Хэндфастинг

Это произошло на Бельтайн. Был тёплый и ароматный весенний полдень. Свет, проходя через занавески, становился матовым и обволакивающим. И каким был воздух — пахло деревом и шелком, фиалками и орехами. А может, мне всё казалось таким прекрасным, потому что Арсений сделал мне предложение. Конечно, в шутку, ибо мы знали, что в нашей стране вряд ли удастся провернуть подобное. Но его взгляд, его руки говорили о том, что он твёрдо намерен заполучить меня, и это почему-то так умиляло. Впрочем, я и сам не против выйти за него замуж, как-то объявить миру о наших отношениях. Но этого делать нельзя, ведь все знают, как ТНТ относится к подобному*. Он сделал мне предложение в шутку, поддавшись порыву и своим грезам, ибо он знал не меньше меня, чем это может обернуться. Но идея, сама мысль, такая завлекающая, такая пленительная. Я просто представляю, как он надевает мне кольцо — да, ещё одно, но на этот раз особенное — на палец, и в груди становится тепло и приятно. Иногда я мечтаю о пышной свадьбе: где-нибудь на природе, всё пастельных тонов и такое воздушное, а вокруг нас наши друзья и родители: я много повидал подобного на своей работе. Вот только мечтам, кажется, не суждено сбыться. Наши родители ничего не знают, да им не нужно знать об этом, главное, что у нас есть хорошая работа и мы сможем прожить в Питере и Москве. И вот на Бельтайн он сделал это, когда мы были у меня в квартире, нежились этим светом, ласкающим нашу кожу, вдыхали аромат благовоний. Арсений шептал эту фразу мне на ухо, заставляя меня немного дернуться от щекотки и улыбнуться. Было так легко — повсюду розы, и майский шест, и предчувствие лета, но такое невесомое, как утренняя прохлада. Осознавая всю плачевность ситуации, мы начали искать альтернативные способы разрешения нашей проблемы. Хэндфастинг — ритуал связывания рук, неофициальное бракосочетание, немного волшебства. Мы об этом вычитали в интернете. Никаких брачных привилегий он не даёт: имущество останется при каждом из нас, не будет возможности пройти в больницу как родственник и многое другое, но нам пока этого и не нужно. Мы не думаем о таком далеком и серьезном; нам нужно здесь и сейчас, нам нужно доказательство того, что всё это реально. — Как я хочу этого, — протяжно застонал Арсений, уткнувшись мне в шею. Я едва касался пальцами его шеи, потом вверх — гладил его по волосам. — Идти к викканам? — спросил я, приобнимая партнера за плечи. — Мы даже не неоязычники. — И пусть. Так просто. Я поцеловал Арсения в лоб. Губы мои растянулись в сочувствующей улыбке, ведь я тоже чертовски хотел этого; хотел его всего, полностью. Хотел просыпаться в одной постели дни, месяцы, годы; наблюдать, как меняются его глаза, как появляются седина и морщины, какой сухой становится кожа, как рассыпаются воспоминания, становясь нитями кератина, оставленными на подушке; хотел видеть наши взлёты и падения; хотел позволить ему и его слезам радости и горя впасть в меня, объединившись в один океан. Всё и сразу. Но государство говорит: «Нет». Государство говорит, что если мы не оставим часть себя в комоде, в квартире, под половицами и в уголках комнат, то ему придется предпринять суровые меры. Выжечь, выкорчевать, вырезать. Именно поэтому нам необходим хэндфастинг — некоторая шкодливость, обход запретов, нечто тайное, что останется только нашим. Подготовка заняла чуть больше месяца, за это время мы успели обсудить с Бэа — верховной жрицей питерского ковена — все необходимые детали, составить план вечера. Это было так глупо и по-детски, но мы действительно загорелись идеей — как светлячки, как звезды неожиданно вспыхивают на небе. Над нами посмеивались наши друзья, но нам было плевать. Мы подумали: «У нас есть деньги, время и