***
Уже не один раз Боунз замечал, как странно вел себя Чехов во время разговора. Обычно весёлый и улыбчивый, легко идущий на контакт, с Леонардом он становился замкнутым, прятал взгляд и что-то невнятно бормотал, изредка переходя на русский, очевидно, боясь быть услышанным. МакКоя это бесило. Да, не раздражало, не смущало, а именно бесило. Доктор чувствовал себя идиотом и сволочью одновременно, потому что малец ничего не отвечал на вопросы типа «Что случилось?», «Что-то не так?» или «Не беси меня, парень. Что я сделал?». Лишь густо краснел и молчал. Каждый чертов раз от вида грустного Павла у Леонарда сжималось сердце. Поначалу МакКой списывал свою реакцию на не в меру разыгравшуюся совесть, но в какой-то момент… В какой-то момент лучезарная улыбка мальчишки осветила душу доктора до самых дальних уголков, являя взгляду Боунза новое чувство, о котором тот упорно старался не думать. Собственно, по этой же причине доктор оттягивал «серьезный разговор» с Чеховым так долго, как только мог. Но, как известно, любому терпению рано или поздно приходит конец.***
- Павел, зайди ко мне в медотсек через 5 минут, это срочно, — донеслось из коммуникатора Чехова. Юноша тихо ругнулся и медленно поднялся со своего места. - Капитан, могу я ненадолго отлучиться? — нарочито-весело спросил он у Кирка. Лишних вопросов не хотелось совершенно. - Конечно, энсин. Боунз меня уже предупредил, — с лёгкой ухмылкой ответил Джим. Паша почувствовал, что краснеет, но постарался максимально уверенным шагом двинуться к турболифту. Недолгая поездка неизбежно привела Чехова к стандартному размышлению на тему «Когда моя жизнь стала сумасшедшей настолько, что я влюбился в Леонарда МакКоя?». Да, вот так запросто, без обиняков Павел признался самому себе в том, что ему нравился лучший доктор Федерации, по совместительству — его коллега. Служебный роман, увы, не казался хорошей перспективой. Черт, да это была ужасная перспектива! Будучи семнадцатилетним юнцом, влюбиться во взрослого мужчину. Да уж, не так его мама воспитывала. А теперь ещё это «срочно». Ничего хорошего от предстоящей встречи Чехов не ждал уже потому, что не умел реагировать на присутствие Боунза рядом хоть сколько-нибудь спокойно. МакКой злился, Паша впадал в тихую истерику. Картина маслом. Неожиданно юноша осознал, что уже около минуты стоит в лифте, глядя в пустоту и не решаясь выйти. Господи, жизнь вообще могла стать хоть чуточку проще? Нерешительно нажав кнопку, открывающую двери, Павел буквально обомлел, чуть не врезавшись в МакКоя, стоящего в полуметре от него. Тот будто ждал его прямо здесь, все это время. Стушевавшись от неловкости ситуации, Чехов смог лишь пробормотать: «Прости, я не хотел…» и отвести взгляд. Реакция Боунза была неожиданной: тихо вздохнув, будто от усталости, он обхватил ладонями лицо мальчишки и развернул так, чтобы тот смотрел прямо на него. Паша порозовел буквально за две секунды. Несомненно, будь МакКой медиком, он бы обеспокоился состоянием юноши. Но, будучи в тот момент влюбленным идиотом, Леонард лишь неотрывно смотрел в глаза Чехова. — Паша, что происходит? Почему ты так себя ведёшь со мной? — тихо спросил Боунз, чувствуя, как горит лицо под его ладонями. Яркие голубые глаза смотрели в упор, переворачивая внутренности вверх тормашками. А потом юноша приоткрыл рот, и мозг МакКоя отключился. Сильное, обжигающее желание поцеловать Павла вырвалось из глубин сознания, застило Боунзу глаза. Он смял губы напротив в поцелуе раньше, чем осознал, что, вообще, делает. Чехов же стоял, как столб, не отвечая, но и не отталкивая. Это и отрезвило доктора. Он отстранился и шагнул назад с неловкой поспешностью, чуть не впечатавшись в стену. — Черт, Чехов, прости, я сам не знаю, что творю… Я не хотел… То есть, хотел, но… Блять! — на МакКоя медленно накатывала паника. Он порывисто отвернулся от Паши, пытаясь придумать хоть какое-то оправдание тому, что натворил. И, бог свидетель, ему это было нужнее, чем юнцу, что всё ещё пребывал в шоке, стоя в дверях медотсека. — Леонард, я… Ты мне… — Не надо, Паша. Я совершил глупость. Прости меня, ладно? А потом необычайно тяжёлая для столь хрупкого юноши ладонь легла на плечо Боунза и ощутимо дернула, чтобы Чехов мог смотреть ему в глаза. Собрав всю свою смелость в кулак (буквально), Паша потянул мужчину за рукав вниз и возобновил поцелуй. Несомненно, было бы неправильно посчитать Леонарда неопытным. Но рядом с Павлом он млел, будто ему самому было семнадцать. Мягко сплетаясь языками, обнимая друг друга, они стояли посреди медотсека, позабыв о том, что их могли увидеть. Чехов ластился, как кот, подрагивал под тёплыми ладонями, весь будто плыл от удовольствия. Наконец-то все встало на свои места. Вселенная обрела смысл. Если бы сейчас их спросили, хотели бы они что-то изменить, ответ был бы однозначным: «Никогда».***
— Черт, Паша, а ведь если бы ты не стеснялся, как девчонка, этого бы не случилось, — оторвавшись от губ напротив, сказал Леонард. — Это был мой коварный план. Теперь, по старой русской традиции, ты должен на мне жениться, — безапелляционно заявил юноша. — Да-а? Ну что же, в таком случае, мне пора… — Ну уж нет! Я привяжу тебя к стулу и заставлю молить о пощаде! — шутливо-угрожающе выпалил Чехов. — Жду не дождусь, котик, — хитро подмигнул Боунз. Щеки Паши приобрели насыщенный пунцовый оттенок. Леонард лишь расхохотался. Этот парень никогда не перестанет его умилять.