Последнее слово

      Ещё никогда мои грузные сапоги не были настолько тяжелыми. Словно кандалы, которые тянут вниз и делают каждый последующий шаг ещё более болезненным и невыносимым. Но я иду. Поднимаюсь на эшафот на глазах у тысячи людей. Казалось, здесь собрался весь город, чтобы посмотреть на последние минуты моей жизни. Неужели я действительно удостоился такой чести? Конечно же, нет. Я просто пытаюсь подбодрить себя. Пытаюсь отвлечься от мыслей, которые вгоняют в страх и ещё сильнее нагнетают обстановку. А ведь когда-то я думал, что не боюсь ничего. Ни могущественного врага. Ни искусного испанского флота. Ни всесильного английского правительства. Ни даже самой смерти. Но сейчас, в эту минуту я едва боролся с подступающим чувством страха… Оно заполняло каждую клеточку тела… проникало в самые отдаленные уголки сознания… поглощало мою темную душу… И я становился бессилен перед ним. Перед этим разъедающим плоть чувством, которое доселе мне было абсолютно неведомо.       Наконец, я оказался на самом верху. Отсюда был виден весь город с его многочисленными жителями, которые сегодня станут свидетелями моей казни. Я смотрел на всех свысока, словно их вождь или предводитель, готовый сделать важное объявление или призвать объединиться для борьбы с общим врагом. Но это чувство было слишком обманчивым. Никакой я не вождь. Никакой я не предводитель. Я теперь даже не капитан бригантины, за которым шли в бой сотни самых отвязанных пиратов. Я — узник, потерявший всё. Я — осужденный преступник, которого было велено казнить за многочисленные разбои и пиратство. Так написано в приговоре английского правительства. И он не подлежит обжалованию, даже если все пираты объединятся и решат встать на мою защиту. Что ж, я не виню их… Каждый в этом мире выживает так, как умеет. И каждый должен заботиться о собственной шкуре. Моя уже совсем скоро полностью перейдет в распоряжении палача, выбранного для исполнения приговора.       Уполномоченный человек в типичном для английского франта парике и чистом, почти сверкающем на солнце костюме зачитывал все мои злодеяния. Я почти не слышал его. Не хотел тратить на это последние минуты своей жизни. Да и зачем вдаваться в подробности, если я и так знал все свои прегрешения? Я помнил абсолютно всё. Весь мой путь от начала и до самого конца. Помнил всех, кого довелось ограбить или убить. Помнил, на что приходилось идти ради спасения команды. И эти люди для меня всегда стояли на первом месте. Их благосостояние и преданность ценились гораздо выше любых богатств, предлагаемых английским правительством в обмен на прекращение пиратской деятельности. Я мог бы пойти на сделку с властями. Мог бы начать новую жизнь. С чистого листа. С новым, не запятнанным именем, которое позволило бы стать полноправным гражданином. Но тогда я бы предал пиратов, с которыми мы проделали большой путь. С которыми мы поднимались с самого низа. Из самой глубокой ямы. Тогда я бы предал людей, которые всегда верили в меня и шли за мной, не смотря на возможные риски и опасность, подстерегавшую на каждом шагу. Тогда я бы предал Нассау. Этот город, который стал для меня родным домом. Не смотря на то, что я никогда не оседал на одном месте. Всегда кочевал и бороздил моря. Но здесь я нашел свое пристанище. Нашел свою стихию. И ради этого стоило подняться на эшафот. Ради этого стоило умереть.       Солнце безжалостно светит в лицо и слепит глаза. Я щурюсь, но продолжаю окидывать взглядом взволнованных жителей, ждущих исполнения приговора. Они перешептываются, очевидно, осуждая меня за грехи, оглашаемые слащавым франтом. Всё происходящее вызывает у меня ироничную улыбку. Кажется, страх потихоньку отходит. Ещё бы, ведь речь «защитника закона» слишком затянулась и уже порядком утомила меня. Я думаю о том, чтобы он поскорее заканчивал чтение и давал команду палачу. И в этот самый момент мои глаза различают знакомую женскую фигуру, облаченную в длинный плащ с капюшоном. Она смотрит прямо на меня. Её взгляд