Why?

Мерлин наступает на спуск. Взрыв. Тьма. *** Просыпаясь, он слышит, что кто-то разговаривает в соседней комнате, и поначалу думает, что чудом выжил, но боли нет, и тело не чувствуется. Он открывает глаза — и понимает, что находится в том самом самолёте, который доставил их с Гарри и Эггзи в Камбоджу, прямо в лапы смерти. «Дурной сон», — думает он, потом надевает костюм, выходит в салон и раздаёт Гарри и Эггзи оружие. Всё идёт хорошо; Мерлин особенно внимателен к поиску мин, но раздаётся глухой щелчок — и всё идёт нахер. «Значит, вещий сон». Разумеется, он делает всё так же, как и во сне — он всё ещё чувствует себя обязанным Ли, отцу Эггзи. Боль в глазах Гарри дружеская, но Гарри не впервой было терять друзей. А Эггзи так и не научился смиряться с потерями. Когда Мерлин, допевая «Кантри Роуд», кивает ему, он даже с такого расстояния видит блеск слёз в глазах Эггзи. Это больно колет душу, но выхода нет. Мерлин наступает на спуск. Взрыв. Тьма. *** Боли нет; ровный гул самолёта Мерлин различает практически сразу и садится в кресле, в котором задремал. Он, чёрт возьми, абсолютно не понимает, что, блядь, происходит. Он дважды подорвался и дважды был уверен, что это по-настоящему. Не может же он ошибаться? Но костюм висит в прежнем месте, и Эггзи с Гарри сидят молча, глядя в никуда, каждый думая о чём-то своём — ровно так же, как он их и увидел в прошлый раз. — Ого, прекрасный вид, Мерлин, — восхищённо тянет Эггзи, и Мерлин кивает ему. В этот раз он подробнее рассказывает про миноискатель, ведёт их другой тропой, но тщетно — каждый раз, когда до конца зарослей остаётся менее полуметра, Эггзи находит ногой мину, и Мерлин просто не может позволить ему взорваться. Поэтому Мерлин снова наступает на спуск. Снова взрыв. Снова тьма. *** — Это, блядь, уже не смешно! — рявкает Мерлин, просыпаясь всё в том же кресле самолёта. Он надевает костюм и выходит в салон — без пафоса, уставший от трёх пережитых подряд собственных смертей. — Ого, прекрасный вид, Мерлин, — восхищённо тянет Эггзи. Мерлин хмуро смотрит на него и никак больше не реагирует. Эггзи не виноват, что он наступает на эту мину, потому что в этот раз Мерлин снова меняет тропу и пускает его после себя, взяв в руки миноискатель. Он готов поклясться, что миноискатель молчал, но факт остаётся фактом: каким-то неведомым образом под ногой Эггзи в очередной раз оказывается мина. Баллончик даёт четверть секунды, и Мерлин думает, что мог бы его усовершенствовать, если закольцовка продолжится. А пока он кивает Гарри, потом Эггзи, допевает песню и наступает на спуск. Взрыв. Тьма. *** Усовершенствование баллончика занимает несколько смертей — Мерлин перестаёт считать после седьмой. Но больше, чем полсекунды, всё равно выкроить не получается. Мерлин пробует выходить в своём обычном джемпере, пробует отдавать миноискатель Гарри, разбирает и усиливает миноискатель — всё напрасно. Эггзи продолжает наступать на спуск, а Мерлин продолжает его спасать. И тогда Мерлин начинает делать то, что умеет лучше всего, а именно анализировать. *** Он ничего не может изменить из условий своей смерти: к Поппи необходимо лететь, чтобы спасти мир, мелочи вроде расстановки их группы и смены тропы не меняют дела — каким-то немыслимым образом Эггзи всё равно находит ногой мину, даже если Мерлин готов был поклясться, что её там нет. Мерлин меняет тактику. — Ого, прекрасный вид, Мерлин! — восхищённо тянет Эггзи, и Мерлин говорит: — Дело не в виде, Эггзи. Думай о деле. Он пытается заставить Эггзи быть внимательнее, но это невозможно: Эггзи и так предельно внимателен, и у Мерлина, идущего за Эггзи и наблюдающего за тем, на что он ступает, перехватывает дыхание, когда Эггзи ступает на АБСОЛЮТНО ПУСТОЙ участок земли, и раздаётся уже знакомый щелчок. Значит, Эггзи — корень проблемы. Но как это происходит? Почему? Мерлин замораживает спуск, сгоняет с него Эггзи и думает о том, что даже два баллончика не решили бы проблему. Просто Гарри, в силу его природной жертвенности, попытался бы погибнуть вместо него. А этого допустить нельзя, поэтому… Шаг. Взрыв. Тьма. И снова… *** На второй сотне раз он срывается и рассказывает обо всём Гарри. Тот слушает и спрашивает: — Почему ты спасаешь Эггзи сам и не даёшь сделать это мне? — Ты мой друг, — отвечает Мерлин, и это правда — он сам бы себе не простил, если бы Гарри снова погиб. — Тогда почему Эггзи не погибнуть? Потому ли, что он просто молод? — улыбаясь лишь уголками рта, задаёт Гарри новый вопрос, и Мерлин хмурится, пытаясь понять, что он может ответить. И действительно. Почему? *** Ли Анвин — первый кандидат на ответ. Но Мерлин, в общем-то, не считает себя обязанным ему: он спасал Эггзи жизнь множество раз, пока Эггзи занимался спасением мира, и подвиг его отца был окуплен давным-давно. Мерлин попытался поставить на значимость Эггзи как агента — но и