***
Межгалактические тюрьмы похожи на солянку: большое количество существ различных рас, положений, возрастов. Каждый по своей вине — или же без неё — сидит тут, обозлённый на весь мир и вынашивающий план мести для него же. А единственная отрада, пожалуй, в обсуждении своих наполеоновских идей и свершений с другими заключенными, что становятся заложниками случая, но никогда не отвергают «собеседника», за какие бы статьи тот не мотал срок. От того ли косые взгляды в сторону новичка выглядели весьма странно? То есть, обычно такая слежка происходит лишь на подходе, но здесь все, абсолютно все не спускали с конвоя глаз. Впрочем, не без причины — не каждый день, даже в это заведение, попадают люди с пятью сопровождающими, что не подпускают никого ближе, чем-то допускают правила. И всем было неясно, куда ведут заключенного, так последний понимал, что он никогда не увидит этих людей. — Место моего содержания не здесь, я понимаю… Но где? — окидывая взглядом самых рисковых, что решились взглянуть на новичка, а теперь лежали на полу, захлёбываясь в собственной слюне, Ливингстон слегка поджал губы. Чрезмерная жестокость в местах, подобных этому, никогда не нуждалась в пояснениях, потому становилась обыденностью. Но если для кого-то жестокость — избиение себе подобных или кого рангом ниже, то Хантеру уготована была уготована другая судьба. «Куб». Место полной изоляции, куда сгоняют только самых отпетых негодяев по мнению межгалактического альянса. Такая тюрьма имеет место быть где-то во Вселенной, но её размеры, в сравнении с местными, в тысячи, если не миллионы раз больше. Здесь же, как ясно, это будет камерой на одного. «Новым домом», если угодно. * * * Тишина… Ни единого звука извне, и ничего-либо, что способно шуметь внутри. Все условия, созданные для Хантера, предусматривали одну задачу, которая лежала на поверхности — свести с ума. Иначе, зачем создавать такие изоляционные условия, в которых тебе не дают ни то, что говорить, но даже ограничивают твои движения? Правильно, таким образом, они решили раздавить как волю, так и рассудок. Но проблема содержателей и охранников в том, что они переоценивают свои методы и недооценивают оппонента: Хантер, несмотря даже на изрядно давящую атмосферу, чувствовал себя… Вполне нормально. Не идеально, конечно, но явно в состоянии покоя. А кому понравится, что тот, кто должен мучиться и молить о пощаде, вполне спокоен и смотрит на место заключения с улыбкой? Явно не руководителю охранного отделения, что самолично решил наведаться к интересному индивиду… — Знаешь, немногие из нас просидели бы здесь и три дня, — заводит тот речь, едва появившись в дверном проёме. Со стороны, конечно, шла запись и наблюдение сотрудников, ибо, куда без этого. Но больше всего радовали и удивляли два охранника, оставшиеся в дверях. Будто человек, обездвиженный во всех смыслах, будет способен нанести хоть какой-то вред… Хотя с учетом некоторых факторов, возможно и такое. — А ты держишься неделю… Право, это великолепно. Но, прости меня, какого же чёрта? Ты здесь не в отпуске, Хантер. Ты, мать твою, прости, в тюрьме. Конечно… Я не уверен, за что тебя отправили именно сюда, но, знаешь, мало преступников по миру, которым строят персональные камеры. Ты особенный? Ты опасный? Я без понятия, честно. — Вот оно, правосудие в чистом виде, — усмехается Хант, поднимая заспанный взгляд на руководителя. Неделя в изоляторе, конечно, изменила многие черты, но главное оставалось на месте: гладкое лицо, задор в карих глазах, завихры на голове. Конечно, джинсы и майку сменила тюремная роба, но даже она на нём выглядела вызывающе, практически дерзко. Того ли стереглись парни, стоявшие у входа? А, поди, их знай. — Сажаем, не знаем за что, сторожим за так, зато исполняем должностные обязанности… — Молчать! — замахнувшись рукой для пощёчины, почти приказывает охранник, но, не увидев защитной реакции, резко приседает, оказываясь на одном уровне с лицом арестанта. — Ты здесь ничего не контролируешь. И, поверь, рано или поздно скажешь то, что от тебя ожидают. Нам тоже не очень нравится возиться с тобой, но… Такова работа и её издержки. Усёк? В ответ страж порядка получает ленивый кивок головой и улыбку, которая окончательно вывела из колеи своим спокойствием. Подхватив Хантера под подбородок, мужчина угрожающе рыкнул, сверля паренька своим бешеным взглядом, но с каждой секундой, что сохранялся