Беда и случилась. Немаленькая.
Я ничего плохого не делал. Сидел в каюте, читал, пытался чего-то нарисовать. Если первое у меня более-менее выходило, то всё остальное — нет. И в этот момент в комнату ворвалась Гути, вся в слезах и страшно обеспокоенная. За ней шёл Март. Плакать он не плакал, но тоже был какой-то как в воду опущенный, бледный и вдобавок дрожал. Я очень по-нехорошему заёрзал: — Ребят, что случилось-то?!.. — Командор Сато… он… он погиб… — дрожащим голосом произнесла Гути и разревелась. — Э… это что?.. — Я как-то очень недобро икнул. — Как он… п-погиб? — Мужественно, — сквозь слёзы сказала Гути. — Он… пошёл на тара-а-а-ан!!! — И опять заплакала. У меня душа в пятки ушла. Тем временем Март коснулся своего рта двумя пальцами и приложил их к стеклу иллюминатора: — Дядя, со мной всё хорошо… Моё бедное сердце из пяток ускакало в носки: — ДЯДЯ??! — Да… он был моим дядей, — пояснил, опускаясь около меня, Март. Я попытался поскрести то, чем, собственно, у меня заросла голова (тщетно) и по-дружески обнял Марта за плечо: — Не горюй… Он был героем, таким мы его и запомним… И будем помнить до конца дней своих. Вдруг кто-то чмокнул меня в левую щёку. Я скосил глаза и увидел Гути. — Март, у меня идея… Час спустя в каюте Марта висела нами же смастерённая стенгазета из фотографий Джуна и Марта. А внизу было коряво подписано почерком Марта:Дядя, мы тебя помним…