Даша.

Ветер с противным завыванием носится по крохотным улочкам, сбивая в кучи мусор и сметая с дороги листья. Погода погано действует на настроение, и большинство жителей Петербурга, недовольно кутаясь в пальто, бредут по делам в абсолютно скверном расположении духа. Точно так же кутаясь в вязаный кардиган, по улице идёт она. Пожалуй, её отличает от толпы свежий загар и абсолютное спокойствие. Женщина прилетела час назад и с таким удовольствием сменила каблуки на кроссовки, что сейчас пытается как можно усерднее прочувствовать асфальт, поэтому идёт медленно, наслаждается своим настоящим ростом. Люди, идущие около неё, удивлённо смотрят. Даже, наверное, с отвращением. Но ей плевать. Дорога до заветной двери длится две вечности с половиной, за которые она успевает выпить банку колы и съесть Сникерс, а потом начать ненавидеть себя за это, прощупывая тонкими пальцами отсутствие жира на животе, будто он за секунду появится. Когда ноги уже слегка подвывают от усталости, может, из-за непривычки ходить в кроссовках, может, потому что две с половиной вечности — довольно долгий путь, но тем не менее, именно в этот момент глаза читают табличку: «Запасный выход». Ручка податливо опускается под напором, и лестница вниз стелется под ногами ласковой чёрной кошкой. Худенькие ножки летят по ступеням быстро, будто и не болели вовсе две минуты назад. Нужная ей дверь, как назло (или к счастью), самая первая. Она останавливается и с остервенением закусывает губу. «Что же ты творишь, Настя?..» — мозг кипит от нерешительности, но изящный кулачок машинально стучит по двери. Даже лёгкого стука оказывается достаточно, чтобы противный скрип петель заставил зажмуриться. В помещении царит настоящий мрак, так, что видно было только очертания, и то, — достаточно смутные.  — Знала, что ты придёшь. — Тихий голос из глубины с явной усмешкой бросает короткую фразу.  — Ты всегда всё знаешь. И что из этого выходит? — Нащупав руками кресло, Настя плюхается в него и выдыхает. Устала. — Откуда, кстати?  — Спектакль, — просто отвечает голос, и тонкие пальцы его хозяйки зажигают свечу. — Ты с мужем?  — Даш, не начинай. — Недовольно отвечает женщина и устало закрывает глаза, потирая виски.  — Не называй меня Даша. Я говорила тебе тысячу раз. Голова болит? — «не Даша» встаёт, раздаётся звук шагов.  — Хорошо, уважаемая боевая ведьма Дария Воскобоева, буду звать Вас только так. — Анастасия усмехается, — Конечно болит. Десять часов перелёта из, — женщина не успела закончить, её прервали.  — Значит, с мужем. Что, и там уже актрисой стала? Можно ждать Оскар? — Сильные руки боевой ведьмы начинают какие-то колдовские обряды над головой оппонентки.  — Не дерзи.  — И не думала. Новый шампунь? — Настя кивает, чувствуя, как уходит боль и приходит долгожданное спокойствие. Глаза сами закрываются, а мысли о том, что нужно проучить Дашу, улетучиваются.  — И новая помада, — мимолетно говорит актриса, расплываясь в улыбке. — Показать?  — Я сама посмотрю. — Дария держит её за плечи чересчур сильно для такой на вид хрупкой женщины, опускается до невозможности близко к лицу Анастасии и чувственно, с наслаждением, после долгого ожидания целует её. Такие мягкие и тёплые губы, пухлые, накрашенными чем-то определённо слишком дорогим, бросают ведьму в жар. Настя молчит. Она почти всегда молчит, когда находится в этой комнате. Просто не любит говорить, потому что только здесь может отойти от придуманного давно-давно образа вечной болтушки и побыть тем, кем является на самом деле. Примерной женой. Хорошей мамой. Взрослой женщиной. И до ужаса влюблённой девчонкой. Той, которая каждые гастроли несётся со страшной скоростью в этот подвал, как только выдаётся свободная минута, которая так любит розы из сада, её сада, которая просто забывает о том, кто такая Анастасия Заворотнюк, и становится просто Настей. Никем больше. Дария отрывается от мягких губ и ждёт хоть какой-то реакции. Молчание, такое жуткое, угнетающее и выводящее из себя. Ведьма уже хочет сказать что-нибудь нелестное, уж она-то может, но в эту же секунду ощущает тёплую маленькую ладошку на своей талии, а затем и мягкий поцелуй. Актриса без стеснения зарывает пальцы в длинные чёрные волосы самой потрясающей на свете ведьмы, осторожно притягивая её на себя и с трудом нащупывая застёжку от платья.  — Я ненавижу это платье, я говорила?  — Миллион раз, — Дария не отстаёт и стягивает с Заворотнюк кардиган и рубашку, расстёгивая пуговицы с сумасшедшим ритмом.  — И ты всё равно его надева… — Анастасия не успевает договорить, её затыкает весьма грубый поцелуй. Холодные пальцы обжигают загорелую кожу, а тело с наслаждением отвечает на предоставленные ласки. Химия, страсть, ужас нелогичности этого союза горят в воздухе яркими вспышками, пока два разных голоса стонут в любовный унисон… «Господи, я же взрослая замужняя женщина, что я здесь делаю?» — находясь в объятиях друг друга, обе задаются немым вопросом, однако лишь крепче прижимаются, ютясь на злополучном кресле.  — Я ведь специально для тебя поставила здесь кушетку. — Первой разговор начала Дария, — Знаешь, чего мне стоило убедить Бантееву, что это необходимо для сеансов?  — Знаю. И слышать про это ничего не хочу, — ревность голодной ядовитой змеёй вспыхивает в огромных карих глазах, и это почему-то смешит Воскобоеву.  — Ревнуешь? Можешь не отвечать. Она, кстати, на тебя тоже заглядывается. — Дария подмигивает, за что получает ощутимый щипок за бок. — Мне было больно.  — Мне тоже. Мне всегда здесь больно. — актриса пожимает плечами и, сгибаясь, целует покрасневшее место, осторожно обводя языком его очертания. — Легче? — Дария кивает и отчего-то начинает смеяться. Настя прикрывает глаза, продолжая прижимать к себе ведьму. Обе молчат, наслаждаясь обществом друг друга, потому что время неумолимо, песчинка за песчинкой, утекает сквозь пальцы, и Дария прекрасно понимает, что когда-нибудь, возможно, через две минуты, а, может, через два часа, позвонит Петр, и она опять исчезнет. Боевые ведьмы не плачут, поэтому все, что остаётся, как можно дольше и крепче держать Заворотнюк за руку. Но никакая магия не спасает от злополучного звонка, и экран телефона актрисы отчётливо показывает: «Муж». Настя собирается в считанные секунды, так, что даже опытные вояки могут позавидовать, ведь нужно как можно быстрее оказаться в театре, а то Петр не поймёт, почему его драгоценная жена шляется по каким-то подвалам. Застегнув кардиган, Анастасия бросает взгляд на ведьму и видит её глаза, полные детской, неподдельной обиды, сумев разглядеть это даже через тусклый огонёк свечи, настолько сильны эти чувства.  — И всё-таки ты Даша, — дверь захлопывается, и слышатся шаги, уходящие всё дальше от двери.