Шантаж

      — Так ты подумала над моей просьбой?       Гроза медленно, наслаждаясь каждым моментом, освобождал тело самки от изысканного одеяния. Он был не из тех самцов, что под влиянием гона рвали на партнершах одежду, ведомые единственным стремлением скорее спариться. Гроза ценил прелюдию, ценил редкие минуты уединения со своей возлюбленной, проявляя себя как самый искушенный мастер ухаживаний. Его дары всякий раз поражали своей щедростью, а победы, совершенные во имя самок, затмевали многие славные подвиги Старейшин. Его любовь была красива от первого взгляда до финального стона, а каждое прикосновение таило в себе поистине невероятную для двухсоткилограммовой махины нежность. Таким представал сын Лавины, властный лидер своего клана, знаменитый охотник и самый желанный любовник из всех Великих Воинов.       — Над какой именно просьбой, мой самец? — томно растягивая слова, Загадка, всем телом прильнула к супругу и, не размыкая объятий, плавно скользнула кругом, обтекая его, подобно ласковой волне морского прибоя. Гроза мерно урчал, отчего его горло и грудь чуть заметно подрагивали. Он стоял обнаженным в богато убранных покоях Главы своего гарема, и слабый свет двух ущербных лун, напоминающих полуприкрытые глаза богини, лился через раскрытое окно, желтоватыми отблесками очерчивая рельефный торс Вожака, играя на его грубой шипованной шкуре и обрамляя тяжелую, ниспадающую до самой поясницы гриву. В лунном свете Загадка казалась рядом с ним золотистым призрачным видением, явившимся из мира ночных грез, драгоценным песком, струящимся по темной скале, сияющей дымкой, обволакивающей сумрачные земли. Его возлюбленная была прекрасна, он мог бы любоваться ею вечно… И она беззастенчиво этим пользовалась, красуясь перед самцом и вводя его в сладостную негу изяществом своих движений, заставляя забыть все посторонние помыслы и желания — все, кроме одного…       — Разве я тебя о многом просил? — и все-таки усыпить его разум полностью не удалось.       — Вот и я не припомню, — проворковала самка. Обнимая своего воина сзади за плечи, она выглянула у него из-за спины и чуть прикусила жвалами складки кожи на мощной шее. Гроза коротко рыкнул и, пошарив за собой руками, ухватил супругу, одновременно разворачиваясь к ней лицом. Его ярко-желтые глаза блеснули в полутьме. Взгляд их был неожиданно спокоен в преддверье ночной страсти и даже… в какой-то мере строг.       — Сын, Загадка, мне нужен от тебя сын. Ты обещала подумать…       Самка вдруг отстранилась и опустила взор. Все так хорошо начиналось, и вот опять…       — Ради тебя, мой воин, я готова на все… — она изящно отвела склоненную голову к плечу, по-прежнему не поднимая глаз. — Но…       — Но? — самец внезапно нахмурился и выпрямился, в нетерпении высоко вскинув жвала. Сейчас он казался выше своей супруги, хотя и был с ней примерно одинакового роста.       — Но не проси меня о жертвах Черному Воину. Он и так получает их сполна…       Гроза замер на мгновение, затем резко повернулся и отошел к окну. Опершись руками на подоконник, он всмотрелся в шелестящую глубину ночного сада, залитого ровным желто-розовым сиянием.       — Да будет так, — голос Вожака прозвучал непривычно печально и глухо в ночной тишине.       Вслед за тем, не говоря более ни слова, самец вернулся к супруге и с прежней нежностью заключил ее в объятия, увлекая на ложе. Загадка улыбнулась чуть заметно: в очередной раз последнее слово осталось за ней.       Самка извивалась под ним, точно ползун на раскаленных камнях, и ее стоны, ее безумные мольбы о слиянии уже становились невыносимыми, пронзая и выворачивая нутро жаждущего, но из последних сил сдерживающегося самца. Загадка глубоко впивалась когтями в его кожу, запускала пальцы в гриву и до боли сжимала ее отростки, в полубеспамятстве пыталась обхватить Грозу ногами и притянуть к себе… Она не могла больше выносить этой пытки, тем не менее супруг стойко сохранял самообладание, неумолимо продолжая свою сладкую расправу, доводя до исступления, выматывая, беспощадно терзая нескончаемыми ласками… Гроза инициировал любовную игру почти час назад, но до сих пор так и не привел ее к логическому завершению, оттягивая момент сокровенного единения уже так долго, что это начинало походить на форменное издевательство.       