контакт между глазами, уверенность покидала его всё больше, пока, наконец, он просто не прыгнул назад, чуть ли не чертыхнувшись. — Если даже вы так панически меня боитесь, зная от силы неделю, то представьте, что происходит с теми, кто меня знают всю свою жизнь, — весьма вольготно рассмеявшись, и услышав краем уха щелчок взвода, Ливингстон, склонив голову набок, поднимает свой взор не сколько к руководителю охраны, сколько к камерам. Будто стараясь проникнуть людям по ту сторону в душу, он некоторое время смотрит в них, после чего продолжает. — Вся моя жизнь испытание, и ваша тюрьма не станет последним. Я был на Лиреллах, на восьми войнах Земли, на Трензаллоре. И если вы считаете, что меня сломит это, то вы глубоко заблуждаетесь… Я знаю чего хочет ваш наниматель. Знаю, почему таковы мои условия содержания, но я тоже кое-чему научился. И у меня есть козырь, — опустив глаза в пол, потеряв к посетителю интерес, путешественник глубоко вздыхает, принимая окончательное решение. — С сей поры, я объявляю Тишину. Ни слова не сорвётся с моих уст, ни жеста не выдаст моих намерений. И до той поры, как я обрету свободу, никто не узнает секретов моего народа. — Ты неспособен молчать. Наша работа — раскалывать людей. И каким бы ты особенным ни был — ты не исключение, — с толикой надменности произносит допрашивающий, стоя уже в дверях. Кажется, он хотел сказать ещё что-то, потому что повернулся, но, увидев, как Спэйсграф просто висит в своих «кандалах», решился придержать это для следующего раза. Ну, сколько может молчать узник? От силы пару месяцев.***
Зелень в центре города — действительно удивительное явление. И это вам не захудалые газоны, что требуют ежедневного ухаживания и поливки. Нет, согласно законам, это, всё же, газон и территория парка, но, сравнив эту траву и ту, что располагается на лужайке соседа, любой скажет, что настоящая природа именно здесь. Так и было: несколько деревьев, стоящих поодаль, были натуральной защитой от солнца, тропы и дорожки протоптаны самими жителями. Даже лавочки, казалось, не нарушали общей картины парка, но лишь дополняли её своей натуральностью и незамысловатостью. Потому в поведении «гостя» не было ничего удивительного — невольно залюбуешься земной красотой после нескольких десятков лет, проведённых в космосе. Даже птицы и люди казались чем-то экзотическим в своей обывательской обстановке. Одно «но» омрачало наслаждение: эффект застывшей плёнки, опутавший весь мир. Птицы застыли в едином моменте времени, успев лишь взмахнуть крыльями, не имея возможности их опустить. Люди, куда-то спешащие, теперь имели целую вечность, чтобы обдумать мелочи своей жизни. Машины, дома, весь мир, несмотря на свою живость, сейчас были не большим, чем окружением, что служило воле одного человека. При том, ясно какого. Объект поисков был обнаружен практически моментально: среди всего разнообразия застывшей фауны, найти что-то двигающееся не так уж проблематично. Особенно, когда-то, что делает оно, сильно отличается от обычных занятий людей. В одной руке у этого бейсбольная бита, во второй — мяч для тех же целей. Синяя бейсболка натянута прямо на глаза, но, казалось, не мешала обзору, а джинсы и желтая майка лишь больше дополняли образ беспечного и безалаберного лентяя, однако проделанная им вещь была пилотажем высшим: подкинув мяч, на секунду тот замедлив, парень с размаху ударяет битой. Округлый снаряд взлетает к точкам на небосклоне, после чего возвращается вниз, чтобы, толкнувшись от стекла, оказаться близ мусорного бака, начиная крутиться на самом краю. Но упасть наружу человек ему не даёт, щелчком пальцев «наклонив» весь мир влево. После попадания всё возвращается на круги своя, кроме тишины, которую нарушил гость, наблюдавший за картиной: — Право, поражаюсь, как некоторые люди пользуются своим мозгом! Кто-то тратит все его возможности впустую, в то время как иные делают… Такое! — энтузиазм вторженца можно было сравнить, разве что, с помешательством. Но кто ж будет его судить за это? — Точное воспроизведение местности в мельчайших деталях, плюс ко всему — контроль физики и пространства! Воистину, я знал, что вы гений, но настолько… — Полно вам, — кашлянув на сторону, отвечает Хант, облокотившись на биту и подняв взгляд на охранника. Хотя точнее сказать, что этот некто — допрашиватель. Иная форма одежды, куда сильнее дух и желание поговорить со своей жертвой. Комплименты, овации — всё из этой оперы. — Любой из нас может это сделать. Мало кто делает. — Потому вы особенный. При том, что понимаете, что проис… — Нейродопрос, — прервав собеседника, отвечает Ливингстон, вновь производя те же процедуры с мячом, попадая в окошко таксиста, чем вызвал новый вздох восхищения. — Пока я спал, вы подключили к моей голове десяток присосок, ввели в подсознание программу приёма, ну, и прочее. Чтобы сюда попали вы. — А-а-ага, — кивая, подтверждает человек, показывая документы, вынутые из внутреннего кармана. — Джон Бейли, допрашивающий второго ранга. Право, вы поразили каждого. Ни слова, за… Три года? Мои коллеги, если их так можно назвать, были буквально в ярости и готовили кулаки для драки, Хантер. Благо ваши условия содержания исключают любые побои. Видимо, вас очень хорошо охраняют от подобного, но в чём же причина? Вы говорили, что знаете. — Говорил. Но не сказал, что хочу разглагольствовать на эту тему. Тем более, ваше время здесь ограничено, как я понимаю. — Да, верно, — оправив галстук, впрочем, не нуждающийся в такой помощи, Бэйли осмотрел площадку, на которой находился, вновь. Часть деталей стала проясняться, словно очищаясь от фильтра — Хантер, отвлёкшись от бесполезного занятия, и сам стал осматриваться, формируя пространство окончательно. Помимо тройки людей, пересекающей парк на весьма приличной — сложно определить, ввиду заморозки времени — скорости, появился и объект их интереса, а именно красная телефонная будка. Да, прямо посреди парка, без проводов и видимого фундамента. Это ли их удивило? Это ли привлекло и инспектора, тут же начавшего продвижение к интересующей аномалии города? — А что это, позволите спросить? — По мне так обычная телефонная будка посреди ничего, разве не очевидно? — спрятав руки в карманах, усмехается Ливингстон, делая пару шагов вслед, словно безразлично относясь к этому явлению, однако попытка скрыть самого себя от собеседника — весьма однозначный жест. На который, благо, не было обращено внимание. — Если вы о том, за тем ли вы здесь, то отвечу — отчасти. Это Телепортационный Блок, но не весь корабль. — Он тоже необходим. Давайте внутрь. И, кстати, что это за люди? — как бы невзначай спрашивает допрашивающий, стараясь дёрнуть дверь на себя. Та, скрипнув, продолжила стоять на своём, кажется, дожидаясь своего хозяина, а тот и не пытался хоть как-то поторопиться. Собственно, не было и чего-то, что способно его поторопить. Его мозг, его правила. — Я, — кратко отвечает парень, встав рядом. Потратив какое-то время на воспоминания, Хант кивает вправо головой, заставляя всё: себя, двух спутников, птиц, машины и мир крутиться в обратном направлении, пока та же тройка не выскакивает из ТБ. Точнее, не начинает в него заходить. — А ещё Маргарет и Людвиг Боунэллы. Профессор какого-то там канадского университета и его супруга. И да, они были внутри и снаружи. А если бы мы прогулялись до другой стороны парка, увидели бы там ещё нас, которые… Впрочем, это слишком муторно. Время-шремя и прочая мелочь. Вам ведь не это надо? — толкая дверь вперёд, тем самым «приглашая» Джона внутрь, Хантер некоторое время стоял снаружи, дожидаясь окончания реакции удивления. А именно беготни вокруг небольшой телефонной будки. — Технология, подаренная мне тем самым А-001. Пространственное искажение реальности. Снаружи меньше, чем внутри, уменьшение безгранично велико, но… На это надо выделить целую лекцию. — Такие технологии, и в таких руках… — извлекая подобие полароида, Бэйли начинает незамедлительные съемки, даже не подумав спросить разрешения. А стоило ли удивляться, если большинство людей, с ним сходных, всегда бесцеремонны и бесстрашны? Вопрос риторический. Механизмы и их устройства, обстановка со всем её техническим очарованием — всё исследователь отправлял своим коллегам, лишь краем глаза наблюдая за Хантером, стоящим у стенки и скрестившим руки на груди. Казалось, что сам паренёк застыл во времени, став лишь частью этой самой обстановки. Единственной деталью, что выделяла его, была насыщенность, не шедшая в сравнении со всем ТБ. — Ребят, получили? — шепчет Джон в свой воротник, надеясь, что заключенный его не услышит, но громкие победные выкрики по ту сторону наушников выдали празднество, за что исследователь постарался оправдаться улыбкой. — Простите их беспардонность. Честно, я за них не в ответе… Но да ладно. Теперь проследуем в основной