холодный и надменный. Как и всегда. Чёрт возьми, Гатри ведь всегда так смотрела на меня. А я был слишком слеп от любви, чтобы понять это. Впрочем, не только мне досталось от твоей лживой натуры. Ты обвела вокруг пальца многих мужчин. Подчинила своей воли людей, которые стали работать на тебя, даже не подозревая, как гнусно ты их используешь. Сердце болезненно сжимается. Кровь пульсирует в висках. Я ненавижу тебя так же сильно, как и люблю. Зачем ты пришла сюда, Элеонор? Посмотреть, как я положу голову на плаху? Посмотреть, как палач занесет надо мной топор? Услышать, как хрустнет моя шея, разламываясь пополам? Неужели это то, чего ты всегда хотела? То, ради чего ты объединилась с властями, предав дело всей своей жизни? И кто ты после этого? Королева Нассау? Нет, Гатри. Ты — его чума. Его болезнь. Прекрасная и губительная. Желанная и обманчивая. Притягательная и смертоносная. Ты — моя болезнь. И сегодня я погибну от неё. Погибну от тебя. Надеюсь, ты будешь довольна этим ярким зрелищем. Только, вот, почему ты не в первых рядах? Почему прячешься за спинами людей, укрыв свое лицо широким капюшоном? Почему остаешься в тени, когда должна блистать в лучах славы и собственных удовлетворенных амбиций? Ответь мне, Гатри. Только чистую правду. Хотя бы один раз в жизни. Это всё, чего я хочу на смертном одре. Это моё единственное последнее желание.       — Чарльз Вейн, именем английского правительства, вы приговариваетесь к смертной казни через отсечение головы. Хотите что-нибудь сказать напоследок? — противный звонкий голос служителя закона возвращает меня в реальный мир. Я невольно начинаю осознавать, насколько всё серьезно. Эшафот. Люди. Плаха. Палач, ждущий лишь короткого приказа. Конец неумолимо приближался, погружая меня в новую волну страха, расползающегося по всему телу. Неужели тот час настал?       Я всего лишь на секунду перевел внимание на английского франта, а когда вернулся взглядом к толпе, Гатри уже не было. Её фигура исчезла. Растворилась. Превратилась в пыль, не оставив после себя даже малой тени. Мои глаза забегали по людям в поисках женщины в плаще. Но её нигде не было. Почему? Где же ты, Элеонор? Ты ведь так хотела моей казни. Боялась пропустить этот сладостный момент. Так, что изменилось? Ты не ответила мне. Не сказала ни слова. Оставила в памяти лишь свой холодный и надменный взгляд. Неужели это и есть то, что мне суждено увидеть в последние минуты своей жизни? Зачем ты так жестока со мной?       — Что ж… Видимо, вам нечего сказать. Тогда не вижу смысла затягивать с исполнением приговора, — и снова этот до жути противный голос, раздражающий слух. Он опять отвлекает от размышлений и возвращает в суровую реальность. Палач потянулся за своим основным реквизитом, когда слова полились из моего пересохшего рта.       — Я знаю, за что меня приговорили к казни. Знаю, почему я оказался здесь. И тот длинный список, что вам огласили, подробно раскрывает полноту моих прегрешений. Но всё, что я делал, было ради Нассау. Ради места, ставшего настоящим домом для пиратов. И я защищал его. Как все вы защищали бы свое жилище от воров и посягателей. Английское правительство возомнило себе, что им можно вторгаться в чужой дом и отбирать его. И все пришедшие сюда люди согласны с таким произволом. Мне жаль вас. Жаль, что вам не за что бороться. И не за что погибнуть, — я был тверд в своих заявлениях. Говорил то, что думаю. То, что считаю правдой. И мне было плевать, нравится это людям или нет. Я имел право на последнее слово. И не собирался отказываться от него.       — Это касается и тебя, Гатри, — я всё же увидел удаляющуюся из толпы женскую фигуру. Она замерла на месте, как только услышала мое обращение. Кажется, уйти по-английски у неё не получится. — Раньше я знал девушку, готовую разорвать глотку любому, кто мешает процветанию Нассау. Кто посягает на его порядок. Кто вмешивается в дела города. Да, ты вдохнула в него жизнь. Подняла на самый верх. Сделала Нассау домом для пиратов. А потом продала его английскому правительству. В обмен на свою свободу. В обмен на свою жизнь, — в моем голосе отчетливо слышится осуждение. Да, я осуждаю тебя, Элеонор. Не могу простить то, что ты сделала. Ты предала не только меня. Ты предала всех нас.       