Чистите зубы два раза в день

       Проклятье, свет погас. Я остался в темноте с телефоном и белым фарфоровым другом. Ладно, постараюсь написать покороче, тем более мне не хочется вспоминать весь ужас, что я пережил и который ещё не кончился. Тогда смотря в её тёмно-синие глаза, я присел и осторожно потянул к её голове ладонь. Пони доверчиво позволила прикоснуться к ней и погладить. Эту двуцветную гриву так похожую на зубную пасту я мечтал потрогать, кажется, всю жизнь. — You ə'pi:l me? — спросила она явно вопросительной интонацией. — Я тебя не понимаю, — ответил я, и только заметив, что она тоже меня не понимает, напряг извилины и выдал: — I do not understand, — о, я даже вспомнил грамматику и как строятся предложения при отрицании. Я вновь улыбнулся ей, только теперь во все тридцать два зуба, как делают люди в американских фильмах. Её взгляд с интересом остановился на моей улыбке. Я не сразу понял, что она разглядывает мои зубы. Я мгновенно сжал губы, пряча клыки — не хотелось бы произвести на неё плохое впечатление, ведь она может посчитать меня хищником. А у меня были довольно крупные клыки, особенно верхние. До вампирских, конечно, не дотягивают, но я привык сильно не улыбаться. С тихим мелодичным звуком зажёгся её рог — этот звук мне теперь будет сниться в кошмарах, если я выживу этой ночью. Невесомая магия — я почувствовал нежное прикосновение чего-то божественного — приподняла мою верхнюю губу. Пони недовольно цокнула языком и покачала головой. До чего же она маленькая, чуть крупнее собаки. Наверное, потому что она маленькая пони? — Say «A», — проговорила она мне, как маленькому несмышлёному жеребёнку, и так мило открывая свой ротик. Эх, если бы я знал что меня ждёт! Но я глупо доверился ей и отзеркалил движение, тоже широко открывая рот. Она недолго порассматривала мои зубы, особенно интересуясь, как мне показалось, клыками. И опять что-то сказала: — You sit down in the ʧeə, i’ll tri:t you. Поняв, что я продолжаю стоять каменным истуканом и умиляться её голосу, совершенно не понимая, что она говорит, единорожка окружила магией мою ладонь, что сделала попытку зарыться в её гриву, и настойчиво потянула в сторону большого кресла. Какой же я идиот! Я совершенно был слеп и не заметил подвоха, даже когда меня уговорили прилечь туда (я думаю, что это была просьба, голос у неё довольно ласковый. Всегда, даже когда она начала… Так, рано, скажу лишь, что её мягкий успокаивающий голос совершенно не менялся, что бы она не делала со мной). Я даже безумно был рад, когда она совершенно без страха заскочила мне на живот, как кошка, и, ступая копытами (твёрденькими между прочим!), подобралась к моему лицу. Заботливо поправила подушку под моей шеей и даже потёрлась своей пушистой щёчкой об мою. Последнее я теперь считаю, что это было случайностью. Совсем разомлев от такой нежности, я не заметил, как вокруг всех моих конечностях сами сомкнулись ремни. Конечно же не сами, а единорожка затянула ремни магией — просто я совсем не ожидал, что магия позволяет манипулировать множествами предметами с такой точностью одновременно. Меня ослепила яркая лампа, и через несколько мгновений спустя я смог увидеть, как пони довольно мурлыкала себе под нос, раскладывая рядом на столике множество незнакомых мне инструментов. Узнал я только компактную дрель, похожая используется стоматологами для сверления зубов, несколько острых скальпелей и прочих острых штук, что мне совсем не нравились. Менуэт заметила мой пристальный взгляд, как, наверное, и ужас застывший на лице, когда я попробовал встать или скинуть пони с себя. Но тело не сдвинулось ни на миллиметр — я был прочно привязан к этому пыточному устройству, и я запаниковал. Кажется, пони даже обрадовалась моему крику, но скоро я понял, что ей от меня это и нужно: чтобы я открыл рот. Небольшой железный инструмент, что подобрался к моему рту, я от страха укусил, почувствовав боль в челюсти и как крошится поверхность зубов. Пони недовольным взглядом посмотрела на меня, но я отчаянно сжимал зубы, сверля её взглядом. Прошло несколько напряженных секунд в тишине. Аура магии исчезла с инструмента, что я сжимал во рту, и пони взяла второй такой же со столика. Опять же, как младенцу, показала что это такое: металлическое зеркальце на длинной палочке. Открыла свой рот и поводила этой железкой у себя во рту, показывая, что в этом нет ничего страшного. А какие забавные рожицы она корчила! Я аж рассмеялся и уронил укушенную железку. Тут-то меня и поймали. Я не видел откуда взялись металлические скобы, наверное Менуэт держала их где-то около моей головы вне моего поля зрения. Вот только одним рывком она копытом сильно-сильно надавила на подбородок, широко открывая мне рот, и запихивая глубоко что-то железное, не