Ничто не предвещало его коварного замысла. Гроза был нежен и напорист, как всегда. Он уложил свою возлюбленную на кровать, устланную диковинными звериными шкурами, привезенными накануне из очередного дальнего космического странствия, и, нависнув над самкой, сперва некоторое время любовался прекрасным ликом, по которому так стосковался за месяцы, проведенные вдали от дома. Но Загадка не позволила ему слишком долго наслаждаться зрелищем, она потянулась к самцу руками, обвивая его шею, тихо пощелкивая и побуждая вступить в следующую стадию ухаживания. Принимая ее приглашение, Гроза поддался требовательным объятиям и подлег чуть сбоку, частично накрыв самку собственным массивным корпусом, но оставляя себе определенный простор для деятельности. Он начал с неторопливого поглаживания, как будто вознамерился заново исследовать тело партнерши, и его преувеличенно осторожные движения быстро раздразнили ее, заставив издать первый стон вожделения. Тогда самец стал ласкать ее иначе, то пробегая по коже самыми кончиками когтей, то едва прикасаясь ими, то внезапно усиливая нажим и словно бы обводя манящий силуэт по контуру, рисуя все его линии, лицо, шею, руки, грудь, живот… А затем вдруг жадно принялся стирать эти незримые линии своими широкими загрубевшими ладонями, захватывая и сжимая зовущую плоть, но тут же отпуская и с силой проводя широко расставленными пальцами вдоль призывно выгибающегося под натиском тысячи ласк тела.       В свою очередь, массируя подбрюшье партнера, Загадка начала недвусмысленно придвигаться своей промежностью как можно ближе к его паху, но Гроза внезапно ушел от контакта и сместился ниже, вновь принявшись чертить на коже самки неведомые узоры, подключив теперь к этому процессу еще и жвала. Легонько пощипывая ими нежную чешую, самец раз за разом приближался к истекающему входу, но, едва доходя до него, возвращался к груди и плечам, кусал нежно шею, ощущая ее вожделеющий трепет, и любовно пел прямо в ухо мечущейся от желания самке, испуская друг за другом сводящие с ума магнетические трели и окутывая партнершу густым феромоновым облаком.       Сложно передать словами, каких трудов Грозе стоило сдерживаться так долго. Аромат возлюбленной стремился поработить его сознание, ломая все воздвигнутые самцом барьеры. Внутри все разрывалось и пульсировало, предэякулят уже стекал по коленям, дрожь все настойчивей пробивалась по телу, борющемуся с великим искушением. Это было невыносимо… Но Гроза твердо решил не сдаваться. Он продолжал титаническим усилием воли удерживать концентрацию, а распаленная его движениями самка приходила с каждой минутой во все большее неистовство.       Гроза оставался неумолим. Он добавил к ласкам свой язык, и теперь, будто бы заполнял невидимой краской нанесенные на тело самки контуры, делая чувственные и витиеватые мазки этой своеобразной кистью. Скользя раздвоенным кончиком по всем изгибам и складкам, он то задерживался на мгновение, то начинал перемещаться легко и стремительно, щекоча в одном месте и тут же с нажимом вылизывая в другом.       Неутихающие стоны самки постепенно стали заглушать характерный рокот возбужденного самца. Загадка безуспешно пыталась перенаправить его к своему лону, но Гроза всякий раз уворачивался и продолжал свои изощренные ласки. Наконец супруга попыталась сама запустить внутрь себя пальцы, но ее запястья немедленно были сурово схвачены, уведены вверх и прижаты к ложу, а мучитель так и продолжал невозмутимо свои нечестные манипуляции.       