Экскурсия

– Кастиэль?.. Кастиэль! Тот, кого в очередной раз с раздражением призывали к порядку, вновь обнаружил, что совершенно отключился от образовательного процесса, погрузившись в созерцание. На сей раз он «завис» над тем, как красиво капельки самого распространенного на этом плане бытия химического соединения, образовавшие двояковыпуклые линзы малого и сверхмалого размера и равномерно распределившиеся на узких листьях плотно покрывавшей почву растительности, преломляли свет. Прихотливость фантазии Отца, его точность, предусмотрительность и внимание к мелочам не переставали восхищать его. Было так легко согрешить, заподозрив, что в этом незамысловатом явлении есть собственный, внутренний разум, воля и какой-то другой, более глубокий смысл, помимо красоты. Спохватившись, Кастиэль поспешно окрасил свою волну во все существующие оттенки вины и сожаления, хотя быстро понял, что ничего значимого не пропустил. В ожидании момента, когда в данную точку времени и пространства должны были переместиться выбранные для их первого контакта люди, Михаил просто заставлял братьев, проявлявших на предыдущих занятиях недостаточное на его взыскательный взгляд рвение, повторять свойства человеческой души, правила межвидового общения и допустимые способы вербовки сосуда. На самых первых уроках, посвященных земной жизни, Кастиэль ошибался буквально на каждом шагу, пытаясь получить живой отклик от объектов, к этому не способных, пока их группе не объяснили, что энергетический феномен, именуемый душой, а как следствие – и прилагающиеся к ней разум и волю, способны вместить лишь люди. Те самые краткоживущие особи, созданные на пике увлечения Отца органикой, и которых Он считал своим самым перспективным проектом. Почему это было так, старшие братья умалчивали, однако о свойствах души при этом распинались громко, витиевато и взахлеб. Это был ресурс, использование которого открывало грандиозные возможности, но в то же время его окружало такое количество условий и запретов, что было очевидно, что самим братьям-наставникам с трудом удавалось в них не запутаться. Пару раз поставив архангелов в тупик вопросами о том, почему, к примеру, мелкое полосатое животное из семейства кошачьих, проявлявшее, по наблюдениям Кастиэля, весьма узконаправленный, но все же разум, и волю тверже самых твердых углеродных соединений, не является при этом обладателем души и не способно ее вместить, и о том, какова на самом деле природа связи между избранными кровными линиями, качествами человеческих душ и способностью некоторых людей взаимодействовать с ангелами, он убедился, что ответ один – потому, что так угодно Отцу. Ответ этот Кастиэля не удовлетворил, но на другой рассчитывать явно не приходилось, и он счел разумным впредь довольствоваться той информацией, что братья-наставники считали нужным им выдать, и собственными умозаключениями. Людей Кастиэлю встречать пока не доводилось, равно как и касаться благодатью человеческой души, поэтому насчет них своего собственного мнения он еще не составил. С одной стороны, любимые создания Отца по определению должны были быть прекрасными, с другой – многие братья шептались о том, что людей Отец, возможно, ценил именно как коллекцию всевозможных изъянов. Да и уж очень легко люди, в которых изъяны брали верх, перерождались в демонов, с которыми Кастиэль по долгу службы встречался довольно часто и без малейшего удовольствия. С третьей стороны, хоть в логике и не было такого понятия, Кастиэлю просто нравилось учиться, нравилось быть на Земле, к тому же, переподготовка помимо новых знаний сулила и перспективу новых назначений. – Внимание! – Михаил снова ввинтился в его сознание. – Люди близко. Приготовьтесь. Помните, ваша задача не во что бы то ни стало заполучить сосуд – это всегда результат долгой и кропотливой работы – а лишь установить первичный контакт. И не забывайте, что в контакт способен вступить не каждый человек… – …Внимание! Ваша задача – найти подходящий для гербария экземпляр. Будьте осторожны! В этой части парка не должно быть ядовитых растений, но бдительность не повредит. Человеческий наставник, незримо источающий усталость и беспокойство, приправленное горьковатой нотой раздражения от досадной необходимости сто раз повторять одно и то же, звучал почти в точности как Михаил, а внешне напоминал совсем не похожий на прекрасные храмовые