Мячик

      Солнце мягко светило в стеклянные окна высотных домов Ниндзяго Сити. По улицам лениво, будто разморившись от жары, ехали разноцветные машины. Школьные автобусы, как обычно, не маячили своими ярко-жёлтыми боками между другим транспортом: наступила пора долгожданных летних каникул. Ребятишки разных возрастов, отлучившиеся от порядком наскучивших занятий, нарезали круги по парку на велосипедах, носились по дорожкам, играя в догонялки, или сталкивались командами на футбольном поле. Отовсюду доносились смех, радостные крики и улюлюканье болельщиков с трибун. Весь город, казалось, охватила радость и солнечность этого прекрасного месяца июня…       Но на маленькой площадке, со всех сторон окружённой высокими домами, было практически неслышно посторонних звуков. В отличие от других уголков Ниндзяго Сити, она казалась почти безлюдной: на ней было лишь двое.       Слегка отдалившись от качелей и горок, на сочной зелёной траве стоял маленький светловолосый мальчик. Сжимая в ручонках лёгкий малиновый мячик, он неуверенно поднимал его и снова опускал, то и дело бросая умоляющий взгляд на папу. Гармадон, стоя напротив сынишки, приготовился, расставив в стороны все свои четыре руки. Здесь, на миниатюрной детской площадке, в летних шортах и красной футболке с пальмами бывший Тёмный Лорд смотрелся очень комично и неуместно и мог бы вызвать у посторонних невольную улыбку, если бы в этот уголок города хоть кто-нибудь заглядывал.       — Ну, давай, Лалойд, не бойся, бросай, я поймаю! — он качнул руками, показывая, что и правда готов в любую секунду схватить кинутый ему мяч. — Бросай!       Ллойд посмотрел на папу с немым вопросом и, получив от него кивок, некрепко сжал в одной ручке резиновый снаряд. Занеся его над головой, мальчонка остановился, но лишь на миг, а затем, серьёзно поджав губки и нахмурив тоненькие бровки, со всех своих детских сил метнул мяч вперёд. Гармадон, вытянув руку, легко схватил его и улыбнулся.       — Видишь, Лалойд, я же говорил, что всё получится! А теперь лови! — и он подкинул мячик в сторону сынишки. Тот подпрыгнул, и мяч оказался у него в руках. Мальчик засмеялся от счастья и уже без колебаний отправил его в обратный полёт.       Так и носился туда-сюда ярко-малиновый мячик, описывая в воздухе красивые дуги. С каждым броском Ллойд становился всё сильней и уверенней, а у бывшего злодея в его красных глазах загорались искорки зарождающегося в душе тёплого родительского чувства. Наконец, малыш попал папаше по лицу импровизированным ядром, и тот повалился на траву со стоном: «О нет, тебе удалось победить меня, юный воин!». Мальчишка засмеялся и подбежал к отцу, наигранно ужасаясь произошедшему и горюя по своей утрате. Затем, посерьёзнев и перестав разыгрывать сцены, он вопросительно посмотрел на поверженного отца.       — Пап, а может, как вчера…       — В «Ниндзя против Злобного Лорда»! — тут же подскочил Гармадон, воодушевившись идеей сына. Достав из кустов спрятанные там самодельные деревянные катаны, он бросил меньшую мальчонке.       Ллойд поймал её просто, без особых усилий, как ловил до этого мяч, тут же сжал в своей ладошке и принял боевую стойку. Его отец сделал то же самое, только взяв своё оружие нижней парой рук.       — Да схлестнутся силы добра и зла! — с улыбкой произнёс он и первым взмахнул катаной.       Сынишка, не отставая, тут же блокировал удар и, отведя орудие противника в сторону, сам сделал атакующий выпад. Гармадон и сам не заметил, как уже с самого начала игрушечного боя начал поддаваться сыну, хоть сроду не терпел проигрышей и старался побеждать любой ценой. Хотя, были на то свои причины: для своих пяти лет Лалойд так хорошо овладел оружием, что было просто кощунством лишать его после этого удовольствия нелёгкой победы.       Сражение длилось долго, уже и на лбу маленького воина выступил пот, и рука его устала удерживать тяжёлое дерево меча, но он продолжал бороться, забывая о собственных слабостях. Лишь стучали мечи друг о дружку, и слышалось громкое пыхтение уже подуставших воителей.       Сверху с балкона, облокотившись о деревянные перила, за ними с улыбкой наблюдала Коко. Сам вид этой безобидной схватки, лишь простой мальчишечьей игры, а не настоящего боя, возбуждал в ней тёплое чувство умиления и счастья. Как же хорошо, что тогда, когда она сидела с малышом-Ллойдом там, на лодке, Гармадон вдруг крикнул ей: «Подожди, я передумал! Давай и правда поселимся в Ниндзяго!». И больше не было ни злобных планов по уничтожению города, ни страшных боевых машин, не опасных сражений… А началась простая семейная жизнь здесь, на окраине Ниндзяго Сити, по-своему интересная и неповторимая…       Непроизвольная слеза вдруг проскользнула по щеке Коко и капнула ей на руку. Встрепенувшись, девушка оборвала воспоминание и, наконец, до неё дошло, для чего она вышла на этот балкон.       — Эй, воители! Ужин остывает! — прокричала она, слегка перегнувшись через перила. Сразу две пары глаз, зелёные и красные, поднялись на неё, и стоящие на площадке воины поспешили домой.