тут логика никак не желала появляться. Мерлин и Гарри могли благодаря своим знаниям подготовить ещё множество агентов, пара лет — и они были бы не хуже Эггзи. Да, Эггзи был талантлив от природы, но он не единственный обладал какими-то полезными для шпиона навыками. Но почему же тогда, когда Эггзи наступал на мину, у Мерлина сердце замирало каждый раз от ужаса? Почему? И ему понадобилось ещё несколько раз умереть, чтобы понять, что ответ был у него всё время под носом. *** Встать снова на спуск после долгих копаний в себе было просто. Тяжело оказалось поднять глаза, чтобы увидеть потрясённое и испуганное лицо Эггзи. — Мерлин, ты что натворил? Мерлин во все прошлые разы говорил что-то про отца Эггзи. Но в этот ему есть, что менять. — То, что должен был, — отвечает он, заставляя себя смотреть прямо — возможно, это последний раз, когда он умирает, поэтому говорить и тем более прощаться ужасно не хочется, но надо, — личным чувствам не место в Кингсмен, помнишь? Эггзи кивает, но в его глазах боль и непонимание, и Мерлину приходится уточнить: — Я не про то, что я сейчас умру. Я про то, ради чего я это делаю. Гарри требуется секунда, чтобы чертыхнуться и сделать шаг назад. Эггзи — две. — Мерлин? — Эггзи подходит ближе. — Что ты имеешь в виду? — Ты должен взять себя в руки и спасти чёртов мир после того, как я разлечусь на куски из-за того, что ты наступил на мину, и ты будешь помнить об этом всю оставшуюся жизнь, — без обиняков рубит Мерлин с плеча, игнорируя нарастающий градус отчаяния во взгляде Эггзи, — но ты просто сделаешь это. Ради меня. Ясно? — Должен быть другой способ, — говорит Эггзи тихо и совершенно безнадёжно, — Мерлин… Мерлин тщательно контролирует нажим, потому что это несложно, но он протягивает руку, хватает Эггзи за плечо и подтягивает к себе. Эггзи покоряется, ещё не сдавшийся, но уже складывающий оружие, и Мерлин знает, что этого допустить нельзя. — Я спою любимую песню и уйду красиво, — успокаивает он Эггзи, хотя ему самому от этих слов становится только более паршиво, — а ты будешь жить. Потому что я тебя люблю, грёбаный ты придурок. Мерлин готов поклясться, что в этот момент Эггзи забывает о Тильде. — Что? — тупо переспрашивает Эггзи, и наконец приходит черёд действия. Целуя Эггзи, Мерлин будто раздваивается, пытаясь и запомнить поцелуй, и удержать мину от взрыва. А потом он толкает Эггзи в грудь, и тот делает два шага назад, ошеломлённый, загнанно дышащий, со зрачками во всю радужку. — Теперь и умереть можно, — спокойно и слегка весело заявляет Мерлин. В этот раз «Кантри Роуд» получается ещё более громкой и задушевной, Гарри всё так же кивает ему головой, но Эггзи… В этот раз Эггзи плачет, не стирая слёз, и отрицательно мотает головой на кивок Мерлина. Но теперь всё правильно, и, наступая на спуск, Мерлин точно ни о чём не жалеет. Взрыв. Тьма. *** Мерлина будит боль, и он с облегчением думает, что теперь точно или выжил чудом, или сейчас умрёт. Ноги почему-то словно онемели. Почти от самого бедра начинается дикая боль — и кончается десятью сантиметрами ниже. Дальше — тишина, будто ног вообще нет. Или их и нет? Мерлин открывает глаза тяжело — веки, кажется, весят по тонне каждое. — Мерлин? — Эггзи подрывается с кресла рядом и вцепляется в его руку, ощутимо, хоть и не сильно, сжимая её в своих ладонях. — Не дождёшься, — хрипит Мерлин и откашливается, глядя вниз, — я надеюсь, мы сохранили концепт протезов Газель? Эггзи медлит всего мгновение и улыбается. — Я думал, ты не выживешь, — честно признаётся он, — но Кола уверяла… — А, так меня спасла Кола, — совершенно не удивляется Мерлин, — чёртовы американцы. Скачай все их разработки, мы коварно их улучшим и будем пользоваться. — Уже сделано, — докладывает Эггзи и гладит его руку. Эггзи молчит. Многозначительно так, просто опустив взгляд и задумчиво скользя пальцами по его коже. Мерлину требуется мужество, чтобы спросить, но он не успевает — Эггзи заговоривает сам. — Знаешь, я расстался с Тильдой. Её отец был против меня, она хотела быстрее замуж, а я ничего не решил, и ты… — Эггзи вздыхает и продолжает: — В общем, я понял, что обязательно буду счастлив. Просто не с ней. Все эти трогательные слова удивительны, но решение Эггзи выглядит взвешенным, поэтому Мерлин спрашивает: — Сколько же я провалялся в коме? — Ну, сегодня день святого Валентина следующего года, — ехидно и с вызовом говорит Эггзи, — подумай сам. Мерлин не думает — он прикидывает, сколько у Эггзи было времени, чтобы проанализировать всё, что произошло с ними обоими. — Будешь моим Валентайном? — спрашивает Мерлин, обводя рукой, с которой всё ещё торчат капельницы, свои ноги. Эггзи снова тормозит, но в этом есть некоторая прелесть. Когда он взволнованно кивает, чуть сильнее сжимая его руку, Мерлин думает, что мог бы научиться неплохо бегать на новых протезах. Может, даже летать.