Обратная сторона Амстердама

      — Мы с Джо, — Дом демонстративно подтянул к себе Джо, — надрались и готовы показать этим сучкам, как нужно двигаться.       Конор засмеялся — похоже, Джо снова строил дурацкие лица.       — Я сучка, показывайте мне. — Ответил Конор.       — Замётано!       Дом захохотал, и Джо тоже, с запозданием — не услышав шутку, а заразясь смехом. От этого Дому стало ещё смешнее, и его тело затопил жар, который в душном помещении чувствовался противно, но парень не сдал назад и повёл Джо в середину танцпола, расталкивая по-доброму хмельную толпу. Играло что-то из 80-х, что-то предельно гейское, и Дом нашёл в этом насмешку жизни: если даже она считает тебя пидором…       Он начал исполнять движения, которые видел в детстве на выступлении Дайаны Росс, смущая Джо, но одновременно с этим показывая, что быть в центре внимания не страшно. И что хуже Дома ему всё равно не станцевать.       Дому нравилось быть клоуном для близких: с ними он знал наверняка, что смеются над ним беззлобно, тогда как некоторые люди принимали его за безмозглого болванчика без собственных чувств и без эмоций, отличных от радости. Дому нравилось быть клоуном для Джо, потому что чувствительный парень всегда знал, где лежит та линия, за которой начиналась болезненная бравада, звал Дома в сторону и спрашивал: «Что тебя расстроило?»       Поэтому подстёгивать Джо, срывать с него остатки стеснения Дому было особенно приятно, во сколько бы это ему не обходилось. Сейчас это обошлось ему в пьяные насмешки от окружающих, но какая будет разница, если Джо забудется? Забудется Джо — забудется и Доминик. А Джо забылся, Дом может прочесть это в каждом движении: в плавной переступи ног, в ритмично подёргивающихся пальцах, в растрепавшихся волосах, которые сделали образ парня поэтичным.       «Воздушным», — поправил себя в голове Дом, потому что «поэтично»? Серьёзно? Впрочем, «воздушно» тоже не внушало гетеросексуального доверия.       Весь вечер они оба не замечали, как перетекает одна песня в другую, но не заметить перехода между диско и Нирваной было невозможно, особенно когда все вокруг начали скакать и трясти шевелюрами, хотя, по правде говоря, было чем трясти только Джо. Дому же приходилось выкручиваться без патлатой головы и гитары в руках, а ведь это восемьдесят процентов танца под любую гранж-песню.       К счастью, Джо плохо контролировал свою координацию под градусом и волосами, всё время заваливаясь вперёд, на Доминика, а тот подхватывал его и кричал строчки вместе с ним, больше не заботясь о своей непригодности для гранж-плясок.       — Изнасилуй меня, мой дру-у-уг!       Протянув это впервые, они рассмеялись друг другу, выпадая из общей массы на секунду дольшую, чем все остальные секунды, но всё ещё обидно короткую.       — Ты единственный! — Менял Джо строчки на ходу.       — Ты тоже! — Не в такт отвечал ему Дом. Но какая разница, если это правда и таких, как Джо, он больше не встречал?       Они пару раз отдавили друг другу ноги, обезмозгленные финальными риффами, кричали об изнасиловании сухими от жары глотками, все в комнате слились в одно потное месиво, и Джо телами прибило к Дому сильнее, чем алкоголем. Он схватился за его плечи — Дом в ответ поддержал друга, хватая его за рубашку на спине. От дыхания Джо на шее было ещё жарче, чем от кожи вокруг, но это была приятная жара, маленькое напоминание и ёмкое замечание: твой друг жив и любит тебя в это мгновение так же, как и в прошедшее.       Порой скрывать свой ласковый взгляд на людей Доминику было сложнее, чем обычно.       — Выпьем! — Прокричал чей-то сорванный голос.       