Синдром здравого смысла

Смотря на огни ночного города с высоты птичьего полета, иногда невольно начинаешься задумываться над бренным. Например: Почему в свои двадцать нельзя было пойти учиться на дизайнера ландшафтов, как хотелось в далеком детстве? Почему нельзя покончить со всем этим одним разом иным путем? Почему все так? За что? Живя под одной крышей, стирая, убирая и обслуживая, чувствуешь себя не иначе, как содержанкой при папике. А то, что папику всего тридцать пять и, при всем гномьем росте, в штанах приличных таких размеров член — это так, мелочи жизни. Потому что Чикатило меркнет на фоне этого больного садиста. Родители Эрена никогда не были против того, что он спит с мужчиной и всегда старались поддерживать. Карла, краснея, выслушивала восторги любимого сына о том, как красив его мужчина. Хотя, красота эта была своеобразна. Гриша, закатывая глаза, устроил ликбез о половом воспитании и гигиене, посоветовавшись со знакомым врачом. В тот день краснел уже Йегер. Не каждый день родитель, с самым серьезнейшим выражением лица сидит, теребя свою «шпаргалку», и рассказывает о том, что такое клизма и с чем ее едят. Пока в один прекрасный день, злодейка с косой не прибрала их к рукам, оставляя парня, едва справившего девятнадцать, в гордом одиночестве. Иногда он вспоминал об их смерти с налетом облегчения: родители не увидели своего сына таким. Зависимым от этой больной любви и бесконечно несчастным. Ривай и раньше был не сахар. Беспричинная ревность и спонтанные, неконтролируемые вспышки агрессии никак не вязались с тем флегматичным состоянием, с которым мужчина ходил на людях. Стоило лишь ему закрыть за собой входную дверь, как маска равнодушия и спокойствия трещала по швам. Ему не нужны поводы, чтобы уткнуть Эрена носом в пол, приехав после командировки, связать руки за спиной и вставить одним толчком. Месяц спокойной жизни кончался слишком быстро, слишком резко. И порванная немаленьким членом задница тому прямое доказательство. Как так получилось, что при разнице в росте Аккерман с легкостью сгибает человека выше себя в три погибели?.. Ну, согласитесь, субтильному дохлому глисту метр восемьдесят нечего противопоставить мужчине, проводящему десять часов неделю на военном полигоне в компании бывших сослуживцев и новобранцев. Не понимали домашние детки, прибывшие выстрадать свои пару лет, что рост и комплекция не всегда ключ к победе. А Ривай был прямым доказательством этой самой теории. Эрен уже научился адаптироваться к любым ситуациям в рекордно короткие сроки. За последние три года он научился не провоцировать любовника больше, чем ему итак перепадало. Ведь Ривай извинится, когда приступ пройдет. Привезет врача, будет нежен, как в те, давно позабытые, первые дни. Но стоило лишь одной слезинке прорваться из глубин измученной души, как от этой нежности не оставалось и следа. Только две льдины, остро впивающиеся в надежде попасть в самое нутро и вывернуть его наизнанку. Эрен стоически терпит и в этот раз, умоляя всех известных ему богов закончить этот ад наяву. Потому что нет никаких сил бежать и прятаться. В прошлый раз, когда он попытался — искали практически по всему миру. Полиция, СМИ, даже наемники. Никак не забыть ту брезгливость, с которой Эрена волокли обратно, в место, которое домом язык уже не поворачивался назвать даже про себя. — Опять в облаках витаешь, сучка? — холодный. Из всего образа идеального Ривая Аккермана не менялось только это. Он никогда не повышал голоса. Ему не нужно это. — Ну, ничего, сейчас станешь сговорчивей. Шлепок по заднице в гулкой тишине пентхауса сопровождался тихим скулежом. В такие моменты Эрен ненавидел. О-о-о, как он в такие минуты