Когда язык Грозы впервые будто бы невзначай коснулся раскрытой клоакальной щели партнерши, самка уже просто взвыла, но самец сразу ушел выше, и вой повторился, теперь с примесью отчаяния. И вновь последовали ласки «вокруг да около», а затем Гроза опять наклонился над жаждущей вульвой и неторопливо снял языком выступившие из нее любовные соки, с наслаждением затянув их в пасть и развратно облизнувшись перед ошеломленным и умоляющим взглядом самки. Моментально уловив эту молчаливую просьбу, Гроза с утробным рыком склонился, словно вознамериваясь продолжать, но, вопреки надеждам супруги, вдруг спустился вниз, начав ласкать бедра, покусывая их внутреннюю поверхность в непосредственной близости от пылающего входа, и постепенно уходя к коленям. Одновременно он массировал и сжимал голени возлюбленной, жадно проводя руками до самых стоп, перебирая пальцы ног и вновь возвращаясь к подколенным ямкам. Его длинная грива рассыпалась, укрыв самку, и этот нечаянный контакт возбуждал еще больше, когда отростки в беспорядке соскальзывали по ее животу, лобку и бедрам, следуя за движениями самца. Загадка изгибалась и мяла руками шкуры, пытаясь нащупать хоть какую-то опору по бокам, стремилась поджать ноги, которые самец проворно ловил и тянул на себя. Ее конечности то оказывались на его плечах, подвергаясь легким укусам и поглаживаниям, то обманным жестом разводились в стороны, но, вместо того, чтобы начать спаривание, Вожак неизменно придумывал что-то иное.       Самка уже кричала, не сдерживаясь и моля взять ее, только любимый отказывался внимать, продолжая одному ему ведомую игру. Его пенис восставал, требуя своей доли ласк, однако Гроза не позволял партнерше дотронуться до него, отводя беспомощно тянущиеся руки и не давая супруге подняться. Наконец, словно сжалившись, он все-таки приблизился к промежности Загадки и начал прикасаться к покрытым слизью краям клоакальной щели мандибулами, едва проникая внутрь и вызывая у партнерши дрожь по всему телу и предоргазменные корчи. Клитор самки набух и выставлялся теперь яркой горошиной, маня к себе. Когда язык самца вновь показался из пасти и принялся обводить чувствительный бугорок по кругу, поочередно надавливая и щекоча, самка застонала громче прежнего и попыталась скрестить ноги, но сильные руки легли на ее колени и удержали их в широко разведенном состоянии. Находиться на грани становилось все сложнее…       Неожиданно погрузив все четыре жвала в нежные благоухающие складки, Гроза растянул их, и сразу же дерзко нырнул языком вглубь лона, исследуя каждый изгиб внутреннего рельефа семяприемника. Несколько минут он стимулировал супругу таким экзотическим образом, меняя частоту и амплитуду движений, после чего самка вдруг вскрикнула громко и надрывно, схватилась за плечи самца, подаваясь к нему всем телом и в порыве страсти разрывая когтями крепкую кожу, а потом резко откинулась назад, отпуская его, заметно обмякая и подрагивая.       Но Гроза еще не закончил. Его член уже показался наполовину и твердел с каждой минутой, больше тянуть не было ни возможности, ни сил… Навалившись на самку, Гроза прижался животом к ее животу и скользнул пенисом по мокрой горячей ложбинке. Загадка прогнулась, готовясь наконец-то принять в себя вожделенный орган, но горячий стержень самца внезапно прошел мимо! В следующий момент Гроза, чувствуя подступающее семяизвержение, поместил член между бедрами самки так, чтобы он касался возбужденного клитора, после чего сильно сжал ноги супруги своими ногами и принялся совершать резкие движения вдоль ее клоакальной щели.       Оргазм накрыл их одновременно, Гроза что есть силы обхватил Загадку, отчаянно бьющуюся под ним, и усилил фрикции, выбрасывая семя на ложе, прямо под пляшущие ягодицы партнерши. Громовой рев сотрясал покои, заставляя оконные стекла дребезжать. Напряжение схлынуло так бурно, что Грозе невольно показалось, будто он снова кончает первый раз в жизни…       Они долго лежали рядом, изможденные, на липкой и вымокшей измятой постели, лежали и молчали. А потом Гроза все так же молча поднялся и впервые вознамерился покинуть комнату любимой жены после ночного соития с ней. Раньше он всегда оставался до утра… Самец уже стоял в дверях, когда Загадка, не выдержав, окликнула супруга и потребовала разъяснений. Он задержался лишь на секунду, чтобы, не оборачиваясь, произнести:       — Если у меня не будет сына, то и у тебя не будет дочерей, — после чего вышел, оставив жену пребывать в глубоком шоке.       