возможность — так почему бы не побезумствовать?» О да, мы были безумны, раз согласились на такое, но все эти люди, любезно выслушивающие нас, были такими чуткими и милыми, они не осуждали нас. И вот наступила Лита, день стоял жаркий, влажный, но мошкары было мало. Всё вокруг цвело буйным цветом — повсюду сочно-зеленое, жёлтое и розовое. Мы стоим на поляне, которую присмотрели пару недель назад, наблюдаем за тем, как кипит работа: подготавливают аппаратуру, столы, воздвигают алтарь. Я подхожу и беру с него фиолетовую свечу: она умащена розмариновым маслом. Девушка, одна из организаторок, окликает меня и шутливо грозит пальцем. Ничего пока нельзя трогать. Несколько раз мы уже репетировали всё от создания круга до клятв, но я всё равно волнуюсь. И даже то, что всё предписано, предугадано, меня не покидает ощущение чего-то волшебного. Мы вот-вот сыграем свадьбу. Я тереблю пальцами пуговицу на белой рубашке, Арсений замечает это и, спрятав мои ладони в своих, целует кончики пальцев. — Успокойся, — шепчет он мне. — Уже скоро. Я отрешенно киваю и смотрю на своих друзей: они стоят поодаль и ждут, когда всё будет готово. Мы позвали только самых близких друзей — Диму и Катю, Серёжу, Стаса и Оксану, остальных. Хэндфастинг не требует строгих костюмов и платьев «подружек невесты», поэтому мужчины в рубашках и джинсах, а женщины — в своих летних нарядах. Эта группка дорогих моему сердцу людей косится на нас и не скрывает улыбок, но я знаю — они рады за меня и Арсения. Бэа дает знак, и всё быстро смолкает. Начинается. Она подходит к алтарю и берет курильницу с ладаном и миррой, обходит круг — достаточно большой, чтобы вместить всех нас. Мы все стоим снаружи и наблюдаем, как она идет по часовой стрелке, потом берет ту фиолетовую свечу, обходит с ней. То же самое проделывает с пиалой воды и солью. В конце несколько жриц в красных мантиях разложили по периметру цветы — внешняя граница круга. Было так забавно наблюдать за викканами — если посудить, то у них каждый праздник — церемония, и мантии, и жезлы с ритуальными ножами. Для них это было естественно, как сходить в церковь и поставить свечу, но для нас с Арсением это выглядело странно. Но добавляло изюминки. Я с ухмылкой думаю о том, было ли у кого из моих друзей подобное, и радостно прихожу к выводу, что не было. Нам заранее объяснили формальности: будет и открытие круга, и освящение четвертей, и сам ритуал связывания рук. Нас начали запускать по очереди (входили с севера; Бэа заранее всё рассчитала, расхаживая по полю с компасом), умащая лбы травяным маслом. — Входи в круг с доверием и любовью, — тихо, нараспев произносит миниатюрная девушка, касаясь указательным и средним пальцами моего лба. Я знаю, я чувствую, как всем неловко, да и мне хочется только хихикать, но этот жест — я ощутил себя особенным. Атмосфера менялась, этот день больше не был обычным, серым, горячим — теперь всё дышало волшебством. Мы с Арсением встаем у алтаря, а наши гости — по периметру круга, не выходя за него. Бэа стоит на востоке, а от нас лишь требуется повернуться в её направлении. — Приветствуем силы востока, края начинаний. Благословите нас своей мудростью, — произносит Бэа, подняв руки. Остальные жрицы начинают издавать едва различимое «м-м», а мы вторим им. У меня вибрирует затылок и щекотно там, где губа касается верхних зубов. Я чуть ли не смеюсь, Арсений видит это и улыбается, но прикладывает к губам указательный палец. Меня почему-то охватила волна обожания к этому человеку: вот он стоит, в бледно-голубой рубашке и брюках, весь из себя такой великолепный, и блестящий, и невообразимо пленительный. Голубые глаза так вторят этому сочному летнему пейзажу, я готов рассмеяться и утянуть его за собой. Но мы поворачиваемся