...Любовь, быть может, и живёт три года, Но одержимость - это навсегда. Не встанет на пути моём погода, Слежу за Вами в ливни и снега... 20.06.2018
позади тебя ползти мне вовек не надоест - alea jacta est.
замки без отмычек, железные двери - ключ от них безвозвратно потерян. мы встретимся снова - в аду. клянусь, что тебя я найду, и не нужна карта или вергилий, черти сами проводят меж пламени. пойми, мне лишь нужно внимание, плевать, кем мы стать могли (ли?) - те мечты давно уже сгнили. под ногти мне - иглы, стекла куски в горле. кого ты зовёшь "милый"? кем разум твой болен? не лезет в глотку дешёвая водка, по пятам шастает твой двойник - напишу об этом в сожжённый дневник без обложки, с героиновой ложкой на предпоследней строке, где рисунок "две барби", а не "барби и кен"; с одной только подписью вместо имени: прости меня, спаси меня. подобно икару приму смерть и кару, но от твоих только лучей. на других заглядываться ты не посмей: свою клятву несёт вечный вассал, что запретным плодом давно одержим - и хотя глас змия не губил, а спасал, он продолжает точить клинки и ножи, чтобы однажды разрезать картину с адамом и евой - наполовину, чтоб еве на блюдечке подарить жизнь. над домом твоим гаснут все фонари, и, влившись в отчаянный последний ритм, глас смутно знакомый (твой) мне говорит отдать предпочтенье не каре, а ванне. хорошо, дорогая, но лишь в маске хання, сползшей вроде петли на шею. я будто старый плешивый мошенник - выбиваясь из сил, страницы альбомов листаю, впитав твоих взоров несчётные стаи, клянусь, чуть дыша: "я тебя забываю". сгустив запущенный кризис веры, победно воскликну, что дух мой ныне свободен - но блеск от браслета княгини веры напомнит, что клятв таких боле десяти сотен срывалось с уст глупца или убийцы: я уже не уверена, кто в чертогах таится - пускай их врата кисти белые вскроют, ответят нам всем на вопрос простой: "кто я?" возвращаю в укрытье сети моей паутины, вот комок бесполезный уже на руку намотан. собрав всю смелость души воедино, вопрошу небеса наконец-таки: "кто ты?" ответом, что ввергнул разум в белую кому, была мне всего одна аксиома: ты моя тератома, я твой ecce homo.