой теории. Эта рука… Я возлагал на нее большие надежды. Только представьте себе мощь, которой должен обладать человек, оборудованный ей. Его возможности возрастают, а сила увеличивается во множество раз. Заманчиво, не правда ли? Ради этого, ведь, стоит рискнуть… Я разъединил крепежи в запястье и удалил обломки медного поршня, разобрав основание конструкции у сустава. Мне уже удалось продумать, как защитить наиболее хрупкие детали, не сильно утяжеляя протез. Осталось лишь собрать машину из заготовок и… Дверь в мастерскую со щелчком приоткрылась. Судя по тихому поскрипыванию половиц, человек, стоявший в туманной тени у входа, неловко переминался с ноги на ногу. Я обернулся и, коротко кивнув, вернулся к попыткам отвинтить защитный клапан простой отверткой. — Вечер добрый, Док. – Пробубнил я себе под нос. Перешедшая в фортиссимо мелодия, доносившаяся из радио, почти полностью заглушила мой голос. — Кхм. Не знал, что ты слушаешь классику… — заметил немец, делая несколько шагов к моему столу. – То, что сейчас играет, это же, если не ошибаюсь, Шопен? — То, что сейчас играет, это обычные динамики вкупе с электровакуумными радиолампами, друг мой. Ты ко мне по делу? Командный медик, с недавних пор пришедший в нашу компанию, впервые за все это время увидел вживую мою комнату и, с видом посетителя музея, разглядывал расшвырянные по стеллажам схемы устройств. — По правде говоря, да. – Неспешно протянул он, пристально изучая взглядом расположившийся в луже разлитого пива соленоид. – Во время задания мне повредили шприцемет, и теперь он заедает буквально на каждом втором выстреле. Посмотришь? — Н-да… оставь его на столе. Чуть позже разберусь. – Коротко ответил я, с трудом заталкивая новый стальной стержень в слегка помятый разъем. Доктор бережно положил разбитое оружие рядом со мной, когда его взгляд скользнул на полусобранную механическую руку. Он неловко отпрянул, едва не сбив загруженный деталями стул. — Mein Gott... Делл… Что это? – он в ужасе застыл и смерил меня взглядом, полным растерянности и непонимания. — Протез. Разве не заметно? – я приподнял локоть и продемонстрировал стык металлического диска с плотью. – Да, он, конечно, не в лучшем состоянии, так что, был бы признателен если ты… — А… Это не больно? — он с волнением посмотрел на раздробленную механическую кисть. Я пожал плечами и отрицательно покачал головой, однако доктор по-прежнему с восторгом и сожалением оглядывал испачканные в крови и машинном масле стальные пальцы. – Выглядит внушительно! Ты полностью заменил лучевую кость? Но я… Мне не сказали, что ты лишился руки… Гаечный ключ упал со стола, больно приземлившись мне на сапог. Тихо ухнув, поднимая его, я вытер рукоять о рубашку и продолжил откручивать крепежный винт. — Остальные пока тоже не знают, док. Не переживай. Я установил ее лишь четыре месяца назад. Покажу всем, как только доработаю еще пару нюансов. — Постой, что? — В его голосе звучала искренняя озабоченность, а в глазах горело неудержимое любопытство, но впечатление этот вопрос произвел неприятное, словно бы в нем скрывалось осуждение в мой адрес – Но ведь они должны были знать, если ты лишился конечности в бою… — Док. – Я устало повернулся к нему всем телом и нетерпеливо улыбнулся. – Успокойся. В этом нет ничего удивительного. Я не терял конечностей в бою. Замена обычной руки на протез – мое осознанное решение. Немец замер. За мгновение его взгляд переменился. Не осталось и следа от выражения восторга и любопытства — лицо врача вдруг стало каменным, брови напряженно опустились. — Ты хочешь сказать… что сам ее отрезал? – холодно спросил медик, с долей испуга наблюдая за тем, как я все больше развинчиваю временный каркас. — Да. Сам. Он не пошевелился. Я слышал ровное, чуть хрипящее на выдохе дыхание у себя за спиной, все ожидая, когда доктор задаст следующий бессмысленный вопрос. Однако его не последовало. В мастерской воцарилась напряженная тишина, и только девушка, чей голос доносился из радио, легкомысленно пела песню о неудавшейся любви. Неожиданно, немец крепко схватил меня за шиворот и рывком развернул к себе, яростно заглянув в глаза. — Черт тебя дери! Dummkopf! Зачем, зачем ты осознано лишил себя того, что дала тебе эта жизнь?! Это… – он сжал запястье моей механической руки и потряс ей перед собой — … неестественно! Ты изуродовать себя решил? В какой-то момент мне показалось, что он хочет ударить меня по лицу, но вместо этого медик уселся на ящик с боеприпасами и, раздраженно всплеснув руками, поджал свои узкие губы. — Многие инвалиды готовы отдать все, что у них есть, за возможность вернуть… — Стоп. Послушай, приятель. – Я не смог скрыть раздражения в интонации, с которой обратился к