давая мне закрыть рот. Я почувствовал себя, как лошадь, которой запихнули в рот грызло, — так сильно давило мне на дёсны, грозя разорвать рот пополам и вывихнуть челюсть. Мне оставалось лишь громко мычать, забрызгав её милую мордочку слюной. В другое бы время я пожалел об этом, но сейчас мне было по-настоящему страшно. Она лишь сморгнула огромными глазами и всё же получила желаемое, когда залезла ко мне в рот инструментом. Наверное с минуту ничего не происходило, я продолжал глубоко-глубоко дышать, в ушах бешено стучало сердце — но я ничего не смог сделать и прекратить экзекуцию. Которая, ещё не началась — если бы я знал! А пони тяжёленькая для своего размера. Особенно когда переносит вес на одно копыто и давит им, пытаясь рассмотреть что-то у меня во рту. Я даже через футболку чую, какая она тёплая, особенно когда она прижимается грудью ко мне или вообще лежит полностью на мне. Краем глаза я заметил, что она делает какие-то пометки карандашом на бумаге. А потом наступила боль! Взяв один из самых страшных инструментов с толстой изогнутой иголкой, она начала ковыряться у меня в зубах. Адская боль прострелила зуб и ушла куда-то в челюсть, чтобы отдаться эхом в черепе. Пони заметила мою реакцию и ткнул ещё раз. Теперь уже специально, честное слово! Я редко плачу, но от боли на правом глазу выступила слеза, и взор помутнился. Она милосердно убрала орудие пытки и можно сказать ласково промокнул мою слезинку комочком ваты. И опять обвинительно покачала головой. Новый стеклянный звук отвлёк меня от проклятий в уме всех пони и подобных им созданий. Лучше бы я этого не видел! Хотелось закрыть глаза и проснуться, но от страха я забыл как моргать. Огромный металлический шприц с не менее огромной иглой завис у меня перед носом. А тот звук издавала небольшая стеклянная ампулка, что пони не с первого раза зарядила в шприц. Таким шприцом, наверное, в Эквестрии ставят прививки минотаврам, никак не меньше. Я дёрнул головой, но лишь получил новую порцию боли от удерживающих устройств между зубами и чуть не задохнулся от впившегося ремня в шею. Поняв, что укол неизбежен, я позорно закрыл глаза и набрался мужественности. Я чувствовал, как игла разрывает десну и втыкается глубоко внутрь, как мне показалось до самой кости. На самом деле не так уж больно, словно случайно укусил что-то острое. Но тут я почувствовал вкус своей крови на языке. Менуэт не ограничилась же одним уколом и продолжала дырявить мои несчастные дёсны всё той же иглой справа внизу. И я тут услышал её смех. Её радостный смех. Не находясь я в такой ситуации, я бы было готов отдать ей всё что угодно, лишь бы она была счастлива. Я открыл глаза и сморгнул подступившие слёзы. Она забавно смеялась, её выступающий на лице носик мило морщился. И тут я без слов понял, чему она смеётся: шприц заметно дрожал — было заметно, что ей сложно удерживать его и выдавливать лекарство одновременно. Я ей впервые посочувствовал — ведь она делала, как лучше. Горькое лекарство попало на язык, а места уколов надулись, словно туда запихнули комки ваты. И только сейчас я заметил, что не дышу почти минуту, полностью погрузившись в свои ощущения и стараясь не мешать пони меня мучить. Глубокий вдох — но Менуэт лишь откладывает все инструменты, прямо в воздухе магией разбирая на части шприц и выкидывая опустевшую ампулу и использованную иглу. Она много и обвинительно что-то говорит на английском, но уставший разум только выхватывает некоторые знакомые слова. Ощущение напиханной ваты под кожу только возрастает, теперь немеет правая сторона губы и чувствуется как та самая вата, только завернутая в живую кожу. Совершенно неприятное чувство, когда ничего не чувствуешь, даже боли. Точно, боль-то прошла! Прошло, наверное, несколько минут, я уже начал различать все интонации её голоса, и даже соглашаться, что я такой плохой, а ей приходится исправлять всё. Это был самый дебильный монолог в моей жизни, она говорила простыми словами, но я большую часть всё равно не понимал. Что-то прикинув в уме, пони взяла самый главный инструмент и полезла к понравившемуся ей зубу. Раздался высокий шум сверла, и то радостно вгрызлось в мой несчастный зуб. Сверло ненадолго отступало, но лишь чтобы продолжить сверлить всё глубже и глубже. И тут я почувствовал боль. Она пришла внезапно и ощущалась необычно, как словно в комке мягкой ваты ты случайно укусил острую иголку. Пони заметила, как я дёрнулся, и продолжила сверлить с другого бока. И тут мне стало опять страшно. Вспышка боли мгновенно ушла, но мне совершенно не нравилось, что какая-то пони разрушает мой зуб. Новая вспышка боли заставила меня промычать — Менуэт отвлекла меня, чтобы потом вернуться и закончить начатое! К счастью, это продлилось недолго, и я облегченно вздохнул. А зря.