фрески сосуд Захарии. Разбегающиеся в разные стороны каплями ртути более мелкие существа – дети – звенели доверчивой беспечностью, уязвимостью, ожиданием хоть и условной, но свободы и незамысловатых приключений. Все, кроме одного. Этот маленький человек выглядел взъерошенным и сердитым, от него тоже веяло беспокойством, и в отличие от остальных детей передвигался он неторопливо, пружинистым шагом. Довольно скоро он сошел с тропы и начал целенаправленно удаляться от спутанной хаотичной паутины чужих маршрутов. Время от времени он оглядывался, явно не желая, чтобы кто-то следовал за ним, но Кастиэль последовал, хотя и испытал при этом странное чувство неловкости. Однако другую цель выбирать не хотелось. Это было бы все равно, что отвлечься от вибрации скрипичной струны ради суховатой дробной россыпи барабанных палочек. Объект его наблюдения между тем легко перепрыгивал и огибал возникающие перед ним препятствия и ловко уворачивался от веток, норовивших хлестнуть его по лицу, будто передвижение по подобной местности было для него делом привычным. Кастиэль осторожно коснулся его сознания и понял, что человек идентифицирует себя как «Дин», «брат» и «охотник». Чуть дальше были отложены определения «мальчишка» и «сын». Человек испытывал чувство голода – его стремительно растущий организм требовал энергии. Задание, выданное наставником, он считал неинтересным и бесполезным, но то, что благодаря этому тупому заданию его учебная группа не сидит в душном помещении, его радовало. Он беспокоился, что кто-то другой – отец (Отец?) – снова исчез на несколько дней, и из-за этого кто-то третий вынужден сидеть в одиночестве и ждать, пока его старший брат пересчитает в парке все пыльные лопухи. Условия задачи казались примитивными, и Кастиэль даже слегка обиделся на братьев-наставников, настолько упростивших им промежуточный зачет. Он начал с того, что, пока ребенок меланхолично выковыривал из земли первое попавшееся на глаза растение, незаметно выровнял энергетический баланс в его теле, плавно сведя на нет дискомфорт от чувства голода. И не успел несчастный помятый одуванчик оказаться на дне столь же пожеванного пластикового пакета, как Кастиэль, просканировав пространство парка, уже располагал необходимой человеку информацией о численности всех разновидностей лопуха на всех шестидесяти акрах парка. Объект продолжал обстоятельно добивать одуванчик, заталкивая пакет в потрепанный заплечный мешок, когда Кастиэль вновь приблизился к его сознанию, чтобы попытаться передать информацию и в процессе передачи плавно начать, как говорилось в инструкциях, «непринужденное общение». Только мальчик, недавно своими действиями напоминавший размеренно жующее жвачку домашнее животное, вдруг резко развернулся, сжимая в руке короткий клинок, его дыхание резко участилось, частота сердечных сокращений тоже возросла, зрачки расширились, взгляд заметался в тщетных поисках угрозы. – Кто ты? – выкрикнул он, стараясь звучать грозно, но голос предательски сорвался. – Я тебя слышу! Ты гудишь, и ветки шевелятся, хотя ветра нет! Покажись! «Не получится, – передал с сожалением Кастиэль. – У меня нет физического тела. Я – волна. Вибрация». Все оказалось сложнее, чем он думал. Внешне простая задача содержала подвох, наверняка заложенный в нее братом Габриэлем. Однако, чуткость и наблюдательность объекта, такого юного и неопытного, все равно вызывала уважение. «Я не опасен», – запоздало добавил он. – Я только хотел помочь. И… познакомиться. Поговорить. Больше ничего». – Ага, как же! – фыркнул мальчик, наморщив нос, усыпанный золотистыми пятнышками. Но пальцы, сжимавшие нож, ослабили хватку. Слегка. – И кто ты? Инопланетянин? «В… некоторой степени», – осторожно согласился Кастиэль. Опыт братьев, прошедших курс земной переподготовки немного раньше, говорил, что информация о контакте с обитателем небесных сфер в этом веке и этой части земного мира могла быть воспринята как восторженно и с благоговением, так и абсолютно неадекватно. – Будете нас завоевывать? – с подозрением спросил мальчик. – Никаких военных секретов я не знаю и помогать не буду! Я маленький и глупый, в школу хожу… и учусь плохо. «Мы не завоеватели. Этот мир с его сотворения столь же наш, сколько и ваш. Мы живем… параллельно. И вмешиваемся в дела людей только тогда, когда это необходимо». – Необходимо вам или нам? – не унимался