***

      — Я приготовила ваши любимые пельмени! — с улыбкой произнесла Коко, встретив своих воителей в коридоре.       Ллойд просиял и тут же, проскользнув через маму на кухню, взобрался на свой высокий стул и придвинул к себе тарелку с изображённым на ней синим драконом. Родители лишь переглянулись с улыбкой, и тоже присоединились к сыну.       — Должно быть, вы очень проголодались после таких-то тренировок, — проговорила Коко, глядя на то, как оба её «мальчика» поедают пельмешки за обе щёки.       — Еффё пфы! — подтвердил Лалойд с набитым ртом, и проглотил за раз едва ли не полпорции.       Коко повернулась к Гармадону в надежде, что тот сможет вразумить сына, чтобы он кушал медленно, хорошо прожёвывая, но застала мужа, застывшего с опрокинутой в рот тарелкой и, закатив глаза и произнеся про себя утешительное «Мужики…», вернулась глазами к своим нетронутым пельменям.       — Фпафипо, мама! — ещё не проглотив остаток порции, поблагодарил Ллойд и соскочил со стула. Тихо (и очень подозрительно) на цыпочках пройдя к двери, мальчик оглянулся на родителей и, заговорщицки подмигнув им, юркнул в свою комнату, наверное, намекая на что-то. Они переглянулись но, так ничего и не поняв, остались на кухне.       Неловкое молчание прерывало лишь постукивание палочек о тарелку, когда Коко брала из неё ещё один пельмень. Наконец, убедившись, что Ллойд их не услышит, она повернулась к Гармадону.       — Я смотрю, вы хорошо поладили. А ты говорил, что тебе не нравится проводить время с сыном.       — Ну, это было тогда, когда он только и делал, что пускал на меня слюни и орал дурным голосом по поводу и без него. А сейчас и ходит, и говорит, и даже дерётся неплохо… — видно было, что подобная тема немного конфузила бывшего Тёмного Лорда. С гораздо большим энтузиазмом он бы сейчас обсуждал какую-нибудь военную стратегию или идею нового супер-пупер-крутого оружия.       — А тогда, в тот день… что вынудило тебя остаться с нами? — после долгой паузы наконец спросила Коко, откладывавшая этот вопрос в долгий ящик уже несколько лет.       Гармадон молчал, выводя взглядом узоры на скатерти, то ли задумавшись, то ли просто не решаясь ответить. Затем он вздохнул и, наконец, сознался:       — Я уже и не помню точно. Скорее всего, я просто побоялся остаться в одиночестве. Мне дороги были наши с тобой отношения, и так, одним махом, перечеркнуть их я просто не решился. Тогда я думал лишь о себе, не о вас, но… я до сих пор уверен, что сделал единственный правильный выбор.       — Я тоже так считаю, дорогой, — и Коко, встав со стула, мягко обняла и поцеловала мужа в щёку.       — Мам, пап, я тут вам кое-что приготовил! — растрёпанная голова Ллойда появилась из-за двери, прерывая интимную обстановку.       Мальчишка торжественно подошёл к родителям и, вытащив из-за спины разрисованный листок бумаги, преподнёс его им. Мама первая взяла листочек и ахнула от изумления.       — Какая прелесть! — и, отдав рисунок Гармадону, радостно обняла и подняла над полом сынишку.       Ллойд гордо улыбался, довольный своей работой, и Коко улыбалась, тронутая сюрпризом сына, и Гармадон улыбался, потому что мог и потому что хотел вписаться в радостную обстановку. Наконец, мама опустила мальчика на пол и, взяв у мужа рисунок, с возгласами «Это нужно куда-то повесить!», устремилась в гостиную. Ллойд с отцом, переглянувшись, последовали за ней.       Приклеив рисунок к цветной картонке, Коко разместила его рядом с семейными фотографиями на стене гостиной. Лалойд, смущённый таким почётом, раскраснелся и, стараясь скрыть это, обнял разом и маму, и папу, и вдруг отчего-то заплакал, но никто и не заметил его слёз в общих семейных объятиях.       А на стене с тех пор так и остался этот рисунок. Сейчас, когда Ллойд уже вырос и скоро собирался окончить школу, он часто смотрел на этот рисунок на стене и тихо, чтобы никто не увидел, пускал скупую мужскую слезу, вспоминая те неповторимые летние дни. А на листочке яркими карандашами, пусть и коряво и по-детски неумело, был нарисован Гармадон в красной футболке с пальмами с деревянным мечом в руках, и Коко в фартучке с тарелкой пельменей на подносе, и он сам, ещё маленький, в зелёном летнем комбинезончике со сжатым в ручках ярко-малиновым мячиком.