ненавидел. Не Ривая. Себя. Казалось, стоит ему выйти на улицу, как все узнают, что он шлюха, которая ловит кайф, когда ее берут без подготовки, намеренно расцарапывая старые раны. Абсурдность ситуации была налицо. Как-то бывший лучший друг Йегера увидел синяки на запястьях парня и начал выспрашивать что, да как. Это был последний раз, когда Армин смог пообщаться с бывшим одноклассником вживую. Была еще Микаса. Эту тварь Эрен готов был утопить, даже несмотря на свое тщедушное тельце, измотанное постоянными издевательствами и депрессией. Она защищала его ото всех, а он считал ее подругой. Всего лишь хотела отвадить всех от парня. Оставить лишь для себя одной. Даже Армина пыталась шугануть. Именно тогда Ривай и появился. И нет бы, Йегеру задуматься, что в тихом омуте черти водятся. Все же, они с Микасой кровные родственники. Но нет, в глазах мальчишки мужчина был идеален. Кончив, Аккерман вышел из «гостеприимного» тела с брезгливостью достал стоящие на тумбе неподалеку влажные салфетки и привел себя в порядок, застегивая ширинку. Ногой отпихнув любовника с дороги и уходя на кухню, он усталым жестом откинул волосы со лба и матерясь сквозь зубы полез на верхнюю полку кухонного гарнитура. За сигаретами. «Чертов сопляк» доставал дотуда лишь встав на носочки, а Риваю приходилось вставать на табурет. Эрен с флегматичным выражением лица так и оставался на полу сломанной куклой, равнодушно наблюдая за мужчиной. Он-то надеялся, что о его маленьком увлечении никто не в курсе. Йегер курил еще с выпускного класса старшей школы, но от Леви почему-то это скрывал всегда, лишь изредка давая себе вольную и с утра, стоило Риваю уйти на работу, выползал на балкон и с наслаждением затягивался никотином, выкуривая меньше чем за час штук десять. Потом наступало время капитальной уборки, целью которой было не столько навести чистоту, сколько скрыть все улики, вплоть до запаха. Что-то было не так. Это Эрен понял только тогда, когда мужчина, молча докурив сигарету прямо на кухне, выкинул бычок в окно. Это было не в духе Ривая. Вот совсем. — Утром ты валишь на все четыре стороны. Паника накрыла с головой, стоило лишь словам дойти до набитого ватой сознания. Где-то в горле застрял крик: «Не хочу!», но ни звука он так и не произнес. Лишь только судорожно вздохнул, пытаясь отвернуться, что удалось не с первой, не со второй, и даже не с третьей попытки. Режущая боль в пояснице и анусе причиняла нестерпимую боль, но и она оставалась на фоне, так больно было осознавать, что все было зря… *** Белоснежные стены вгоняли в уныние, которое тяжело было терпеть даже Риваю. Сидя на подоконнике и глядя в зарешеченное окно он не сразу заметил присутствие подруги, которая спокойно отнеслась к его откровениям и желанию взять под контроль то, что он принимал за данность последние несколько лет. Шум, который издавала эта женщина беспрестанно что-то тарахтя, был невыносимым. Но это были звуки живой речи, за что Аккерман был искренне благодарен, как ни удивительно. Ханджи была человеком бедовым. Во все авантюры, которые когда-либо были в жизни, его втягивала именно она. …- Очкастая, ты мне только одно скажи: я когда-нибудь в этой жизни смогу его обнять нормально, без пинка под ребра и сломанного носа?.. — Два дня назад его нашли в твоем доме. Захлебнулся в ванной ещё до того, как истёк кровью. Две вещи оставались неизменными в обоих обликах Ривая Аккермана: глаза, казавшиеся двумя льдинами, и голос, лишенный всяческих тонов. Эрен всегда мечтал, что когда-нибудь его Леви будет смотреть по-другому. Мечты сбываются. Может быть там, куда парень попал, он увидел, сколько беспомощности и отчаяния было в серых, словно небо перед грозой, глазах…