мальчик. «И вам, и нам, – Кастиэль изо всех сил надеялся, что продолжает звучать миролюбиво. Его первый человек оказался еще той занозой. Однако, он чувствовал, что исподволь начинает испытывать к нему некое подобие симпатии. – Разные бывают ситуации. Иногда нужно… сотрудничать. Даже таким разным созданиям». – С трудом представляю, как можно сотрудничать с вибрацией. Я, конечно, понимаю, ты бы мог, скажем, яблоки для меня с дерева стряхнуть, но это я и сам могу запросто. А что люди для вас могут полезного сделать, раз у вас даже тел нет? Я так думаю, помогать друг другу могут те, у кого желания похожие. Кто понимает, что нужно. «Когда общаешься, начинаешь понимать, что нужно, – сказал Кастиэль, чувствуя, что перенимает у собеседника манеру речи. Он ощущал в мальчике недоверие, которое таяло: неохотно, медленно, но таяло под давлением интереса, потребности общения с кем-то, кто не отдавал приказы и не ждал приказов, а просто… говорил. И в этот момент ему казалось, что это созвучно его собственным мыслям.– Нас этому учат. Мы можем приблизиться к вам и понять многое. Стать как вы на время. Стать почти тобой. Это как экскурсия в мир человека». – Поверь, ты бы не хотел стать мной, – покачал головой мальчик. Его плечи поникли. – Никто бы не хотел. Далекое эхо его мыслей, донесшееся до Кастиэля, говорило о том, что он разрывается между противоположными желаниями, так же сильно стремясь рассказать кому-то о своей жизни, как и надеясь, чтобы об этом вообще никто и никогда не узнал. «Я хотел бы, – тихо сказал Кастиэль. – Только без разрешении нельзя. Можно?..» – Ну да! – хмыкнул мальчик, и все существо Кастиэля задрожало, зная, что это неправильно, что эта интонация не означает согласия, что она прямо противоположна ему. Но это БЫЛО согласие. Наверное, в подобных рассуждениях его поддержал бы разве что демон, но демонам не требовалось приглашение. Кастиэль окутал мальчика теплым золотистым сиянием, ожидая шока, толчка, ощущения увеличившейся силы тяжести – того, о чем говорили более опытные братья. Ничего этого не было. Он видел пылинки, кружащиеся в румяном сиянии солнца – глазами Дина. Он чихнул, потому что одна из этих пылинок пощекотала нос, и потер лицо тыльной стороной ладони Дина. Почувствовал, что потертые кеды на ногах промокли от влажной травы, а ладонь, все еще сжимающая старенький, уменьшившийся от многочисленных заточек нож, вспотела. А потом Дин нахлынул на него со всех сторон, как океан. Дин был звездами, которые так уютно считать, лежа в высокой траве, и громкой музыкой, заставляющей печальные мысли уйти, звонкими прыжками мяча и чашкой томатного супа, который нужно пить, когда простужен. А еще – скучной, но совсем не сложной математикой и щелчками оружия, которое необходимо постоянно перебирать и чистить. Дин был заброшенным домом, терпеливо ждавшим, когда придут люди, которым хочется разгадать его тайны, и грустью о щенке, которого у них с братом нет и никогда не будет, яблоком, которое так трудно разделить на троих, и затаенными воспоминаниями о том, что когда-то их было четверо. Дин был солоноватым вкусом прокушенной губы, упущенной штригой, страхом полета и страхом падения, беспомощностью и силой, защитой и слабостью. Дин был надеждой и предчувствием предательства. Прошлым и будущим. Светом и тьмой. И огромной, всепоглощающей любовью. Ничем и всем. Дин был… Он ощутил, как Дин испуган мощью охватившего его чувства, и перед тем, как на них обоих пала мгла, услышал формулу изгнания, пронзившую его болью, какой он никогда доселе не испытывал. Боль капала, сочилась сквозь мглу голосами диапазоном от равнодушия до жестокости. – Мы этого не предвидели… – Это линия крови. Сосуд, предназначенный Михаилу. Его не должно было быть там. Как это произошло?! Эту группу братьев вообще предполагалось обучать на другом временном отрезке… – …Он слишком юн и восприимчив. Стирание памяти – полумера. Нужно нечто большее. – Это может лишить сосуд слуха. Потом его трудно будет найти и невозможно призвать. – Зато его не призовет тот, кто не должен. – Того, кто не должен, откалибровать до первичных настроек. Направить на переподготовку. – Вас понял. Связь, которую Кастиэль ощущал тонкой нитью бумажного змея, протянувшейся между небом и землей, начала слабеть, ускользать, но перед тем, как она исчезла совсем, он услышал или подумал: «Я все равно тебя найду».