Отец Загадки пал в битве, когда самка была на выданье. Юная дочь Утренней Звезды в тот год мечтала о семейном счастье, ожидая, что к ней вот-вот посватается какой-нибудь славный и благородный воин, смелый и сильный, великодушный, нежный — точно, как сыновья древних Вождей, о коих сказывала легенды ее старая тетка. Томясь в ожидании своего женского счастья, прекрасная дева гадала, каким же он будет, ее суженый, и видела чарующие сны, и украдкой вздыхала, сидя за рукодельем в открытой беседке среди цветущего сада. Но, когда подошло время шагнуть навстречу своей судьбе, самке пришлось вместо волнительного знакомства с мужественными претендентами пережить двойное потрясение.       Сперва пришло известие о гибели отца, и некогда крепкий гарем Великого Вихря стал рушиться прямо на ее глазах. Загадка видела, как горюют самки, видела, как убивается по возлюбленному ее мать… Она вместе со всеми скорбела в тот момент, хотя и знала отца не так хорошо, как хотелось бы — Вихрь являлся приверженцем консервативных взглядов и почти не общался со своими отпрысками. Но, что больше всего потрясло молодую самку, так это осознание, что и ей, возможно, будет уготована в будущем подобная потеря… Прежде она не задумывалась о смерти. Ну, что же, все живут и все умирают… Но лишь в ту тяжелую пору ей было суждено понять, каково это — хоронить своего воина, прощаясь с ним навсегда. Она ощущала боль, с какой переживает утрату весь гарем и внутренне страшилась, что, полюбив, будет вынуждена однажды испытать те же чувства, ибо жизнь охотника может быть ослепительна в своем величии, но удручающе коротка…       Затем пришли захватчики. Так Загадка вместе с матерью и еще несколькими самками оказалась в распоряжении Беса, воина из Высшей касты, порывистого, жестокого, самоуверенного самца. И смотрел он на юную деву отнюдь не как на падчерицу…       Постепенно Беса приняли все захваченные им самки, и лишь дочь Утренней Звезды раз за разом отвергала его навязчивые ухаживания, убегая и подолгу прячась среди богатых и пышных угодий его гарема. Она могла покинуть его, и он бы не имел права воспрепятствовать, но идти ей было просто некуда; подле матери и теток проходила вся ее жизнь, иной Загадка не знала. И наступил тот момент, когда она оказалась готова смириться со своей участью, подумав, что о Бесе, ежели с ним случится какая-нибудь трагедия, она хотя бы не станет горевать, как вдруг… Ей повстречался Гроза. Сын Лавины ходил в то время в статусе Старшего Кровавого под началом прославленного Пустоши. Ему было шестьдесят лет, Загадке — всего тридцать. Молодой Воин лишь начал задумываться о собственном гареме, прежде довольствовавшись чередой временных отношений со старшими самками. Он уже выбрал незанятый участок и отстраивал на нем первые сооружения. В то знаменательное утро он оставил автоматику за возведением стен, а сам отправился пройтись по округе, дабы присмотреть для себя пару невест, даже не догадываясь, что в этот день ему суждено будет обрести единственную любимую.       Они встретились на границе владений гарема Беса и более уже не смогли расстаться. Гроза твердо решил, что либо вернется к себе вместе с Загадкой, либо не вернется вообще. Он вызвал Беса на поединок, и ценой многих ран отбил дочь Утренней Звезды у более крупного соперника. В тот же вечер, в недостроенном доме, сквозь крышу которого можно было видеть звезды, на неказистом самодельном ложе, убранном свежевыделанными пахучими шкурами, Гроза и Загадка впервые познали любовь друг друга, в дальнейшем бережно пронеся это прекрасное чувство через годы в его первозданной чистоте и великой силе.       