направо. — Приветствуем силы юга, края огня и страсти. Благословите нас своей энергией. Я прикрываю глаза и пытаюсь понять, каково это — чувствовать всё, произнесенное здесь, каково чувствовать жар от котла и дым, ласкающий атам. Если постараться, можно почувствовать поднятие духа, так на меня влияет всё вокруг. Мы повернулись на запад. — Приветствуем силы запада, края исцеления и таинств. Благословите нас очищением и вдохновением. Гул нарастал. Не знаю как, но мы увлеклись, и теперь я ощущаю что-то. Это самовнушение, но меня вдруг охватывает такая страсть к Арсению, что я едва сдерживаюсь, чтобы не притянуть его к себе, поцеловать на виду у всех. Всё вокруг нас наполнено энергией, словно мерцает, всё такое великолепное, что у меня начинает кружиться голова. Жрицы начинают вплетать в полотно звуков различные имена, шепотом: — Изида… Астарта… Диана… Геката… Деметра… Кали… Инанна… То повышая, то понижая голос, они творили вихрь песни и гула. Имена, что древнее солнца и всего света, имена, которые отзываются внутри, шепотом произносимые в тёмных, неизведанных уголках души. Мне объяснили, что это называется конус силы и что сейчас лучше всего расслабиться и отдаться ощущениям. Я позволил вибрации пройти от своего затылка по позвоночнику вниз. Арсений стоял так близко; теперь я мог уловить его аромат — что-то мускатное, терпкое — сквозь запах благовоний и свечей. И тут всё остановилось, по мановению руки Бэа каждый замолчал, и энергия, которая не нашла выхода в песне, приятно покалывала кожу. — Мы собрались сегодня здесь, — начала Бэа, встав у алтаря рядом с нами и любовно взглянув на нас с Арсением, — чтобы отпраздновать союз Арсения и Антона. Многие могут подумать, что союз богини и её супруга, отмечаемый колесом года, как-то принижает или вовсе отрицает гомосексуальный аспект. Но не стоит забывать, что рогатый бог — бог лесов и зверей, охоты, но также и бог-жертва, ибо носит он рога. Херн — охотник и добыча одновременно. Бог-охотник и бог-добыча пребывают в мистическом единстве, основанном на трапезе, поглощении плоти, когда охотник и добыча сливаются физически. Под собой они имеют ту же основу, что и сексуальный контакт. Таким образом, мистерии охоты похожи на мистерии любви — объединении двух в одном. Бог — любящий и возлюбленный**. Сегодня мы собрались здесь, дабы боги благословили этот союз. Брак — это периоды взлетов и падений, периоды ответственности и заботы, и, зная об этом, Арсений и Антон пришли сюда, чтобы быть связанными на год и один день, а после, если будет их любовь крепка, вновь обручиться перед богами. Благословенны будьте. Все в восторге от этой пламенной речи — до того таким проникновенным и пылким был голос верховной жрицы. Теперь настала наша очередь. Арсений стал первым — он погружает палец в пиалу с душистым маслом, а затем смотрит мне в глаза. Он возбужден и взбудоражен, у него сияют глаза. От перенапряжения у меня стучат зубы, едва уловимо, но он-то всё видит. Арсений смущенно ухмыляется и касается пальцем моего лба. — Я очищаю тебя от всех тревог; очищаю твой разум от страхов, — его голос в этот момент был таким терпким и будто предназначенным для меня одного. Я закрыл глаза, он легко коснулся век. — Глаза твои, дабы те узрели её путь… Его масляные пальцы прошлись по моим губам, чуть приоткрывая их. — Твои губы, дабы те слагали её имена… Мне стало тяжело дышать — его рука опустилась мне на грудь. — Твое сердце, чтобы было оно сильным и любящим… Я смотрю на все из-под ресниц: Арсений опускается на одно колено и, стрельнув веселым взглядом с искорками, накрывает мой пах рукой. — Твои гениталии, ради силы и удовольствия… Все вокруг охают, а Арсению чертовски приятно. Мы уже несколько раз репетировали, и эта