И хотя они не были конформистами, есть такие позиции, которые нуждаются в поддержке.       В поддержке нуждались и они с Джо, как выяснилось после шага к сервировочному столику: танцы и духота заставили их тела гонять кровь в режиме «турбо», а вместе с ней прогнался и алкоголь.       — Чёрт возьми, — возник Дом, — да ты же пьяный.       Джо выпучил глаза и забавно скосил их на парня.       — Нет.       Дом продолжил смотреть на него, пока хозяин вечера разливал напитки, так что Джо пришлось дополнить чем-то ответ:       — Я даже могу выпить на брудершафт и не запутаться.       Словно подгадывая момент, жизнь рукой какого-то парня протянула рюмку водки ему, потом Дому, а потом отступать было некуда, так что они подняли свои «бокалы» за четырёх китов рока, выслушали имя каждой составляющей каждого кита, закатили глаза и наконец залили их, скрестив руки.       «Это странный вечер», — подумал Дом. Он вдруг заметил Фила, несущегося через всю комнату и вылетающего во входную дверь. «Очень странный».       Зажмурившись, парни потянулись по традиции чмокнуть друг друга в щеку, но столкнулись губами, всё с теми же гримасами издали звуки даже более глупые, чем их лица, и обнялись.       «Очень».       — Прости, — сказал Джо, и Дом понял, вернувшись на прежний уровень реальности, что очень долго смотрел на него, вынудив попросить прощения.       — А, да, — скомкано ответил он, — не парься, чувак. Тебе многие здесь теперь завидуют…       — Ну, — Джо мило — а как иначе — улыбнулся и с небольшим усилием проговорил: — никто, на самом деле.       Дом поднял свои брови, чтобы как можно более выразительно посмотреть на мелкого засранца. Джо не был обделён чувством юмора, но подъёбывал кого-то, а тем более Доминика, он, только когда был…       — В стельку, да?       — Нет! — Прикрикнул Джо, что с его мягким голосом звучало приятно и далеко от настоящего крика.       «Он что, всегда так кричит? Везде? А если в…» — эту мысль перебила мысль более здоровая: «Хватит развивать тупые идеи, чёртов ты фрик». Эта здоровая мысль давала ему ментальную пощёчину каждый раз, когда Джо выдавал что-то милое.       «А это значит постоянно».       — Ты всегда ругаешься со мной, когда пьян.       Дом ожидал, что в ответ ему отпустят колкое замечание или дерзнут, но Джо как-то сдулся и ответил не в своём стиле:       — Прости, я, наверное, устал.       Да, Дом ожидал многого, даже ласкового ответа, но не раскаяния, которое подожжёт его собственные щёки.       — Всё в порядке, мне даже нравится, — он приобнял парня. — Хочешь полежать или, может, посмотреть коллекцию кассет Manic Street Preachers у меня в комнате?       Дом подмигнул ему, и Джо расплылся в улыбке.       — Только мне мама сказала до восьми вернуться, — ответил он, пока Дом вёл его, так и держа за плечо, к лестнице.       — Я подвезу тебя прямо к школе завтра утром.       Джо прыснул и пьяными шагами направился по узкой лестнице наверх, ощущая, как его подталкивают-поддерживают за задницу. «Это ради его безопасности», — сказал себе Дом.       В комнате, которую они выбрали — а выбрал пьяный Джо ближайшую — было действительно полно музыки, только это были пластинки и мейнтстримный в кругах музыкантов проигрыватель. Дом только это и успел заметить, прежде чем Джо плюхнулся на кровать.       — Дом, — гундосил он в подушку, — я такой пьяный. Тебе стыдно за меня?       — Ты очаровательно пьяный, — улыбнулся Доминик, между прочим, тоже изрядно выпивший, и стянул с парня ботинки, — и я всегда горжусь тобой.       