В гареме Грозы проживало двадцать шесть самок — достаточное количество, но отнюдь не предел для Вожака. Он мог бы содержать и обеспечивать больше, много больше, однако остановился, последний раз приведя в дом новую супругу около пяти лет назад. Многие из самцов стремились к новизне отношений, ежегодно пополняя свои гаремы, и не чувствовали себя без этого достаточно счастливыми. Впрочем, они с той же легкостью расставались с наскучившими самками, уступая их соперникам, либо просто отпуская на все четыре стороны, как только тем опостылевала вечная конкуренция за внимание партнера. Гроза смотрел на семейные отношения принципиально иным образом. Он считал пороговым числом жен то, при котором еще сохранялась возможность побыть с каждой, уделив ей столько времени и сил, чтобы после самка могла уснуть крепким удовлетворенным сном, и совершенно не разделял стремление иных высокоранговых самцов раздуть свое семейство до таких величин, чтобы имена жен просто перестали запоминаться. При том, отбить у сына Лавины хотя бы одну партнершу являлось для прочих воинов задачей попросту невыполнимой — за те пятьдесят лет, что существовал его гарем, ни одну из самок Гроза не уступил конкурентам, а насмерть задрал, наверное, более полсотни нарушителей.       Любая дева сочла бы за счастье стать спутницей Грозы, но, увы, он более никого не звал за собой. Да и в прежние времена он выбирал лишь достойнейших из достойных. Многие свободные самки вздыхали по нему украдкой. И, если уж, совсем говорить начистоту, многие рано или поздно добивались его внимания, но лишь в том случае, если знали, на что шли. Супруги Грозы были прекрасно осведомлены о его случайных связях, но глядели на факт их существования сквозь пальцы, про себя радуясь, что он не тащит в дом каждую приглянувшуюся вертихвостку, чтобы потом обеспечивать и ублажать ее наравне с ними. Тем более, что сын Лавины интрижками не злоупотреблял, средства на стороне не транжирил, а супругам действительно стремился угождать всегда и во всем.       Но, боги, насколько же тяжело ему теперь приходилось отступаться от этого негласного правила, обделив собою не просто одну из самок, а свою возлюбленную, к тому же, Главу гарема! Однако Гроза понятия не имел, что он еще может предпринять, дабы получить от нее долгожданного наследника. Он уже пробовал спорить с Загадкой, но не смог пересилить ее железных доводов, он пробовал просить и уговаривать, но не добился никаких уступок, пробовал, в конце концов, использовать банальный подкуп, но и тут потерпел полное фиаско… Последнее, что пришло ему на ум — это подлый шантаж, угроза в случае дальнейшего неповиновения оставить Матриарха без потомства вообще… В комплексе с жестоким, хорошо продуманным плотским искушением, это имело неплохие шансы сработать. Лишь бы у самого хватило терпения…       Негодяй измывался над ней уже третью неделю, причем, каждый раз выдумывая новые способы. Гроза, словно в молодые годы взял моду ежедневно обслуживать весь свой гарем, да еще и не по разу, приводя в восторг остальных жен, но выдыхаясь и полностью истощая запас семени к вечеру. В таком состоянии он являлся к Загадке, ласкал ее, доводя за крайней степени возбуждения, а затем бессовестно засыпал, иногда даже не удовлетворив самку, а иногда даже в процессе… Время от времени он дразнил ее, вроде бы начиная спаривание, но в самый ответственный момент покидая лоно и с ехидной усмешкой выпуская сперму на пол. Но, пожалуй, самым верхом садизма Грозы были оргии с участием всех его самок, в ходе которых Вожак сперва начинал прелюдию с Загадкой, но, возбудив ее до предела, внезапно останавливался и переключал свое внимание на других партнерш, тут же спариваясь с ними на глазах у изнывающей Главы гарема.       Всякий же раз, когда самка принималась возмущаться, Гроза проникновенно улыбался, приобнимал любимую и урчал ей на ушко:       — Сын, дорогая, мне нужен сын. Пообещай мне, и я вновь буду твой.       Загадка в ответ на это психовала и удалялась в свои покои, либо выставляла самца за порог, если действие разворачивалось непосредственно в них, потом бессильно выла, пугая других самок, а через день все повторялось по той же схеме.       