часть была его самой любимой, потому что я всегда смущался. Вот и сейчас, у меня горели щеки и чуть не подкосились ноги. Его пальцы коснулись моих ног. — Ноги твои, дабы те шли её путями. И он как ни в чем не бывало поднимается с колена и неотрывно смотрит на меня, выжидая моей очереди. Я растираю масло между средним и большим пальцами, пытаясь отдышаться. Оказалось, в какой-то момент я просто перестал делать вдохи. Надо сосредоточится. — Я очищаю тебя от всех тревог; очищаю твой разум от страхов, — я нашептываю и понимаю, что никто, кроме Арсения, не слышит меня. Это было так волнующе. Мои пальцы коснулись его губ — мягких и податливых, желанных. — Твои г-губы… Губы… — у меня не соображает голова, я всё смотрю и смотрю на его губы, просто представляя, что этими губами он делает со мной: говорит о любви, целует; поцелуи по всему телу. Он слегка сжимает мои пальцы этими вот губами, и я схожу с ума, до того хочется погрузить их в рот и прижать язык; такое неправильное, горячее чувство. — Дабы те слагали имена… — говорим мы в унисон. Мне стало спокойнее. Я думал, что забуду почти всё, но на самом деле я неплохо справился. Это было хорошо видно по довольному лицу Арсения. Мы обмениваемся кольцами: они не обручальные, обычные кольца, которые не будут выделяться, но которые точно будут много значит для нас. Мне нравится крестик на кольце Арсения — мне сказали, что это хороший знак. Ну, а мое кольцо затеряется на руке среди других. Все апплодируют, все счастливы. Бэа связывает нам руки бархатной лентой, отдавая один конец мне, а другой — Арсению. — Двое стали Одним, как и должны были. Да будет так! И только после этого мы позволяем себе поцеловаться, уже как супруги. Пусть этот брак длится год и один день, ведь это значит, что через год можно повторить подобное. И ещё через год, и ещё. Каждый раз превращать это в ритуал, церемонию! Я зарываюсь пальцами левой руки в его волосы, нежно поглаживая и отвечая на поцелуй, а он приобнимает меня за плечи. Наши правые руки до сих пор связаны, и это ощущалось так правильно: быть с Арсением. Всегда. Теперь можно выйти из круга и пройти к столам с закусками, накрытыми неподалёку. За пределами этого круга воздух другой, не такой плотный и тяжелый. У меня немного кружится голова. Хэндфастинг принес приятное опустошение, желание положить голову на плечо Арсения и мирно уснуть, зная, что всё произошедшее — не сон. Друзья спешили подойти к нам, поздравить и обнять. — И почему мы не додумались до такого? — вопрошает своего мужа Катя. Законного мужа. Мы же с Арсением были… Неформальными супругами. Но у меня нет сил что-то ей говорить, поэтому я ухмыляюсь и понимающе киваю. — Это было волшебно. И клятвы, и благословение, и… Всё. Всё было на высшем уровне. Ребята, я так рада за вас. Отовсюду слышатся слова, слова, слова, но мне немного плевать. Мы так долго ждали этого дня, и наконец он настал. Что я чувствую? Спокойствие и радость от выполненной цели и море, целый океан любви к этому человеку, который решился со мной на это сумасшествие. Нам преподносят подарки: небольшие презенты, а самый заключающий — «корзина с тринадцатью благословениями», как это называется у виккан. Тринадцать маленьких предметов, символов, статуэток, которые должны охранять нашу любовь и покой. Я понял, что мне нравится Бэа — не в романтичном смысле, но в дружеском. Пир продолжается в банкетном зале до самого заката, но я и Арсений стараемся не тратить силу и энергию напрасно, мы такие вялые, что кажемся нашим друзьям скучными, и все шутят про то, что нас следует оставить одних. На губах Арсения блуждает улыбка — возможно, они в чём-то правы. Уже вечером мы с Арсением отправляемся в нашу квартиру. Ночь ознаменовала себя Великим Ритуалом.