другу. – Я не инвалид. И я ничего не терял. Я просто усовершенствовал свое тело. Это все. — Ты отрубил себе руку, чтобы опробовать какое-то там изобретение! Это не нормально! — Не тебе меня судить. – Холодно процедил я, сжимая стальной кулак. — О, да! – саркастически поклонился врач. — Что дальше, Франкенштейн, глаза себе выколешь, в надежде на успех каких-нибудь там усовершенствованных линз-передатчиков? Ничто не заменит тебе данного от природы! Нет более совершенной системы, чем та, что заложена в нас от рождения! — Успех «Оружейника» неоспорим. Можешь ли ты своей рукой за две секунды превратить внутренности врага в кровавую кашу? — А твоя рука может сама срастись при переломе? Эта машина хороша для тех, у кого нет возможности жить с рукой из плоти и крови. Тот, кто добровольно отказывается от своей же сути, по факту, просто безумен. — Безумен, Док? – Я гневно стиснул зубы и уперся взглядом в творение своего деда. — Ты, ученый, прославляешь слабость, только потому, что она дана нам с рождения. Это – настоящее безумие. Будучи человеком образованным, гордиться загнанностью в рамки первозданности своего вида? Спасибо, у меня есть идея получше… Медик промолчал. Я неохотно повернулся к нему. — Эта рука была разработана почти двадцать лет назад, и при этом ни разу не была собрана по финальной версии чертежа. Будучи великим изобретением, «Оружейник» не получил даже толкового испытания. Знаешь почему? Дело не в моральных устоях. Его создатель хотел быть первым его обладателем и, конечно, желал его силы. Но преодолеть страх возможного провала он не сумел. «Что, если лишившись всего, я так и не смогу достичь идеала?» «Вдруг разработанная мной система не сработает?» Вопросы практического применения не дают гениям покоя. А мне удалось это преодолеть. Я сам отрезал свою руку, сам установил механизм. Этот протез существует благодаря вере, и вере не напрасной. А порой она гораздо важнее, чем знание собственного потенциала без каких-либо дополнений. Медик, уже явно не желавший продолжать спор, удрученно пожал плечами, принимая свое поражение. Решив, что пытаться меня переубедить – пустая трата времени, он снова начал испытывать интерес к протезу непосредственно. — Так значит ты, полностью положившись на данные из чертежей, соорудил это, только делая все указанное в записях какого-то непонятного гения-механика? Это не твоя разработка? — В целом, да, я лишь слегка ее усовершенствовал… — Я с недоумением глядел в хитро блестящие глаза немца. Что-то странное мелькнуло на его лице. – Док… Ты в порядке? — О да. Все отлично. Я в порядке. – Неприятная улыбка на его губах расползлась в неестественно широкий оскал. Он медленно поднялся с ящика и сделал шаг в мою сторону. Мне стало не по себе. Я неуверенно поднял со стола пистолет, неспешным шагом отступая к двери. На лице медика отразилось искреннее недоумение. — Делл, что же ты делаешь? Я не собирался тебя пугать, если что… Просто… — он тепло развел руки и подошел почти вплотную ко мне. – Я просто захотел тебя обнять. . . . — Да. Все прошло успешно. – Шпион положил толстую папку с чертежами на стол инженера и многозначительно улыбнулся. – Мне даже понравилось. Жаль, повторить не удастся. Механик лишь тихонько хихикнул, жестом предлагая французу сесть напротив себя. Сдержанно смерив взглядом товарища, гость неохотно опустился на потертое сидение кресла и закурил. — Честно тебе скажу, я в этих рисунках ничего не разобрал. – Протянул Шпион, деловито постукивая безымянным пальцем по медленно тлеющей сигарете. — Для меня они — равно, что китайская азбука, посему и пришлось тащить тебе их все без исключения. Надеюсь, сам сумеешь найти, какой из них содержит описание механической руки. Инженер уже принялся увлеченно листать бумаги, время от времени коротко кивая головой. Расположение духа у него было, похоже, не лучшее, а излишняя молчаливость таила в себе явную угрозу. В такие моменты работа нередко поднимала зануде настроение. Одно лишь удовольствие, наградить его подобным счастьем. — Знаешь, — ехидно заметил француз, потушив свою сигарету — а у меня для тебя есть еще один подарок. За него я хотел бы даже получить что-нибудь взамен. Как-никак, ценность. Шпион поднял с пола чемодан и с глухим стуком опустил его на деревянный стол. Из пропитавшегося влагой уголка сумки сочилась густая темно-красная жидкость, неспешно расползаясь лужицей у самого изголовья папки с чертежами. — Пробный образец, так сказать. Немного поломанный. Отделить его от плоти я так и не сумел, так что, опять же, изучишь записи – разберешься. Самодовольно улыбнувшись, агент расстегнул изрядно залитый кровью медицинский халат и, повесив его на стул, бесшумно вышел из комнаты.