Ты медленно оборачиваешься, вставая ко мне лицом. Наши взгляды встречаются. Ты отчаянно пытаешься сохранить привычный надменный вид, но глаза выдают тебя. Кажется, мне всё-таки удалось пробить твою железную броню. Только уже слишком поздно…       — Надеюсь, ты сможешь спать спокойно. Всю свою долгую и беззаботную жизнь, — я смотрел прямо в её глаза. И даже не заметил, как служитель закона дал отмашку палачу готовиться к исполнению приговора. Я почувствовал сильный толчок в спину и невольно шагнул в сторону плахи. А в следующую секунду потерял равновесие и под тяжестью мощной руки палача на своем плече упал на колени. Одна часть толпы загалдела, требуя немедленно казнить пирата, а другая замерла в ожидании. Я почувствовал, как страх мощной волной прокатился по всему телу. На спине и на лбу выступили капельки пота. Мне с трудом удавалось дышать, словно я забыл, как это нужно делать. К горлу подкатил неприятный ком, стремившийся вырваться наружу. И я едва сдерживал этот рвотный позыв. Никогда не думал, что страх может так сковать тело и подчинить себе разум. И сейчас вся моя жизнь зависела только от одного человека, до которого сузилась эта площадь. Да и весь этот необъятный грешный мир. Человека, имени которого я никогда не узнаю. Лица которого никогда не увижу, ведь оно скрыто под маской. Человека, который через считанные секунды занесет топор над моей головой. Сейчас он был для меня всем, ведь от его руки зависело, сколько продлятся мои мучения. И я молился, чтобы всё закончилось быстро. Молился, чтобы он оказался настоящим профессионалом. Я молился на него так, словно он был Богом, а не палачом. И в данный момент он действительно стал моим личным Богом, ведь моя судьба всецело находилась в его руках. Только он один владел ей и мог оборвать в любую секунду.       Палач грубо прислонил моё лицо к деревянной поверхности. Он не церемонится с такими, как я. Не проявляет ни капли сочувствия. Отлично. Значит, у него уверенная и твердая рука. Значит, он всё сделает быстро. Странно хвалить человека, который вот-вот отделит твою голову от тела. Но я должен хоть как-то себя приободрить. Должен победить страх. Должен смириться с неизбежным концом и принять свою участь. Иначе, какой из меня капитан? Я столько раз уже заглядывал смерти в глаза. Столько раз ходил по самому её краю. И теперь пришла пора встретиться лицом к лицу.       Подул приятный прохладный ветерок. Он освежил мое вспотевшее лицо и наполнил легкие воздухом. В голову сразу полезли воспоминания о море, кораблях и победах. О том славном времени, когда все пираты были свободными. Когда они держали водную стихию в своей власти и не делились ей с правительством. Я открыл глаза и увидел перед собой Элеонор. Нет, она не заняла место в первом ряду. Но я хорошо её видел в толпе. Как и сожаление, повисшее на прекрасном женском личике. Кажется, теперь Гатри поняла, что натворила. Поняла, на что обменяла свою жизнь. Ведь её место рядом со мной. Здесь, на плахе. Но я готов сделать это за двоих. Готов сделать это за весь Нассау — город, ставший моим единственным домом.       Руки палача заносятся наверх, создавая соответствующие очертания тени на деревянном полу. А затем резко опускаются вниз. Дальше — темнота. Густая и обволакивающая. Значит, он блестяще справился со своей задачей. Настоящий профессионал. Хотел бы я видеть сейчас лицо Элеонор. Уверен, что она не обронила ни слезинки. Она ведь не привыкла показывать свою слабость. Это отличительная черта семьи Гатри. Её отец не издал ни звука, когда я отправлял его на тот свет. Мне пришлось это сделать, ты ведь знаешь. Тогда — он. Сегодня — я. Когда-нибудь придет и твое время, Элеонор. И тогда мы встретимся вновь. Мы встретимся вновь…