модуль? — Я так не думаю, — издав сдержанный смешок, Ливингстон оттолкнулся от стены, переместив руки в карманы. — Когда угодно, но не сейчас. — Почему же? — Согласитесь, что если я покажу сейчас всё, то мозг вы мне просто выжжете, — сверкнув глазами, отвечает паренёк, подходя навстречу к Бэйли. И, несмотря на отсутствие ярко выраженной агрессии со стороны местного капитана, инспектор не смог удержаться от защитной реакции, сделав-таки шаг назад. — А если это случится, я хочу хотя бы подготовиться. Это ведь можно сделать? — Оу… Вы не так просты, как рассчитывали многие. Конечно, я смогу договориться. Особенно учитывая то, что вы пошли нам навстречу. К сожалению, не думаю, что даже моё слово будет значить много, но одни сутки. Вам хватит? — Одни?.. Ну, молить я вас не собираюсь, спасибо и на том. А теперь, не сочтите за грубость… — оскалившись, Хантер, несмотря на разницу в росте, подхватывает следователя за грудки, буквально в лицо тому бросая. — Прочь из моей головы.***
Ровно 24 часа спустя, «Куб» снаружи разошёлся на стуки. Охранник, призванный вывести Хантера из камеры на последний этап нейродопроса, посчитал, что это лучший способ разбудить заключенного. Конечно, ведь стучать в изолированное от звуков помещение это так продуктивно… Впрочем, это не останавливало его на протяжении всего пути от угла до двери. — Хэй, энциклопед, пора вставать, — проведя картой по считывателю, охранник, будучи на весьма весёлой ноте, вошёл в камеру, тут же издав пронзительный крик, не заглушенный лишь благодаря двери. А тем временем, в оковах, вместо рыжеволосого парня, находилось нечто изуродованное, словно расплавленное. Лицо — или то, что им являлось — представляло собой сочетание органики, волос и глазных яблок, а с кончиков пальцев нечто капало на пол, давно уже образовав мутноватые лужи. Конечно же, на такое событие охрана собралась практически моментально, забив всю камеру в мгновение ока. — Каким образом?! — стукнув одного из своих подчинённых, воскликнул начальник, собираясь пройтись подобным образом по голове любого из тех, что находились под рукой. — Каким, черт возьми, образом это произошло?! — Могу я пояснить? — доносится с задних рядов вопрос, за которым тут же последовал легкий кашель. С десяток голов повернулись, чтобы узреть человека, что по непонятным причинам весьма тщательно скрывал свою личность: длинный плащ, длиннополая шляпа, темные очки. Даже руки, и те были в перчатках. Зато шифратор, пусть и прибавивший пару тонов к произнесённому, не смог изменить юношеского голоса. — Полагаю, это связано с резким перепадом напряжения. Один удар по Центральной Нервной. Напряжение в цепи не спало, лазеры вышли из-под контроля, давление на тело… Ну, вы видите. — Вчера был перепад? — начинается волна перешёптываний среди персонала, позволившая индивиду в очках сделать пару шагов к выходу. И данное действие, что удивительно, осталось почти незамеченным, если бы подозрение не выказал начальник, с подозрением склонивший голову набок, словно пытаясь подлезть человеку под шляпу. — Ну, как вам сказать? Перепада, может, и не было, — прыжком высунувшись из проёма и скинув с себя как маскировочный прикид, так и искажатель, человек открыл истинную личину Хантера, скрывавшуюся под всем этим маскарадом. — Но мне кое-что перепало! — Держите его! — восклицает начальник Службы Безопасности, сам ринувшись к выходу, но встретившись лицом к лицу с дверью. И теперь то, что должно было стать негативным фактором для заключенного, стало его же преимуществом, ибо добрая часть персонала теперь не ходила по периметру, а впустую кричала в «Кубе». Довольно рассмеявшись, в «ритме вальса» — то есть с облегченной душой — Ливингстон уходит к платформе, на которой его уже ожидает молчаливый ковбой, подготовивший к броску оружие, со стороны напоминавшее дробовик, но на деле сочетающее в себе множество иных функций. — Ну что, Стэди? Пора валить отсюда? — запрыгнув к сотоварищу, Хантер моментально перемещается к пульту управления, не только разогнав средство передвижение сверх нормы, но выбивая его с накатанных «рельсов». Заключенные же, едва завидев признаки анархии и произвола, поддались им, включившись во всеобщую потасовку. — Это на руку! — не сдержавшись от комментария, воскликнул Хант, с неописуемым восторгом наблюдая за происходящим сверху вниз. За этим занятием, конечно, у охраны была наипрекраснейшая