Он собирался развернуть Джо, чтобы тот не задохнулся или что-то такое. Как это происходит с людьми, вроде «захлебнулся в луже», «повесился на поручне»; по крайней мере, этого требовал заботливый Доминик, которого разбудил пьяный Доминик. В любом случае, когда он потянулся к Джо, тот начал переворачиваться сам и уже через двадцать героических секунд лежал на спине, убирая непослушными руками светлые волосы с лица.       — Фух, — искренне, без демонстративности выдохнул Джо, — опять устал.       — Хочешь, — предложил Дом, копающийся в пластинках, — послушать Марвина Гэйя?       — Он такой гей, Дом, — резонно заметил Джо. — Очень хочу.       Парень поставил пластинку, иголку и после приглушённо-шуршащего скрипа музыка разлилась по комнате.       — Я обожаю эту песню. — В сердцах сказал Джо и принялся пьяно намурлыкивать «I Heard It Through The Grapevine», прикрыв золотистые глаза.       — Теперь мне придётся страдать всю жизнь, держа рот на замке, чтобы не выдать твой секрет.       — Какой?       — Тот, в котором тебе нравятся песни Гэйя.       Джо прыснул, от чего самовольные руки раскинулись: одна упала на его грудь, а другая съехала к виску. Выглядел он драматично и… «Просто драматично».       — Спасибо.       Задумавшийся на миг Дом услышал благодарность, и его рот поспешил ответить, как обычно, хоть что-нибудь, не дав мозгу Дома времени:       — Я для тебя что угодно сделаю. — Сказал он серьёзно и немного протрезвел от собственной интонации.       Джо сладко ему улыбнулся (если видел его).       — Когда я пьяный, ты ещё милее.       — Ага, — Дом сел на кровать, едва не промахнувшись мимо оной. — А ты, когда пьяный, всё та же пуська.       В ответ на смутную претензию Джо лениво засмеялся.       — Только хочу обниматься ещё сильнее.       Дом раскинул руки и принялся ждать, когда Джо сможет подняться в сидячее положение, но после двух провалов он сжалился и сам поднял его, обнимая. Джо, не в пример протрезвевшему под грузом ответственности Доминику, ничерта его не обнимал — только закинул руки на плечи парня. Но он правда старался совладать с телом, пока Дом старался совладать с разумом.       — Как хорошо, что ты у меня есть, — прошептал Джо.       Дом не нашёл в себе сил ответить на это шуткой. Он едва ли нашёл в себе силы разорвать объятия, но случайно провёл губами по гладкой щеке, а дальше всё как в тумане, только приятное тепло на непослушных губах. Дом прижимался ими к Джо бездыханно несколько долгих секунд, даже набрался смелости приоткрыть их для чего-то большого, чем невинное прикосновение, но словно выпустил из себя всю решимость и вместо взрослого поцелуя отпустил губы парня.       Он выдохнул наконец воздух, застрявший где-то между лёгкими и сердцем, но глаза его оставались закрыты и отодвинуться, чтобы увидеть лицо Джо, Дом не смел. Не смел он и просто пошевелиться.       Только выдох у щеки заставил его раскрыть глаза, чтобы увидеть слабую-слабую улыбку и опускающиеся веки.       Джо провалился в сон, и руки его повисли на шее Доминика в безвольном, вероимчивом жесте.       Не трясущимися, но похолодевшими руками Дом уложил его на кровать, расстегнул рубашку и ослабил ремень, не поднимая глаз на голое тело, которое он видел сотни раз. Сейчас, как ему казалось, он не имел права смотреть даже на одетого Джо, не после того, как предал его пьяную доверчивость.       Он выключил проигрыватель, открыл окно, чтобы проветрить комнату, видевшую больше, чем видел даже сам Доминик, выключил свет и вернулся на кровать. Сел и уставился на спящего парня.       Под окном кто-то простонал, и Дом, внезапно пристыженный этим звуком — тем, от кого хотел бы слышать его, — спрятал лицо в ладонях.       Впервые в жизни Доминик по-настоящему ненавидел себя.