Но все же воля Матриарха оказалась не так сильна, как бы ей самой того хотелось. Да и отплатить супругу, имеющему массу вариантов реализации своего инстинкта, той же монетой Загадка не могла — она любила Грозу и не ушла бы от него, наверное, даже в том случае, если б он начал вести себя как последняя скотина… А он в том-то и дело, что вел себя, как всегда, участливо и нежно, и лишь их интимную жизнь изуродовал до такой степени, что хоть садись и плачь…       Загадка сдалась на семнадцатый день, и следующие же сутки Гроза не выпускал ее из постели, покуда не потратил весь запал, рассчитанный на два десятка партнерш. Он одновременно упивался своей безоговорочной победой и наслаждался телом любимой самки, по которому так невыносимо стосковался, он брал Загадку почти беспрерывно и никак не мог насытится, под конец так измотав ее, что та уже не соображала, где находится, какой сейчас день и наяву ли все происходит. Потом они долго и беспробудно спали, а потом снова спаривались, как ненормальные. Лишь к концу недели все потрясения улеглись, и конфликт забылся окончательно. Но с тех пор у Грозы появился еще один повод гордиться собой, а у Загадки… У Загадки появилась нешуточная дилемма.       Инкубатор дал сбой. Да, именно так она объяснит мужу произошедшее. Ну, кто ж виноват, что дурацкая железяка не смогла удержать нужной температуры? Еще и показатели неправильно выдавала… Новый инкубатор? Да, конечно им нужен новый инкубатор. И они вновь попробуют произвести на свет потомка мужского пола, ну честное-благородное! А там… А там она придумает что-то еще…       Загадка уже пять минут стояла перед выпуклым стеклянным колпаком и беспомощно созерцала одиноко торчащее во влажном субстрате крапчатое яйцо, переводя взгляд то на термометр, то на соседний отсек инкубатора, где важно возлежали три ее будущие дочки. Сейчас оба отделения нагревали кладку с одинаковой силой, следовательно, из всех яиц должны были выйти только самки. Значит, шантаж? Так получай в ответ обман, дражайший супруг. Теперь квиты.       Окончательно уверившись в собственной правоте, Матриарх уже собралась покинуть помещение, как вдруг на полпути остановилась и вновь с сомнением оглянулась на единственное, такое особенное яйцо, ради которого пришлось столько вытерпеть. А ведь она еще никогда не лгала Грозе. Ложь — признак страха. Лгут из опасений потерять, либо навлечь гнев; лгут лишь слабые духом… Но, разве, она боится любимого? И, разве, может он предать и бросить ее? Нет. Исключено. И у нее хватит духа сказать ему «нет». Она так решила, и ни к чему врать. Черный Воин, возможно, когда-нибудь получит ее охотника, но он никогда не получит ее сына.       Загадка сделала еще один шаг к выходу… И остановилась вновь. Она решила не лгать. Но она дала свое обещание, а, стало быть, солгала заранее… Боги, ну ведь она совсем тогда себя не контролировала!       В отчаянии заломив руки, самка вернулась к инкубатору и, поколебавшись пару мгновений, повернула регулятор. Вот так… Теперь у нее будет сын. И Гроза наконец успокоится. И никакого вранья…       И опять не так! Не должно быть так! Это неправильно!       В раздражении рявкнув, Загадка встряхнулась всем телом. Подумать только, она сейчас не была хозяйкой ситуации в таком банальном деле, как выращивание потомства… Приходилось уступать вредному, капризному, наглому, но такому обожаемому самцу. Уступать в деле принципа! Негодующий рокот Главы гарема повторился. Переступившую порог младшую самочку точно ветром сдуло. И хорошо — не следовало Матриарху под горячую руку попадаться. Загадка сейчас принимала, наверное, самое трудное в своей жизни решение…       Итак, она не хозяйка ситуации. Печально. Ну, так пусть и Гроза, любимый супруг, тогда побудет в стороне. Когда нельзя определить чью-либо правоту, не лучше ли предоставить выбор самой судьбе? Уж она-то никогда не ошибется.       От этой мысли Загадка внезапно расплылась в улыбке. Она не солгала. Но и принципам своим изменять не собиралась. Продолжая довольно скалиться, она еще раз повернула ручку регулятора, устанавливая температуру на пограничное значение. В половине случаев при таком режиме из кладки появлялись самцы, а в половине случаев — самки. Полная неопределенность. Наконец-то Загадка все решила. Оставалось лишь ждать…       Что ж, если ей суждено подарить Грозе сына, то так тому и быть. Если нет, то пусть благоверный больше не возникает.