возможность сбить сообщников с небес на землю, но выстрел навскидку от парнишки был удачен, и четверо подбежавших застыли в едином положении, ледяными глазами наблюдая за дальнейшим побегом. Но некоторое время, всё же, пришлось потратить, чтобы забрать ещё одного своего сообщника, сидевшего в будке контроля сигнализации и охраны — кстати, сходного по внешности с Хантером, как две капли воды. И вот, оказавшись на платформе, уже втроём компания начала последний рывок к долгожданной свободе, игнорируя проклятья и благословения, шедшие снизу, но одну произнесённую фразу Хантер не мог проигнорировать, как не старался. Уж слишком сильно запала она в душу: На третьем этаже, прямо посреди бегавших преступников и охранников, стояла некая девушка, доселе незнакомая, но неприметная в целом. Да и вид у неё, честно скажем, не был каким-то специфичным: теплого оттенка брюнетка, с, казалось, не сходящей улыбкой и какой-то надеждой в глазах. Обычная гражданская форма задавала ещё больше вопросов: что она вообще тут делает? Но выяснять времени не было, ведь сейчас от него, буквально, зависела жизнь. А та и не пыталась обратить внимание на себя, лишь помахав рукой троице, вдогонку прикрикнув: «Удачи, Хантер! Мы ещё свидимся!». Шум бойни становился всё тише, всё меньше теплого света поступало извне, и вот все камеры остались позади, равно как и энергополе для платформы, так что оставшуюся часть пути придётся покрыть пешком. Благо, все были подняты на подавление бунта, в связи с чем дорога была практически очищена от любых препятствий. Если, только, не было допущено ошибок, но вот стали видны старые добрые очертания корабля, а около трапа, целясь вдаль, стоит нынешний пилот. — Ты бы ещё пять лет тянул с побегом, — недовольно цыкает он, произведя выстрел и тряхнув кудрями, после чего запрыгивает внутрь, тут же переметнувшись к рулю. А Хантер, закинув СВСД на полку, отвалился на пассажирское кресло, предпочитая не спорить. Не сейчас. Вот он, прямо в лёгких — воздух свободы.***
Спокойно попивать чаёк в своей квартире — что может быть лучше для простого человека, отслужившего своё? Практически ничего… В тот момент, когда за «раскол» Хантера пришла первая часть аванса, Джон был вне себя от счастья — такую сумму ему никто бы во Вселенной не заплатил ранее, а тут за один допрос… Работа мечты, причем буквально. Жаль, что разделить эту радость было не с кем, но это не помешает ведь приобрести себе вещи, мечты о которых преследуют обывателя в его обычной жизни: машина, новая плазма, прочие радости человека. Можно сказать, что Бэйли был искренне счастлив… Но не только полученным деньгам, но и тому знанию, что он приобрёл от Ливингстона — не все люди во Вселенной используют свои мозги, как мусорку, куда можно скинуть всякое дерьмо, и оно поместится. От того ли легкой толикой грусти попахивали деньжата? Скорее всего… Но сделанного не изменишь, и придётся жить с этим осознанием. Единственное, на что у допрашивающего были полномочия — узнать о нынешнем состоянии заключенного, но, раз его не вызвали на следующий день, значит, случилось нечто, что изменило планы самой тюрьмы. Хотя, может, стоит совершить звонок? Ради успокоения совести. Долгое молчание по ту сторону привело лишь к полному разочарованию в судопроизводстве и тюрьмах. Когда вам звонит ваш, практически, герой, снять трубку не должно стать такой тяжёлой задачей. Но зачем гневаться, ведь это не изменит положения дел. Во всяком случае, не до посредственной встречей с начальством. А чем можно занять уставший мозг, желающий перерыва? Конечно же, телевизором. Погрузившись в его приятную атмосферу, исследователь не сразу заметил происходящие с комнатой изменения. Окно, что находилось по левую сторону, стало давать меньше света; прекратилось гудение кондиционера, да и ТВ начал барахлить. Пенять на электричество не хотелось, — тем более, как от него зависело окно?! — потому наиболее логичным решением казалась попытка оглядеться и выявить причину. Поднявшись с кресла и сладко потянувшись, Джон собрался было выйти в коридор, как услышал за спиной до боли знакомый голос, невольно повернувшись: — Когда меня видят, обычно, применяют два слова в моём отношении: спаситель и дьявол, — перебирая в руках отвёртку, с улыбкой произносит Хантер, делая лёгкий шаг из двери прямо на ворс ковра. Какой двери? Той, которой не было ранее. — Кто я для вас, Джон? Можете дать ответ?